Целуй меня немедленно!
Шрифт:
– Нет, спастись от свадьбы.
– Хочешь, чтобы я тебя прокляла? – спросила я и посмотрела на пояс его брюк.
– Что? – не понял светлый, но, проследив за моим взглядом, возмущенно воскликнул: – Эй, даже не думай!
– Тогда ничем помочь не могу, – заявила я, снова уткнувшись в гримуар.
– Тебе нужно просто поехать со мной и изобразить мою девушку.
– Ты сдурел? – вяло поинтересовалась я.
Аксель щелкнул пальцами, и гримуар резко захлопнулся, жалобно пискнув.
– Эй, не обижай его! Ему и так плохо от вашей магии!
– Мортон, очень надо! Я
– Подкупаешь? – восхищенно ахнула я. – Хант, ты точно светлый? Мне все больше кажется, что ты из наших.
– Это все твое скверное темное влияние. Поехали.
– Да не поеду я никуда, – поморщилась я. – Это несерьезно. Учитывая твои гипотетические регалии, я не самоубийца, соваться в твой гипотетический дворе… дом.
– Никто тебя не тронет, – отмахнулся Аксель. – Ты будешь моей личной гостьей. Даже если ты маменьке лысину наколдуешь, максимум вежливо попросят вернуть все обратно.
– Что, такая противная невеста? – я с любопытством посмотрела на парня.
Думала, тот поморщится или начнет активно рассказывать, как его пытаются женить на стрыге. Но парень лишь покачал головой.
– Нет, девушка хорошая. Но не моя.
– Хм…
– Поехали, Мортон. Это всего на несколько дней. Эпатируешь родственников и их прихлебал, получишь красивые шмотки, посмотришь интересные места. Сплошные плюсы.
Я картинно задумалась, а потом покачала головой:
– Не. Не хочу.
Открыла гримуар и начала изображать увлеченное чтение.
– Ладно. А если ко всему перечисленному добавится доступ в короле… семейную библиотеку?
Я замерла, как будто меня поймали в неприличном месте в непристойной позе.
– Ты же не просто так ходишь сюда каждый день, как на работу, что-то ищешь. Вдруг это что-то есть у меня дома?
Я вздохнула, медленно закрыла гримуарчик и подняла взгляд на Акселя:
– Так как зовут твою маму, говоришь?
31
– Я тебя уже ненавижу, ты в курсе? – пробормотала я, стараясь удержать завтрак в желудке.
Мы долго ехали в казенной повозке, подпрыгивая на всех ухабах, потом через портал махнули в местную столицу, а потом на помпезной карете с отрядом сопровождения прикатились во дворец.
– Зря, тебе очень идет этот милый зелененький оттенок, – невозмутимо проговорил Хант, подавая мне руку, чтобы я выбралась из кареты.
Звали его, кстати, Акселионом Хантатом, был он наследным и единственным сыном местного короля. На вопрос, почему же он обучался со всяким плебсом в академии, а не на мажористом домашнем обучении, как и положено всяким особям королевской крови, парень удивился до глубины души.
Оказалось, это местная традиция – быть ближе к народу, так сказать, чтобы проникнуться настроением общества. Ведь самые дурные и революционные идеи возникают именно во всяких там академиях. При этом слово «революционные» – это не всегда кровавое свержение монарха. Чаще всего очень даже перспективные открытия и решения, которые так любят игнорировать инертные бюрократические машины.
– Мне так плохо, даже спорить
с тобой сил нет, – призналась я, цепляясь за его руку, чтобы не шмякнуться в обморок. – Но зато я могу показать тебе свой завтрак, хочешь?– Буду тебе крайне признателен, если ты воздержишься, – тихо попросил светлый.
Говорить желания не было, поэтому я лишь мрачно угукнула, и мы пошли во дворец. Собственно, в этот-то момент у меня и закрались подозрения о происходящем.
Нас никто не встречал. Ну, то есть вообще никто. Никаких радостно суетящихся слуг, родительских окриков, беснующихся племянников. И входили мы не через парадные двери, а через какой-то боковой подъезд.
– Аксель, что происходит? – мрачно поинтересовалась я, размышляя, смогу ли я с боем вырваться отсюда попозже или лучше сразу бежать.
– Ничего, – невозмутимо ответил парень.
– Врешь, – уверенно произнесла я.
– Вру, – ответил этот нахал.
Тут нам навстречу, наконец-то, попалась первая прислуга. Девица в коричневом платье, сером чепчике и белом передничке. Она тащила поднос с фарфором, но, заметив нас, ахнула и выронила ношу. Я прикрыла глаза, ожидая звук грохота и вопли отчаяния, но ничего подобного не произошло.
– Ваше Высочество… – пропищала служанка, и я приоткрыла один глаз.
Поднос висел в воздухе, чуть покачиваясь и заставляя костяной фарфор мелодично бряцать.
– Аккуратнее, – парень погрозил пальцем, – это же любимый сервиз матушки.
Девчонка побледнела как полотно. Видимо, живо представила себе, что бы ей грозило за бой посуды. Потом рассыпалась в благодарностях, схватила поднос и умчалась, периодически останавливаясь и оглядываясь.
А мы продолжили шагать по коридорам и галереям. Минут через десять перебирания ногами меня начало отпускать, и я глубоко вздохнула. Хант покосился на меня и заметил:
– О, начинаешь походить на человека.
– Еще немного и я начну походить на темного мага, если ты мне не объяснишь, что тут происходит.
– Терпение, Гвендолин. Терпение – главная добродетель!
Я набрала в грудь воздуха, чтобы сообщить, что добродетель – это вообще не по адресу, как парень резко завернул за угол, и мы оказались перед красивыми двустворчатыми дверьми. Такими огромными, что верхний край терялся где-то в районе потолка. Высоченного, естественно.
Стоящие по бокам от дверей очень симпатичные и очень вооруженные парни вытянулись по струнке и щелкнули каблуками. Аксель же вообще не обратил на них никакого внимания и, не снижая скорости, прибуксировал меня прямо в зал за этими шикарными дверями.
За дверями, кстати, располагался небольшой тронный зал, в котором шел какой-то очень камерный прием. На троне сидел мужчина средних лет, в котором легко угадывалась внешность Акселя лет через сорок. Рядом, на троне со спинкой поменьше, сидела женщина. Красивая и очень суровая. Вокруг стояли какие-то разодетые люди, что я мгновенно почувствовала себя нищенкой на паперти.
Короче, тронный зал, прием, монархи, придворные, гробовая тишина, какой даже погост ночью похвастаться не может, и мы такие держимся за ручку. А потом Аксель заявляет: