Целители. Тени прошлого

В его отношении к Лике не было ничего лёгкого и простого. Он не понимал её, но и отцепиться не мог. Обижался на её холодность, но не смел ни на чём настаивать. Радовался, когда она "снисходила" до него, и ему перепадало что-нибудь. Улыбка, ласковый взгляд, шутливые объятия.

Когда ранней весной его сестра благополучно родила, выжила сама и сын, он напился, конечно. Дважды. Первый раз с молодым отцом, помогая тому сбросить напряжение. А потом с друзьями в академии, чтобы расслабиться самому.

Парни смеялись бы, наверное... В одном ряду с ослепительной радостью за оставшуюся в живых любимую сестру, у него в памяти навсегда осталось ощущение бесконечного счастья, когда Лика кинулась к нему обниматься, поздравляя его.

Она расплакалась. И, наверное, не имела ввиду ничего такого. Только радость за друга... А он обнимал её, млея от счастья и правильности того, как ощущается она в его объятиях. Дурел, как счастливый олух. Ругал себя. И ничего не мог поделать...

Лика тоже смотрела вокруг. Многое замечала. О многом молчала. О себе, в том числе. Она так и не рассказала подругам о том, что случилось с ней летом. Никому из подруг. Успокоила их только. Всех их, включая Сьюлис.

Хитрая эльфийка подловила её на этом и, доказывая, что всё нормально и отношение к Гарнару у неё отличное, Лика должна была регулярно ходить в гости к леди Сель.

Теперь, когда Ильга перебралась туда, бывали подруги в княжестве намного чаще. Алика радовалась, что Ильга выглядит спокойной и счастливой. И какая удача, что её собственная, незначительная персона не волнует никого из блистательных эльфов!

Лариди вовсе не смотрел на неё. Ланель смотрел. Ещё бы! Он на всех смотрел. Всё замечал и анализировал. Нужно же ему было собирать "материал" для шуток, издёвок и умствования по поводу пороков и странностей человеческой природы!

Чёртов мудрец!

***

Лавиль смотрел на Нел. Будто видел её впервые. И себя тоже. Со стороны...

Он вдруг увидел себя глазами Нелли Тал и её дочери. Уверен был, что Нел никогда не стала бы жаловаться на него ребёнку. Не стала бы показательно вести себя, стонать и плакать. И тем не менее, дочь увидела такое страдание и боль матери, что возненавидела её обидчика.

Ощущать себя таким было просто невероятно больно и стыдно. Как же он всё-таки мерзок в этом своём эгоизме и сибаритстве! Думать, что все люди, а особенно женщины, рождены для того, чтобы угождать тебе!.. Как он докатился до такого?.. Или всегда был таким? И все его "лёгкие" романы были вовсе не лёгкими для тех, кого он так легко бросал? А что, если это и не "романы" были вовсе? Если с его стороны это был один голый эгоизм, а для его партнёрш обида?

Он много думал в те дни, пытаясь вспомнить и осмыслить, как можно больше. Впервые применяя свой разум учёного для того, чтобы анализировать себя самого. И замирал от отвращения к собственной тупости и чванству.

Считать себя хорошим человеком только потому, что у тебя ловко выходит лечить людей? Не уважая никого? Не испытывая искренней доброты даже к пациентам? Они ведь были для него, по большому счёту, загадками, объектами, на которых он оттачивал мастерство. А его ещё и хвалили!

Он смотрел на Нел в моменты особенно острого прозрения отчаянно и, казалось, что зло. Будто помощи просил. Но не подпускал её к себе. Уходил от разговора, если она пыталась спросить у начальника, отчего у него душа не на месте.

Осознанно отодвигал её. Ему не утешение нужно сейчас, а осознание и осмысление. А Нел? Она точно взялась бы утешать его. Сказала бы, что всё это глупости... В том-то и дело, что не глупости. Он заигрался. Настолько, что маленькая дочка женщины, которую он пожелал "осчастливить" браком, возненавидела его, видя обиду матери...

Почему ненависть и доброта девочки так поразили и ранили Дамиана?.. Кто знает... Может потому, что дети не умеют притворяться так, как взрослые? Из-за искренности малышки, которая сначала мстила ему, а теперь писала весёлые письма, в которых доверчиво делилась тем, что с ней случается забавного и интересного в каждом дне?

Дамиан ломался. Сторонился всех. Особенно Нел. Стыдно было. Больно. А к девочке льнул. Писал ей длинные письма, где с юмором рассказывал о том, что происходит в больнице.

Нарисовал "портрет" своей мстительницы. Набросок, на самом деле. Изобразил кудрявого ангелочка с колбой в одной руке, и небольшим мечом в другой. С такой ослепительной и, вместе с тем, хитрой улыбкой на милом личике, что сразу понятно: барышня непроста.

Отправил магвестником. И почему-то с замиранием сердца ждал её реакции... В ответ пришло короткое: "Похожа. Спасибо". Дамиан свалился тогда поперёк постели и долго смотрел на "неувядающий" букет. Вспомнилось почему-то, что с этой вот малышкой "ничего поправить нельзя". Почему она так сказала? Неужели, нельзя? А если попытаться?

Задумался...

***

Авис Варнер тоже смотрел. Искал Ильгу. Он каждый день привычно высматривал её в столовой, в коридорах академии, в парке, где любила расположиться, чтобы поболтать, компания "отверженных".

Он сразу заметил, что Ильги нет. Заволновался, но с занятий не ушёл. Вместо этого пошёл караулить к больнице, куда она ходила каждый день с тех пор, как он болел. Просидел на лавке на одной из боковых аллей до вечера. Ильги не было. Он уверен был, что не пропустил её. Как он мог бы просмотреть?

Пошёл в больницу и спросил Лавиля. Того на месте не оказалось. Лекари заботливо расспрашивали его о здоровье и предлагали осмотр, раз уж он забежал. Авис отмахнулся. Не нужно ему! Тем более, что они вряд-ли знают, куда пропала Ильга. А если и знают, не скажут.

Уже в темноте потащился к женскому общежитию. Сидел около него, но так, чтобы не попадаться на глаза девушкам, возвращавшимся домой. Когда стало совсем тихо, набрался храбрости и зашёл внутрь.

Домовой Илевей сидел на стуле прямо перед дверью и, кажется, ждал его. Зыркнул и проронил:

– Пришёл всё-таки...

– Пришёл.

– Поздно!- хмыкнул дед.

Резво вскочил со стула. Парень пошатнулся и чуть не упал. Илевей подхватил его, откуда только сила взялась! Чуть встряхнул:

– Пошли-ка ко мне, милок! Нечего тут девочек пугать своей мертвенно бледной рожей! Страдалец хренов!..

Последнюю фразу домовой пробормотал так тихо, что можно было только догадываться о том, что он имел ввиду. Авис понял и согласился. Вот уже точно! Страдалец!.. В свою сторону... Ходил, мучился и просмотрел Ильгу! О ней нужно было думать, а не о своих "страданиях". Не планировать "разговор", а бежать к ней давным давно!

У себя в каморке, домовой усадил парня на диванчик и привычно заметался, готовя свой фирменный чай. Сунул самую здоровенную кружку в руки молодому человеку и приказал:

– Пей.

Варнер послушно принялся пить кипяток большими глотками. Успел осушить бадью почти наполовину, пока Илевей не ухватил его за руку и не заверещал на ухо:

– Ты что?.. Обожжёшься же! Ты что, не чувствуешь?

Парень отлип от кружки. Смотрел, будто не понимал, о чём старик. И, похоже, ничего не чувствовал... Илевей вздохнул. Вся злость на дурака мигом выветрилась. Сел рядом на диванчик. Потянулся и похлопал молодого мага по литому плечу: