Цена жизни

Катя написала на бумаге слово-крючок и увидела, как она извлекала альбом из сумки и листала его. Оказалось, Эфо умел рисовать. И на каждой странице он изобразил… её хранителем: спящей, моющейся, обнимавшей детей. На каждой странице она улыбалась, что делало её лицо очень живым и красивым. Такой красивой она себя даже накрашенной не помнила. Такой её помнил Эфо…

Она прервала видение, не досмотрев альбом до конца. К горлу подкатил комок, а глаза защипало от слёз.

– Уже подсмотрела? – незаметно появившийся Эфо лёг рядом на спину.

– Зато не рылась в твоих вещах, – проворчала Катя, недовольная тем, что он застукал её.

– Не страшно, границы скоро исчезнут.

– Вот и как с этим жить?.. В одних откатах любимый муж, а в других – палач. Как от такой двойственности не рехнуться-то?

– Я ж не рехнулся.

– Ага, уже забыл, как себя стереть хотел?

Он повернул её к себе и положил руки на шею, словно намеревался придушить. Катя испуганно вздрогнула от его немного безумного взгляда и выражения лица.

– Думаешь, наша сказка закончилась хорошо? – продолжал Эфо тихо. – О, нет. За всё есть цена. И сейчас, видя тебя живой и невредимой, мне иной раз кажется, что мне подсунули самозванку. Не мою Катю. Предлагают забыть её и принять тебя.

Он надавил сильнее. Катя захрипела, безуспешно стуча его плечу, а из глаз катились слёзы. В какой-то момент Эфо ослабил хватку и поцеловал её, несмотря на оказываемое ему сопротивление.

– Ты уж определись, задушить ты меня хочешь или целовать! – закричала Катя, как только он отстранился и пальцами коснулся укушенной губы.

– И то и другое хочется одинаково сильно, – Эфо лёг на спину. – Но в любом случае, ты меня дико раздражаешь.

– Зачем тогда вообще пришел?! – с обидой спросила Катя. – Или там девки закончились и тебе не хватило?..

Хранитель проигнорировал, лишь презрительно фыркнул.

– Отлично поговорили…

Катя отвернулась, как раз в тот момент, когда её накрыло прошлое…

***

Одиннадцатый тренировочный снаряд полетел на землю грудой искореженного металла и камня, когда явился Иро с двумя едва оперившимися хранителями фиолетовой и красной расцветки. Красный постоянно всхлипывал, едва сдерживая слёзы, фиолетовый смотрел исподлобья.

– Я тебе учеников привел, – холодно без эмоций произнес Иро.

– Я не беру учеников, тем более не моей расцветки, – отвечал Эфо, продолжая кромсать воображаемых врагов.

– Этих возьмешь. Они из сожженного леса.

Эфо более внимательно взглянул на парней. О детях из сожженного леса, а еще точнее, из будущего, которое никогда не наступит, говорили все хранители. Тысячи детей пребывали в магическом сне, и было решено их надежно спрятать, пока они не проснуться. Через семь лет пробудились трое…

Мощь обманщика времени, который почувствовал волну отката, и забросил в прошлое на триста лет всё молодое поколение, просто поражала воображение. На такое был не способен и Бахо. От такого сильного отката даже он не сбежал бы, а уж тем более не спас бы молодое поколение – самое ценное для любого хранителя. Говорили, что обманщиком была преемница матери леса. Иномирянка.

У обоих парней на шеях висели ленты в память об утерянных родных. На лентах висели перья: чёрное, синее, желтое и огненное, последнее специально подбирали, чтобы подчеркнуть его значимость. Значит, привели детей той самой преемницы-иномирянки.

– Иро, я не возьму их, я не могу, – от цвета последнего пера грудь пронзила боль. Прошло пять лет после гибели Деги и Рады, а память еще терзала его душу.

– Их мать хотела, чтобы они попали к тебе, – не проникся Иро. – То была её последняя воля. Она прислала их к тебе.

Эфо удивленно вскинул брови.

– С чего бы такая честь для рядового хранителя?

– Она видела в своих видениях, что ты о них позаботишься и защитишь, как если бы они были твоими детьми,– отвечал Иро. – С сегодняшнего дня они твои.

– Бездна, – ругнулся Эфо и запустил кинжал в снаряд.

Волю такой хранительницы, как преемница, да еще и обманщица времени, нельзя нарушать без последствий. Раз самое дорогое, что у неё было, она доверила именно ему, значит, на то имелись веские причины. Да и какая мать не постарается сделать всё от неё зависящее, чтобы её дети жили как можно дольше?

Эфо приблизился к парням, стараясь не смотреть на огненное перо. Будет слишком грубым попросить убрать единственное напоминание о матери. Не объяснишь же, что последние пять лет он не мог без содрогания смотреть на огонь.

– Вас чему-нибудь учили или только своему ремеслу обучены? – спросил Эфо.

Фиолетовый взял кинжал и играючи бросил в снаряд, попав в прорезь шлема.

– Отец учил, – коротко ответил мальчишка. – Он был вашей масти.

Далее Эфо изучал их магические способности. Сильные. Слишком сильные. На каждом ограничительные татуировки, чтобы сдержать часть способностей и дабы не привлекать к мальчишкам лишнее внимание. Оно и правильно, им это ни к чему, хотя развить дополнительные способности все-таки придется, но сделать это следовало очень и очень аккуратно.

– Я вашего отца знаю? – уточнил на всякий случай Эфо.

– Знали, но он никогда не родится, – поморщился фиолетовый.

Красный взвыл, больше не сдерживаясь. Плакал как ребёнок, размазывая сопли и слёзы по щекам. Поддавшись порыву, Эфо обнял его и погладил по спине, не говоря слов утешения – они не помогут тому, кто утратил всех, кого любил и знал.

– Плакса, – презрительно на незнакомом языке бросил фиолетовый, пнув носком землю.

– Слёзы не слабость, – укоризненно заметил Эфо, не поняв значение слова, но уловив его эмоциональную окраску.

– Знаю… папа так говорил, когда у брата фонтан врубался. У него эмпатия слишком сильно развита. Творить артефакты помогает.

– Ого, чувствовать душу предмета может? – искренне восхитился Эфо, поражаясь словесным оборотам, которые употреблял фиолетовый. У него еще и странный акцент был, незнакомый. Хотя это объяснимо, учитываю временную разницу.

– Ага, может. Учителя на него молились. Талант!

Эфо улыбнулся, снова уловив определенную интонацию. Мальчишка – открытая книга.