Центр роста

3. Перформанс

Воротясь домой, Устин Садко, едва помог Замыкающей сбросить - платок? нет, всего-навсего заурядный плащ, метнулся к дисплею, делая вид, что ему не терпится ознакомиться с последними сводками. Он и так знал, что стремительно удаляется от вершины, которая, по графической иронии, являлась пропастью, но старался выглядеть простым и непосвященным смертным. База данных незамедлительно отреагировала на новые наведенные бедствия компенсационными поступлениями, которых было чуть меньше погибших. Устин и Русудан оставались в связке; Садко подумал, что иначе и быть не могло. Он имел веское основание так считать.

Русудан медленно стянула платок, распустила волосы, взяла в губы розу чуть пониже шипа.

–  На тебя больно глядеть, - заметила она.

– Ты, видно, из тех, кто годами сидит и пялится в мельтешение цифр, ожидая неизбежного. Я слышала, что по свету уже гуляет такая компьютерная болезнь, ее лечат наркологи. Но тебя вылечу я. Наркологи тебя только погубят…

–  Я здоров, - Устин провернулся в кресле-вертушке.
– Разве я похож на этакого невротика? По-моему, у меня вполне барский, спокойный и сытый вид, внешность преуспевающего человека. Я сибарит. Мне нравится быть в курсе событий. Я даже не всегда вспоминаю, куда сунул даймер.

Русудан прохаживалась по хоромам Садко, про себя отмечая, что в этих апартаментах нет и примеси здоровья. Апартаменты пластинчатого Устина были просторны и содержали в себе не одну, но много комнат, где каждая была отведена под особую Зону.

Там имелась Зона Утех. Стерильные простыни, шифоньеры, зеркальные столики, трюмо, амурная лепка, зеркальный потолок и широкое ложе на пятерых под съемным балдахином; ковры и тайные вентиляторы, колышущие ворс, как траву. Стерильная Зона. Прозрачная, офисная мебель, черные ящики, кожа, компьютерное изобилие, пульты управления и управление пультами. Антикварная Зона: купеческие сундуки, ухваты, сабли, шашки и палаши, перекрещенные на стенах; марсианские и лунные глобусы, карты древнего мира в его же, древнего мира, представлениях и границах; рулоны и свитки; заспиртованная нежить, рептильные чучела (подарки от завуча?). Зона для срача и непотребства: гуттаперчевые изделия, уже распечатанные, презервативы на любые вкусы, запахи и осязание; цепи и петли, хлысты, видеотехника, настоящий бар со стойкой, встроенный в стену, и за стойкой бармен, восковая фигура, а чуть поодаль - восковая фигура тапера за фоно: оба - роботы, переделанные из клонов. Порнографические плакаты и снимки помельче; бандажи, клистиры, груда свежего белья пополам с использованными полотенцами; снова - ложе, полностью оголенное, с одинокой подушечкой-думкой. Напитки всех стран и народностей, сервировочный столик. Жилая Зона: всего понемногу - в ней-то они и находились.

–  А ты - мущщщина широких взглядов, - не то похвалила, не то упрекнула Садко Русудан.

–  Свободных, милочка, космически свободных. В этих апартаментах слились прошлое, будущее и настоящее, - завел свою старую, педагогическую шарманку Садко, - причем одно умеет перетекать в другое, а значит - замыкать, направлять и пребывать в эпицентре.

–  Это замечательно, - пропела Русудан, и голос у нее сделался низким - куда ниже, чем в подвальчике, откуда они только что сбежали, не в силах терпеть противодымных гримас обслуживающего персонала.
– Ты знаешь, милый, что я и вправду нуждаюсь в Направляющем?

Устин Садко промолчал, угадывая, что она скажет дальше.

–  Я давно искала мужчину, который сумеет меня направить. Он станет спутником - нет, поводырем моей жизни.

–  Ты умеешь насылать сны?
– спросил Устин при слове «поводырь».

–  Я умею их прогонять, - улыбнулась Русудан.
– Выключи свои проклятые машины. Где твой даймер? Может быть, мы уже при смерти?

Садко пренебрежительно улыбнулся и оставил вопрос без ответа.

–  Достань бокалы, вино, - продолжила Русудан.
– Мне тебя учить? Нарежь лимон, поставь сласти. Можно ли у тебя курить? Вентиляция, кажется, недурная, ты позаботился обо всем.

Хозяин исполнил все, чего потребовала Замыкающая, до некоторых пор - Центровая: условное понятие, сродни Настоящему - настолько же прочное и верное, насколько и призрачное, принадлежащее неуловимому мгновению, на поиски которого уходят впоследствии семитомные эпопеи. Он сделал это именно в той последовательности, в какой было велено.

–  А свечи? Ты забыл свечи…

–  Ты не сказала про свечи…

–  Ты просто забыл, ты не слушал. Мог бы сообразить и сам.

–  Они очень маленькие, - смутился Садко.
– Остались от юбилейного торта…

–  Тогда поставь и зажги маленькие свечи. Какая все-таки прелесть, эти нынешние юбилеи! Сколько в них остроты. У тебя есть гитара?

–  Нет, - Ей удалось-таки смутить Устина, считавшего, что он владеет всем нужным.

–  Черт с ней, не кисни, - Русудан сбросила туфли и забралась в кресло с ногами. Кресло было покрыто шкурой неизвестного животного: скорее всего, медведя, да только породу не удавалось установить: голова запрокидывалась за спинку, чтобы садящийся не напоролся на оскаленные клыки. Русудан оглянулась украдкой и заметила следы крови на клыках: в этом доме случалось нахлобучивать вылущенную башку неожиданно, когда сидевший в кресле ни о чем не догадывался.
– Позолоти ручку, - прошептала она.

–  Что?
– переспросил он, тоже шепотом, внезапным для себя самого.

–  Руку мне поцелуй, - она со вздохом протянула руку: тонкую, изящную, с коротко остриженными ногтями, почти не цыганскую, но звякнувшую браслетами. Под браслетами прятались округлые фиолетовые шрамы.

–  Ты точно здоров?
– глаза Русудан смеялись.
– Какой-нибудь бич? Гепатит? Синдром иммунодефицита?

Тихон взялся за пуговицу.

–  Ну тогда замыкай меня, - сказала она, вытягиваясь.
– Или направляй. Жизнь - это очередь за смертью.

–  Мы не в той комнате, - Садко взял себя в руки.
– Есть другая, гораздо удобнее. Там найдется и бич, и что угодно еще.

–  А мне хочется оставаться здесь.

–  Пройди в другую комнату, - сказал тот, и в тоне безошибочно узналось Направление, предписанное ему наладонной судьбой.

4. Продолжение перформанса

Потянувшись из-под одеяла, на котором Русудан удалось настоять, хотя предлагались шкуры, банные комнаты и невесомые простыни, она добралась до сумочки. Не заметив, как та прихватила сей несессер, Устин Садко лежал на спине и курил далеко-далеко вверх, ближе к вытяжке. «Почему, интересно, «Устин»?
– думал он, не особо вникая.
– Наверняка произошел некий сбой, и надо было - «Остин». Плевать, что Россия. «Остин Пауэрс - любимец женщин».

–  Посмотри, что у меня есть, - Русудан протягивала ему маленький револьвер, сверкнувший с ладони злым лучом.

–  Зажигалка?
– равнодушно молвил Садко.

–  Не трогай, Направляющий, - Русудан свела угольные брови и отвела его кисть.
– Он настоящий. У тебя древний фонд, старый дом, толстые стены, евроремонт со звукоизоляцией. Он бьет негромко. Он вообще, почитай, не бьет, он жалит.

Садко не без усилия перевернулся на бок:

–  Ты собираешься стрелять?

Русудан выскользнула в теплый ворс, ковром устилавший пол, и, в чем была, то есть ни в чем, впорхнула и вжалась в кожаное кресло. Устин не успел помешать ей; Русудан прицелилась в гибрид собачки и льва, хорошо видневшийся в соседней комнате; лопнул выстрел, и статуэтка распалась на двух относительно независимых представителей неодушевленной фауны.

–  Вот и все, - улыбнулась Русудан.
– Разбилась посуда, а это к счастью.

Садко сурово переводил глаза со льва на собачку.

–  Цыгане, русская рулетка - все это, казалось бы, из одного котла?
– осведомилась Русудан, не рассчитывая услышать ответ.
– Рулетки хочется, но тебе в нее нельзя, ты Направляющий. Зато можно мне. Мой страж, должно быть, бессильно ломает руки где-то вдали от меня, угодившей в опасность. Найди-ка моего дурака-даймера, в кармане плаща, и посмотри, что там с моим числом. Не прыгает, не убавляется? Не номер Один?