Царь Дмитрий - самозванец

Это преступление гнусное вызвало возмущение всеобщее,

но устрашенные Годуновым бояре молчали. Один лишь Федор Никитич Романов имел смелость выступить с обличениями беззакония царского, на заседании Думы боярской бросил он в лицо Годунову обвинение в покушении на жизнь князя Симеона и в других преступлениях, открыто сказав о причастное™ Годунова к загадочной гибели царевича Димитрия. Рассказывают, что дело до рукоприкладства дошло, царь с первейшим боярином сошлись в схватке прямой, к великому соблазну всей Думы, и в схватке той Федор Никитич Годунова на пол завалил. Так ли все было, доподлинно неизвестно, но вскоре поползли слухи, что царь при смерти. Слухи еще больше усилились, когда после двухнедельного отсутствия на публике Борис Годунов приказал отнести себя на носилках на службу в храм Благовещения. Выглядел он очень плохо, спал с лица, морщины углубились, руки же свитских, поддерживавших его под локти, к концу службы заметно дрожали, видно, обвис он на них всей тяжестью.

Немногие прозорливые увидели в этом хитрость Бориса Годунова, который положил отомстить Романовым и низвергнуть последнего из законных претендентов на престол Русский. Москву наводнили стрельцы, на встревоженные вопросы царь Борис отвечал, что прибывают они для торжественной встречи послов польских. Не веря Годунову, Федор Никитич с братьями усилили охрану, призвав в Москву множество детей боярских и боевых холопов, так что подворья братьев превратились в воинские станы.

Желая соблюсти видимость законности, Борис Годунов искал лишь повода для ареста. Вспомнив свою уловку давнюю в деле с Шуйскими, он попытался обвинить Романовых в государственной измене, воспользовавшись встречей открытой одного из братьев Романовых, Александра Никитича, с велиг ким польским послом, гетманом литовским Львом Сапегою. Для этого приказал он схватить тайно посольского толмача Якова Зборовского, присутствовавшего на встрече, и допрот сить того с пристрастием. Толмач умер на дыбе, не дав сведений уличающих. Тогда Годунов решился на каверзу подлую* подкупил ближнего слугу Федора Никитича Романова, сына

— ^{4 aP}caS ₃ ^MS?

боярского Алексашку Бартенева, чтобы тот подбросил в дом боярина мешки с корешками разными и предметами колдовскими. Сделав дело черное, Бартенев подбросил донос безымянный на двор патриарший, патриарх Иов немедленно доложил царю, Годунов лицемерно возмутился и приказал арестовать Романовых, буде потребуется, то и силой в темницу их препроводить.

Пять романовских подворий стояли в ряд на Варварке, где всегда народу много, а еще больше могло по первому кличу сбежаться. Зная любовь простого народа к Романовым, Годунов не решился на штурм открытый и положил совершить все по воровскому обычаю ночью. Пять сотен стрельцов и две сотни немецких наемников во главе с капитаном Маржерето-вым окружили двор боярина Федора Никитича Романова. И тут не обошлось без хитрости и предательства. Борис Годунов призвал к себе родственника Федора Никитича по жене, Михайлу Салтыкова, и, наобещав ему всяких милостей, предложил явиться к нему ночью якобы с вестями важными и неотложными, а уж как ворота приоткроют, там стрельцы и вступят в дело. Так все и сделали, но стража романовская не дремала, едва стрельцы ступили на двор Федора Никитича, как завязался отчаянный бой. Соседние же дворы мигом ощетинились пищалями, там был форменный штурм. Смяв охрану, стрельцы ворвались в дом Федора Никитича, устремились в подклеть и из места указанного извлекли на свет Божий мешки потаенные. Затем разграбили дома и подожгли, так что все пять романовских подворий дотла выгорели. А из-за соседнего тына посольского двора за всем этим наблюдали испуганные поляки.

Потом был суд скорый. Семен Годунов, занявший место Малюты Скуратова и бывший истинным двойником его по подлости и свирепости, представил Думе боярской вкупе с первосвятителями улики найденные и обвинил всех Романовых гуртом в умысле злодейском на жизнь царя православного, супруги его благоверной и наследника престола Русского. Улики казались явными и бесспорными, и суд высокий приговорил всех обвиняемых к смерти. Но лицемерный Борис Году-

нов, ссылаясь на обет свой не проливать кровь преступников, наказание смягчил. Главного и единственного соперника своего, боярина Федора Никитича, царь Борис приказал постричь в монахи; что и было исполнено немедленно в Чудовом монастыре, после чего инока Филарета сослали в Антониево-Сий-ский монастырь под надзор крепкий. Постригли и жену Федора Никитича и отправили в Заонежский Толвуйский погост. Малолетних же детей их, сына Михаила и дочь Татьяну, не тронули, отдали на воспитание тетке их Анастасии и вместе с семьей Александра Никитича отправили на Белозеро. Всех же младших братьев Романовых били кнутом на площади, а потом разослали на заточение в разные тюрьмы дальние: Александра Никитича — вУсолье-Луду на Студеном море; Михаила Никитича — в город Нароб Чердынского уезда, где сидел он до самой смерти в яме; Ивана Никитича — в Пелым; Василия Никитича — вЯренск. Через недолгое время почти все братья Романовы скончались, не снеся невыносимых условий заточения, установленных жестокими приставами по приказу Годунова. Спустя два года царь лицемерно помиловал последнего из оставшегося в живых, Ивана Никитича, назначил его наместником в Уфу, а потом дозволил вернуться в Москву.

Опалой Романовых дело не ограничилось. Презрев даже видимость законности, Борис Годунов приказал арестовать многих родственников и сподвижников боярина Федора Никитича Романова, князей Черкасских, Шестуновых, Репниных, Карповых, Сицких, и без суда разослал их в места дальние. Инокиню Марфу, мать убиенного царевича Димитрия, постановили перевести в отдаленный монастырь, а в какой, не объявили для пресечения соблазна. Сослали и Василия Шуйского в его галицкие вотчины.

[1601 г.]

Смирив всех своих соперников земных, кого клобуком монашеским, кого слепотой, иных же темницей тесной, Борис Годунов отныне трепетал лишь перед силой Высшей. Для того раздавал милостыню щедрую, делал вклады богатые в монастыри, приказал, чтобы по всей державе Русской перед

каждой трапезой после вознесения хвалы Господу молились о царе Борисе, чтобы «он, единственный подсолнечный государь христианский, и царица его, и наследник царевич Федор, и другие дети царские, коих ему Господь пошлет, на многие лета здоровы были и счастливы; чтобы имя его славилось от моря до моря и от рек до конца Вселенной, к его чести и возвышению, а преславным его царствам к прибавлению; чтобы все государи его царскому величеству послушны были с рабским послушанием и от посечения меча его все страны трепетали; чтобы его прекрасноцветущие, младоумножаемые ветви царского взращения в наследие превысочайшего царствия Русского были навеки и нескончаемые веки, без урыву; а на нас бы, рабов его, от пучины премудрого его разума и обычая и милостивого нрава неоскудные реки милосердия изливались выше прежнего».

Но молитва сия не могла достичь престола Господа, ибо не было в ней искренней любви. Именно государь примером своим определяет соотношение добра и зла в подвластной ему державе. Зол государь — и подданные его проникаются темными чувствами, отвечая злом на зло и распространяя зло на ближних своих. Добр государь — и смягчаются сердца подданных, пусть не сразу, но обращаются они к делам добрым, стремясь превзойти в них и государя, и ближних своих. Неискренен и лукав государь — и народ отвечает ему тем же. Годунов, черствый душой, пытался добиться любви народной многими и частыми милостями, щедрыми дачами, роскошными празднествами и долгими увеселениями, но так и не смог растопить лед сердца народного. Царю Борису не верили, помня его прошлые тайные злодеяния и ожидая худших в будущем.

Ничто не могло спасти Бориса Годунова от гнева Господа, обрушившего кары многочисленные на Землю Русскую и на семью Борисову. Вслед за пророчествами первых лет Борисова царствования пришли знамения зловещие, нередко восходили два или три солнца вместе, столпы огненные пылали ночью на тверди земной, от бурь и вихрей падали колокольни и башни, женщины и животные производили на свет уродов, в

последний же год Борисова царствования на небе зажглась комета яркая, видная даже в солнечный полдень, такого не видывали с последнего года опричнины. И за каждым знамением спешила беда великая.

Началось с голода. Летом дожди как зарядили на Красную Горку, так и лили десять недель без перерыва, а на Успение ударил мороз и побил весь хлеб незрелый. Зверье же размножилось невероятно, особенно много было волков и лисиц, и эти самые дикие звери вышли из лесов и устремились в города, так что лисы даже по Кремлю шныряли.

[1602 г.]

К весне хлеба у народа совсем не осталось, ели всякие коренья, потом первые появившиеся грибы, то от этого приключалась странная болезнь: животы становились толстые, как у коров, потом вдруг человек падал замертво. Семена же посеянные не взошли, так что опять ни колоска не сжали.

Когда царю Борису наконец доложили, что крестьянские запасы истощились, а цена на хлеб возросла многократно, он повелел раздавать милостыню нуждающимся. На четырех самых больших площадях московских раздавали беднякам в будний день по полушке, а в воскресенье — по деньге, то же и в некоторых других крупных городах, так что в день казна тратила до пяти тысяч рублей. Но этих денег все равно на хлеб не хватало, более того, купцы в ответ на эти раздачи еще больше цены вздули. Тогда царь Борис приказал отворить житницы царские и раздавать хлеб, а не деньги. Привлеченные раздачами в городах, крестьяне покинули места насиженные, особенно же много устремилось в Москву. Население столицы увеличилось на полмиллиона человек, но люди не могли найти в столице ни пропитания, ни заработка и были обречены на голодную смерть. Не имея сил для бунта, они стояли вкруг Кремля, держась рукой за ворот рубахи, напоминая царю о давней его клятве и коря его за свои страдания, а потом падали замертво от голода. Никто из Москвы не ушел, но население столицы через три года даже уменьшилось по сравнению с вре-

менами благодатными. И деревни на две сотни верст вокруг Москвы обезлюдели.

Во время этого голода страшного проявилось все лицемерие Бориса Годунова в показной заботе о благоденствии народном. Европейские купцы, прослышав о бедствии на Руси, пригнали в Ивангород множество кораблей с хлебом и цена тому хлебу была весьма умеренная, но царь Борис запретил купцам иноземным им торговать и тем обрек народ русский на голодную смерть.

Еще более обозлили народ празднества, которые устроил Борис Годунов в связи с прибытием нового жениха дочери его Ксении, принца датского Иоганна. Приехал он в разгар голода, так царь Борис приказал по всему его пути украсить деревни разоренные и наполнить их специально пригнанными людьми, богато и красиво одетыми, нищих всех насильно разогнали, свежие могилы с землей сровняли и цветами засадили, рынки заполнили мясом, хлебом и фруктами редкими, заморскими.