Цена звёздной пыли

Говорят, что удар током — это больно. И это действительно так… Но человек понимает это только после того, как успешно спасся от неминуемой гибели. Боль приходит гораздо позднее, как следствие автоматической проверки повреждений самим организмом. В то же время, находясь под прямым воздействием, человек не ощущает ничего, разве что лёгкую дрожь и активные импульсы сокращающихся мышц. Сознание словно отдаляется на второй план, в собственное «закулисье», и наблюдает за всем происходящим со стороны. Даже свет теряет изрядную долю своей яркости в то время, когда твоё тело разрушается под смертоносным воздействием.

Мышцы сжимаются всё сильнее, а кровь в жилах закипает подобно воде в дешёвом чайнике. Джон Харлайл никогда по-настоящему не любил кофе. И всё же, с удовольствием выпил бы чашечку перед тем, как его можно будет с лёгкостью заваривать из его же собственных внутренностей. Но это всего лишь мысли. Последние мысли человека, пожертвовавшего своей жизнью во имя жизни новой. Его жизнь… Кончается здесь. И здесь же начинается жизнь того, кто будет нести его мысли дальше.

Забавно, не правда ли? Чёрт, а ведь он мог бы сделать то, о чём мечтает каждый старик республики! Хорошенько вдарить по лицу своей собственной, молодой версии! И для этого даже не придётся преодолевать время, изобретая сложное устройство перемещения. Везунчик, иначе и не скажешь. Вряд ли «новый» Джон Харлайл когда-нибудь узнает о собственной жертве. Но он продолжит жить. Сделает то, что самому торговому агенту было уже не суждено. Чёрт возьми, а он ведь даже и не задумывался над тем, что он сделал бы, будь у него ещё хотя бы несколько дней! Как всегда, самые важные моменты жизни всегда приходят неожиданно. Даже смерть. И та забыла постучать в дверь, прежде чем перевалить через порог свои грязные сапоги.

Человек, преодолевший космическое пространство ради призрачной цели, медленно погружался во тьму. У него уже не было имени. Оно принадлежало другому, и впоследствии сканер личности это подтвердит. Он встретил то, что не встретит более никогда, ни один звёздный путешественник. Встретился с несправедливостью вселенной лицом к лицу. Мог различить очертания её ухмыляющейся физиономии. Там, в темноте забытья. Он уже был там. Находился всё то время, пока его капсула разрезала логично выстроенное пространство и даже время. Джон Харлайл чувствовал касание пустоты, поглощающей его сознание, и оно уже не казалось таким пугающим, как в первый раз. Скорее, это было рукопожатие старого знакомого. Пустота поглотит его.

Но в этот раз он будет там не один. Ещё чуть-чуть. Всего мгновение… Джон хотел бы думать о том, что он наконец увидит ту, которой и по сей день принадлежало его сердце. Но он уже видел ту сторону и прекрасно знал, что там её он не найдёт. С другой стороны, он был даже рад, ведь если её не поглотила пустота… Может быть, она сейчас счастлива.

***

— Значит, в войне участвовал тот, «новый» Джон Харлайл?

— Что-о? — Ричард Макдональд воскликнул так, словно я был всего лишь очередным студентом, умудряющимся задавать вопросы не по теме, и тем самым, срывать его лекцию. — Нет, конечно, ты что, меня совсем не слушал?

— Я не… — мысль застряла в моём горле, так и не преобразовавшись во фразу. Понять рассказ Ричарда было не так уж и просто, но он, по-видимому, был с этим не согласен.

— Джон Уильям Харлайл ошибся, — Ричард развёл руки и скривил физиономию в ухмылке. Той самой, которая обычно сопровождает фразу «я же говорил». — Тот, второй Джон, ради которого он пожертвовал своей жизнью, прожил не многим больше его самого. Этот сдвиг во времени вовсе не был случайностью. Я склонен полагать, что именно так вселенная борется со своими внутренними ошибками, в попытке разорвать причинно-следственные связи коллапса.

— Я не совсем понимаю…

— Существует огромное количество теорий зарождения вселенной. И в то же время основной принято считать одну единственную. Думаю, вы уже слышали о «Большом взрыве».

— Конечно, его преподают во всех учебных заведениях республики в качестве истинной причины зарождения нашей реальности.

— И именно за это я и люблю науку! — старый торговец рассмеялся и опустошил очередную порцию выпивки. — Абсолютно не важно, правдива ли твоя теория. Самое главное, чтобы никто не смог её опровергнуть. Это же просто идеальная система обмана! Чёрт, надо будет не забыть организовать собственную исследовательскую лабораторию. Дело в том, что в теории большого взрыва нет никакого смысла. Под ней нет прочного фундамента, обуславливающего причину того самого взрыва. А ведь наука — штука точная, если верить значению этого слова из всё тех же учебников.

— То есть, большого взрыва не было?

— Ох, нет. Взрыв всё же был, и это единственное, что связывает нашу реальность с теориями из учебников. Правда, то был скорее не взрыв, но импульс. И взорвалась вовсе не точка сверхтяжёлой материи, как все привыкли считать. То была грань пустоты. Тёмная, невесомая и тончайшая. Подобно затенённому стеклу заброшенного дома, пустота рассыпалась под ударом камня, брошенного рукой скучающего, соседского мальчишки. И в этот самый дом хлынули яркие лучи света. Лучи нашей вселенной. Тот камень, который они обнаружили на «Призраке», как раз и был одним из осколков того самого стекла.

— Значит, вселенная — это свет? — я ещё никогда настолько серьёзно не задумывался над истоком нашей вселенной, как во время разговора с этим человеком. — Но откуда вообще этот свет взялся?

— Всё очень просто. Если есть пустота, которая в свою очередь и является темнотой в прямом своём проявлении, то должен быть и свет. Это самая фундаментальная истина. Есть пустота и есть материя. Существование одного невозможно без второго. Подобно двум полюсам магнита и двум сторонам монетки. Плюсу и минусу, в конце концов. Это — фундамент нашего мироздания. Его основа. Цемент, который скрепляет весь этот чёртов хаос воедино. Та самая, в последствии взорвавшаяся пустота, и была причиной создания нашей вселенной. Однако они никак не могут существовать в одной-единственной, точке пространства. Они, грубо говоря, рассеивают друг друга. И что самое забавное, даже мы можем с лёгкостью это подтвердить. — Ричард Макдональд кивнул в сторону единственного тёмного угла в своём кабинете, в котором, если приглядеться, можно было различить силуэт какой-то старинной вазы. Почему старинной, если её не видно, чтобы это установить? Вряд ли такой человек как король торговли, станет хранить у себя обычную дешёвую рухлядь, и чтобы осознать это, глаза вообще не нужны. Сигара истлела на добрую половину во всего один его жадный вдох, и уже спустя мгновение — отправилась в полёт, в направлении той самой урны. Где-то в её глубинах взорвался всплеск ярких искр, озаряя внутренности отчётливым свечением.

— Как можно заметить, свет с лёгкостью разогнал тьму. И пока свет угольков не угаснет, глупо считать, что в вазе темно. Возможно, не так ярко, как хотелось бы, но именно светло. Темно там было раньше, и даже наш мозг может уловить явную противоположность понятий. Возможность их существования в одной точке пространства невозможна. И тут… Лейтенант Життэр, под воздействием собственной привычки совать свои руки в каждую дырку, какую только увидит… А иначе я никак не могу логически воспринять его действия… Дотрагивается до фрагмента изначальной пустоты. А ведь наша вселенная — это свет, а значит и мы с тобой, и сам лейтенант — также являемся светом. Материей, если угодно, это нисколько не умаляет смысл. И вот, он подводит законы мироздания к критической ошибке их изначальной, критичной дефектности.

— Интересно, — сам того не замечая, я вновь включил своё воображение и резво подстраивал картинку в голове под описание Ричарда. Невозможно слушать подобное, не пытаясь представить.

— И вселенной пришлось сделать то, что она уже делала прежде — откатить время своего «сервера» на более стабильное состояние. Ведь если верить всему, что на «Иллирионе» происходило, то выходит, что искажение времени уже имело своё место раньше, в то время, когда «Призрак» и стал «Призраком». Опять же, всегда стоит помнить, что наша вселенная не была создана идеальной. Её попросту не успели обработать напильником, прежде чем вывалить на общее обозрение. Да и вряд ли было кому это сделать. У её иммунитета изначально не было никаких антител к разрушению самого мироздания, посему каждый подобный «сдвиг» времени оставлял в её естестве заметный, неизгладимый шрам. Подобно раздражающей царапине на древней киноленте, только этой царапиной на деле был именно тот кусочек пространственно-временного промежутка, когда произошло повреждение самой логики мироздания. «Призрак» стал надоедливым заусенцем на производственной форме вселенной. И когда она вновь достигла «Времени икс», её уже ждал старенький корабль, несущий на своём борту ту самую ошибку, которой разум нашей реальности и пытался избежать. Вселенная просто не знала, что она вообще может сделать в этом случае, кроме как отойти назад и попробовать снова. Как престарелый баран, упорно пытающийся пробить своей головой мешающие ему пройти, литые ворота, которому просто никто не сказал, что если очень нужно, то их вполне можно и обойти. Кроме того, имел место быть ещё и огромный стресс, который наша реальность во время всего этого испытывала. Долго ли ты будешь раздумывать, когда в твою морду тычет дуло пистолета?

— В каком смысле?

— Мироздание — это активная система. Организм, частью которого и является наша вселенная. Пусть будет, «Человек». Примерно так. Так вот… Что делает человек, когда у него разваливается, и жутко болит, коренной зуб? Причём лечение невозможно. Он такой с самого начала своего появления.

— Думаю, вырываешь и вставляешь новый?

— Именно! — Ричард щёлкнул пальцами и довольно затянулся дымом очередной сигары. — И то же самое сделало бы мироздание, начни болеть зуб у неё самой. А «зуб» — это как раз-таки наша вселенная, которая в свою очередь, не особенно желает быть вырванной, и выброшенной в заплёванную «утку». Её жизни угрожала реальная опасность. И она делала всё, что может, чтобы выжить. В то же время, казалось бы, Джон Харлайл ведь вполне успешно разорвал это цепочку разрушений, когда не позволил новому «Иллириону» найти «Призрак»… Но… Нет.