Цена добра

Это молчаливое страдание собирается по капельке и создает то, что называется мужеством, выносливостью, терпением и примирением с тем, что посылает Аллах.

Нет человека, который хоть раз в жизни не испытал отчаянье… Если с ним не бороться, человек опускается, и в нем просыпаются все слабости. Он теряет самооценку.

Ищу тишину

С моею тишиной соприкоснувшись,Не возомни,Наивный человек,Что это толстый слой реки уснувшей,Остановившей на зиму свой бег.Не вздумай перейти ее!Не вздумай!Такой – не доверяйся никогда:Опасно вены синие в ней вздутыПод тонкой кожей розового льда.Соприкоснувшись с тишиной моею,Не возомни,Что это небеса,В которых все пространство голубее,Чем в маленьком колечке бирюза.Фазу Алиева

«Тайну хранить не умеет глупец и бахвал,Осторожность поистине выше похвал,Тайна – пленница, если ее бережешь ты,Ты у тайны в плену, лишь ее разболтал».Ибн Сина (Авиценна)

Сколько себя помню, я всегда разговаривала громко, за что мне доставалось от матери и бабушки. «Когда ты что-то говоришь, на улице бывает слышно, твоя речь, как каменный обвал. Научись говорить тихо, спокойно. В нашем роду никто так не кричит, у нас все говорят степенно, тихо», – такие замечания я слышала каждый день. Но я следовала этому совету очень малое время. Говорила я громко, смеялась от души, плакала навзрыд. Говорить важно с многозначительными паузами, но я так и не научилась этому. Но одно ценное качество человека я усвоила на всю жизнь – это хранить чужие тайны. Если человек мне доверялся, я берегла, как зеницу ока, то сокровенное, что было мне открыто в минуты слабости. И если даже слышала это от другого, то не подавала виду, что мне это известно. Мое слишком трепетное отношение к чужим тайнам не всегда служило мне во благо. Может, поэтому я сторонилась светской суеты, предпочитая ей тишину и одиночество…

О благословенная тишина! Ее сегодня не найдешь, она такая же редкость, как в пустыне родник. А горы часто мне дарили эту заветную тишину. Моя поляна у подножия горы – в каждый удобный момент я бежала туда. И такая благостная тишина окутывала меня, что я становилась легкая, как бабочка, певучая, как жаворонок, беспечная, как стрекоза.

О тишина! Я медленно иду по мягкой траве и пью тишину, как рассветный целебный воздух. Все во мне светлеет и пробуждает радость и вдохновение, возвращает меня к тем счастливым мгновениям, которых в моей жизни было очень мало. Я запрокидываю голову и вижу: небеса стали голубее, цветы ароматнее.

Чем дольше я в тишине нахожусь, тем больше богатства дарят мне сердце и душа, и мир становится светлее и добрее, и яркие мгновения прошлого проносятся в моей памяти. Впервые я лечу на самолете и смотрю сверху вниз, подо мной облака – сколько восхищения во мне, и я нисколько не боюсь, воображаю, что я не на самолете лечу, а сама парю над облаками. Самолет садится прямо за нашим аулом – там меня встречают бабушка и мама – они еще живы, они так мне радуются, а я плачу…

Я стою перед солидными, требовательными профессорами, отвечаю на их вопросы, волнуюсь, разговариваю так же громко, как привыкла в горах, хотя и понимаю, что для москвичей это дико. И, наконец, слышу приговор: «Вы, Фазу Алиева, – поэт, учитесь в Литературном институте!» В этой тишине я встречаюсь с Беллой Ахмадулиной и с Юнной Мориц. Все возвращает мне моя тишина. В доставшейся тишине все то, что было, там нет исправлений, как в ученической тетради. В этой хрупкой тишине слышны песни наших предков, которые поют на свадьбах, игра зурны и бой барабана, слышно, как плавно по земле скользят ноги танцующих.

О тишина! Листва чуть-чуть колышется, и звезды становятся бледнее, они прячутся от предчувствия рассвета. Все замерло в торжественном покое, и, дымясь, туман стекает по горам. И я торжественно вхожу, как в священный храм, в безмолвие ночное. Луга покрыты тонкой газовой вуалью. Иду одна неспешно. И слышу, как бьются сердца родников, и чувствую дыхание камней. Знакомая с детства тропа ведет сама, как всадника ведет надежный конь. Почему мне так редко удается бывать в горах? Почему благодатная тишина проходит мимо меня? А разве есть лучшее лечение, чем горская тишина, разве не обновляется все тело, когда пройдешься босиком по росистой траве?

О тишина у подножия гор! С детства это было так доступно, обычно, а сейчас стало мечтой. Даже боюсь думать, что я здесь больше никогда не окажусь. Так хочется продлить мгновения, дни, месяцы, годы. Но, наверное, это невозможно. Я слышу, как речка окрикивает речку, как цветы и травы шепчут земле о своей любви, и в этот момент особо жгучим становится аромат каждой травинки и цветка, и я до отказа наполняюсь чем-то воздушным, небесным. Как объяснить, не знаю, но в городе, если даже удастся остаться в одиночестве, воспоминания, как клещами, сжимают сердце: слезами не выплачешь, стоном не выкрикнешь. А тишина у подножия гор дарит в воспоминаниях только доброе, светлое, радостное.

…Неужели я больше не смогу поехать в горы и окутать себя благодатной тишиной? Я чувствую, что это в последний раз, и потому решила вдоволь надышаться, испить до дна эту тишину. Уже лучи скользнули по вершинам, многоголосым пением петушиным аульские дворы оглушены. Над каждой крышей струйкой бирюзовой дым клубится, ягнята блеют, и мычат коровы. О, как горит заря, словно рассвет встает прямо из моей груди…

Возвращаюсь в аул… Я полна до отказа восторгом и светлой печалью. Оглядываюсь, и, как росинки с лепестков, из глаз моих капают слезы. Зачем же я плачу, ведь Аллах дал мне столько лет жизни в этом удивительном мире! Алхамдулилла, велико твое милосердие, Аллах.

Медленно иду обратно в аул по той же тропинке и шепчу:Эту чудесную тишину на ясном рассвете,Эту блаженную тишину нарушать не смейте,Пейте ее синеву, ее золотистую алость,Но не забывайте, какой ценой она досталась…Ценою грозы и обвалов, рухнувших скал-великанов,Ценою с корнями вырванных чинар и платанов,Всходов, побитых градом, размытых ливнем дорожек,Разломанных птичьих гнезд, на людские сердца похожих.

Таких бабушек сейчас нет

Так бабушка была жизнелюбива,Что постоянно в каждой части года(Год состоит из четырех отрезков,Друг друга продолжающих времен)Особенную прелесть находила,Перед весною к яблоневой веткеЛисточки из зеленого атласаОбычно пришивала и меж нимиРазвешивала грецкие орехи,И сладкие мучнистые тянучки,И даже прошлогодние колосья. Еще горели утренние звезды,А бабушка уже будила внучку.Фазу Алиева

«Неприязнь к бездельникам объясняется не столько тем, что они сами ничего не делают, сколько тем, что очень часто они мешают заниматься своим делом другим».

Э. Севрус

Я редко слышала крик петуха, потому что на рассвете крепко спала, но бабушкин голос звучал, как набат. – Лучше бы моя дочка Апипат рожала сыновей, а не дочерей! Кто на них женится, кому они нужны, сонные мухи? Спят, пока, как золотые струны пандура, начинают играть на оконных стеклах солнечные лучи. Уже ушли отары в горы, стадо пасется на лужайке, я, старая, подоила коров, покормила кур, а они еще спят! Бедная их мама убирает больничные палаты, – не унималась бабушка. – Кто их замуж возьмет? Я бы не хотела, чтобы такие лежебоки невестами зашли в мой дом. Фазу, Нуцалай, Шахсанат, вставайте! Сколько ни говори, до вас не доходят святые слова: «Грех прозевать зарю. Аллах свою благодать раздает вместе с зарею, в каждой росинке написано имя Аллаха!»

Я, сладко зевнув, поворачивалась на другой бок, но слова: «Кто их замуж возьмет?» – доходили до самого сердца. «Неужели не возьмут?» – думала я с тревогой.

Бабушка стягивала с нас одеяло: «Вставайте, ваши ровесницы уже дворы подметают, кизяки собирают, с полными кувшинами возвращаются с родников». Я неохотно вставала, зачастую платье оказывалось надетым наизнанку.

– Газеты и журналы ты наизнанку не читаешь! Аллах, образумь эту бумажную девочку. С веником она в ссоре, с иголкой она в драке; если тесто месит, то оно течет у нее между пальцами, если хинкал поручишь сделать, то из кастрюли выходят такие хинкалы, будто между ними шла трехнедельная война.