Церера
Шрифт:
Но в день моей первой лекции в кадетском корпусе рейнджеров всё пошло наперекосяк с самого утра. Я проснулась раньше обычного, чтобы подготовиться, но едва успела выпить кофе, как началось настоящее светопреставление.
Стелла, наша младшая, устроила такую истерику, какой я не видела уже очень давно. Она категорически отказывалась идти в школу, кричала, плакала и цеплялась за меня с такой силой, словно от этого зависела её жизнь.
— Не хочу в школу! Не пойду! И ты никуда не пойдёшь! — кричала она, заливаясь слезами.
Я пыталась успокоить её,
Август, который должен был уйти на работу, задержался, пытаясь помочь. Но даже его спокойный голос и уверенные объятия не могли унять бурю эмоций нашей дочери.
— Мама, пожалуйста, не уходи! Останься дома! — умоляла Стелла, и её глаза были полны такого отчаяния, что у меня сжималось сердце.
Я пыталась понять, что вызвало такую реакцию. Может быть, ей приснился плохой сон? Или она почувствовала что-то, чего не могли уловить мы? Её эмпатические способности иногда преподносили нам сюрпризы.
Время шло, а ситуация не улучшалась. Я уже начала серьёзно беспокоиться, что опоздаю на лекцию. Чувство вины за то, что я собиралась оставить расстроенного ребёнка, боролось с ответственностью перед кадетами, которые ждали меня.
Август предложил остаться дома со Стеллой, но я знала, как важна была его работа. К тому же, часть меня боялась, что если я поддамся сейчас, то это может стать проблемой в будущем.
— Стелла, милая, — я присела перед ней, глядя прямо в заплаканные глаза. — Я знаю, что ты расстроена. Я чувствую твой страх и твоё беспокойство. Но я должна идти, и ты тоже должна идти в школу. Я обещаю, что вернусь, как только закончу. И мы обязательно поговорим о том, что тебя так расстроило.
Она всхлипнула, но, кажется, немного успокоилась. Я чувствовала, как её эмоции начинают утихать.
— Правда обещаешь? — спросила она тихо.
— Правда, — я поцеловала её в лоб. — Я всегда возвращаюсь к тебе, помнишь?
В конце концов, Стелла согласилась пойти в школу, хотя всё ещё выглядела несчастной. Я отправилась на лекцию с тяжёлым сердцем, чувствуя себя разрываемой между материнским долгом и профессиональными обязательствами.
Всю дорогу до кадетского корпуса я не могла перестать думать о Стелле, надеясь, что с ней всё будет в порядке. Я знала, что должна сосредоточиться на предстоящей лекции, но материнское беспокойство не отпускало меня. Этот день стал для меня настоящим испытанием, напомнив, насколько сложно бывает балансировать между семьёй и карьерой.
Интерлюдия: Дети.
Август проснулся от приглушенных рыданий. Часы показывали три часа ночи. Юлия рядом тоже зашевелилась, но он мягко коснулся её плеча:
— Спи. Я разберусь.
Он уже знал, кого найдет в детской. Томас, их старший, снова сидел, забившись в угол между кроватью и стеной. В темноте поблескивали мокрые от слез глаза.
— Эй, солдат, — тихо позвал Август, присаживаясь рядом. — Опять тяжелая ночь?
Девятилетний Томас кивнул, вытирая
слезы:— Я не хотел никого будить. Просто… они все так громко чувствуют.
Август понимающе кивнул. Соседи за стеной снова поссорились, и их эмоции, должно быть, были слишком сильными для юного эмпата.
— Давай попробуем то упражнение, которое мы тренировали? — предложил он. — Помнишь, как строить стену?
— Как в старых крепостях? — Томас чуть оживился. Он обожал истории об древних земных фортификациях.
— Именно. Камень за камнем. Давай вместе.
Они сели в позу для медитации — Август научился этому еще во время службы в рейнджерах.
— Закрой глаза. Представь первый камень — большой, прочный. Клади его в основание.
Томас глубоко вздохнул, сосредотачиваясь.
— Теперь второй… третий… Каждый камень — это часть твоей защиты.
Постепенно дыхание мальчика становилось ровнее.
— Чувствуешь, как стена растет? Она защищает тебя. Через нее могут пройти только те чувства, которые ты сам решишь пропустить.
— Как дверь в крепости? — пробормотал Томас сонно.
— Да, точно как дверь. И ты сам решаешь, когда её открывать.
Когда Томас наконец уснул, Август осторожно перенес его на кровать. В соседней комнате зашевелилась Лара.
— Папа? — шепнула она. — Томасу опять плохо?
— Уже лучше, принцесса. Спи.
Но семилетняя Лара уже выбралась из кровати:
— Я могу помочь? Я научилась отправлять хорошие сны.
Август мягко улыбнулся:
— Не сегодня, милая. Помнишь, что мама говорила о вторжении в чужие сны?
Лара надула губки:
— Что нельзя делать это без разрешения. Но я же хочу помочь!
— Я знаю, — он присел перед дочерью. — Но помощь должна быть правильной. Давай я расскажу тебе историю о том, как однажды на задании…
Он не успел закончить — из своей кроватки захныкала маленькая Стелла. Их младшая, казалось, была самой чувствительной из всех.
— Иди к ней, — шепнула Лара. — Она испугалась темных снов соседского мальчика.
Август покачал головой — иногда его дети удивляли его своими способностями. Он взял Стеллу на руки, тихонько напевая старую колыбельную.
— Папа, — Лара потянула его за рукав. — А можно я посижу с тобой? Я тоже буду петь. Стелле нравится, когда мы поем вместе.
Они устроились в большом кресле — Август, Лара и маленькая Стелла. Тихая мелодия колыбельной сплеталась с ночной тишиной.
— Знаешь, — прошептала Лара, когда Стелла начала засыпать, — иногда я вижу твои сны. Они красивые — все в серебряном и синем. Как звездное небо.
Август удивленно посмотрел на дочь:
— И часто ты их видишь?
— Только когда ты очень устал, — она прижалась к его плечу.
Он обнял дочь крепче, чувствуя комок в горле. Его опыт военного психолога помогал направлять детей, учить их контролю, но иногда они сами учили его чему-то важному.
— Папа? — сонно пробормотала Лара. — Расскажи ту историю про задание. Про то, как ты научился доверять команде.