Церера

— Юлия, — настаивала ректор, госпожа Серебрянова, ее глаза сверкали решимостью. — Учёный, сделавший такое эпохальное открытие, не может оставаться просто кандидатом. Вам нужна позиция поувесистей! Ваше открытие изменило мир науки. Вам нужна докторская степень!

— Но я… — начала я, чувствуя, как внутри нарастает сопротивление.

— Никаких «но», — перебила она мягко, но твердо. — Вы обязаны науке и самой себе довести это до конца.

Я сопротивлялась, уверяя всех, что мне достаточно просто заниматься исследованиями, но научный мир был неумолим.

Без поддержки профессора Сильвы и его лаборантов, Альфины и Хана, я бы точно не справилась. Они взяли на себя огромную часть текущей работы, давая мне возможность сосредоточиться на диссертации. Я до сих пор чувствую глубокую благодарность за их помощь и понимание.

Семь лет промелькнули как один миг, но каждый день был наполнен событиями, открытиями и… бесконечными перелётами. Теперь передо мной встал новый вызов.

Внезапно оказалось, что я — публичная фигура, молодое лицо науки для миллионов людей по всей галактике. Моя жизнь превратилась в бесконечное путешествие между лабораториями на Церере и аудиториями Университета.

Публичные выступления, интервью, популяризация науки — всё это стало неотъемлемой частью моей жизни. Я больше не просто учёный, работающий в тиши лаборатории. Я стала лицом науки, голосом, рассказывающим о чудесах вселенной широкой публике.

Теперь на Церере всегда находился катер Университета, чтобы я могла в любой момент покинуть далёкую планету и отправиться выполнять свои обязанности в другом конце вселенной.

В Университет… Там я становлюсь кем-то другим. Лектором, популяризатором науки, живой рекламой образования. Я выступаю перед полными аудиториями, рассказывая о чудесах вселенной, о тайнах полисов, о важности науки и образования. Я вижу горящие глаза студентов, их жажду знаний, и это придает мне сил.

Но иногда… иногда я чувствую усталость. Усталость от постоянных перелетов, от необходимости всегда быть «на сцене», от ответственности, которая лежит на моих плечах. В такие моменты я мечтаю вернуться в те дни, когда могла просто часами сидеть в лесу, слушая шепот ветра в листве и песни полисов.

Иногда это пугает. Иногда я чувствую себя самозванкой, особенно когда вижу восхищённые лица студентов или читаю заголовки в научных журналах. Но потом я вспоминаю, зачем всё это. Ради науки, ради знаний, ради будущего.

Я поправила воротник кителя и глубоко вздохнула.

Достала планшет, просматривая расписание на ближайшие недели. Лекции, интервью, встречи с политиками, обсуждающими будущее науки… И где-то между всем этим — драгоценные часы в лаборатории.

Вздохнув, я отложила планшет. Да, моя жизнь изменилась. Но разве не об этом я мечтала? Изменить мир, открыть людям глаза на чудеса вселенной?

И кто знает? Может быть, среди этих молодых энтузиастов уже есть тот, кто совершит следующий великий прорыв. А я буду рядом, чтобы вдохновить, поддержать и направить. В конце концов, разве не в этом заключается настоящее призвание ученого?

Минута покоя — и снова вперёд. Меня ждет очередная аудитория, жаждущая услышать о последних открытиях в изучении полисов и других форм внеземного разума…

После очередного выступления я устало опустилась в кресло в гримерке. Популяризация науки отнимала много сил, но я знала, что это важно. Однако в такие моменты я особенно остро ощущала потребность в чем-то постоянном, в якоре, удерживающем меня в реальности.

И этим якорем всегда был Август.

Я улыбнулась, вспоминая наш путь. От неуверенных первых свиданий до того момента, когда он, встав на одно колено, протянул мне кольцо.

— Юлия Соколова, — сказал он тогда, — Выйдешь за меня?

Свадьба была скромной. Не то, чтобы мы не могли позволить себе разгульного празднования, просто хотелось совсем не этого. Хотелось тепла и близких по духу людей. Среди гостей были мои коллеги-ученые и товарищи Августа по службе. Профессор Сильва, растроганный до слез, вел меня к алтарю. Марк долго гундел, что такое должен делать старший брат, как единственный кровный родственник, но Август переубедил его быть другом жениха. Брат просто не мог не согласиться.

С подружками невесты вышел прикол. Девушки-рейнджеры прибыли как одна, с ними рядом встала неизменная Альфина, а потом под общий хохот к ним присоединился Хан в платье. Когда мы спросили, что он творит, тот только отшутился, мол, сколько мы с Юлией сожрали ночью печенек на кухне — не пересчитать, мы не просто подружки — мы лучшие подружки! И отгадайте, кто поймал мой букет?

Так началась наша жизнь с Августом.

Когда мы стали жить вместе, он начал открываться с неожиданной стороны. Первую вещь, которую он принёс домой — был его небольшой личный синтезатор, и мы иногда проводили вечера, слушая его новые композиции и обсуждая старые. Даже гитара Марка больше не висела беззвучно на стене.

…А потом в моей жизни появились дети. Сначала Томас, названный в честь моего отца. Я помню, как дрожащими руками держала его впервые, чувствуя невероятную ответственность и любовь. Через два года родилась Лара, такая же любознательная, как ее бабушка и тезка. И наконец, маленькая Стелла, наша звездочка, появившаяся на свет всего год назад.

Материнство изменило меня. Оно научило меня новому виду любви, терпению и умению находить баланс. Теперь каждое мое выступление, каждое интервью имело новый смысл — я говорила не только для научного сообщества, но и для будущего моих детей.

Материнство тоже принесло свои сюрпризы.

Я смотрела на своего новорожденного сына Томаса, и меня переполняли противоречивые эмоции. Любовь, такая сильная, что перехватывало дыхание, смешивалась с парализующим страхом. Смогу ли я быть хорошей матерью? Я, которая большую часть жизни провела в лабораториях и экспедициях, смогу ли дать этому крошечному существу все, в чем оно нуждается?

Я с двенадцати лет жила в интернатах, когда родители полностью переехали работать Цереру. Иногда я ловила себя на мысли, что было бы, если бы они этого не сделали, и я смогла проводить с ними больше времени. Была бы я другим человеком? Лучше, чем сейчас?

Август, заметив мое беспокойство, обнял меня за плечи и пообещал, что мы справимся, всё будет хорошо…

Но настоящее потрясение ждало нас впереди. Когда Томасу исполнился год, мы заметили, что он реагирует на эмоции окружающих необычайно остро. Анализ ДНК подтвердил мои подозрения — ксеноген передался ему от меня.

Я была ошеломлена. Конечно, я предполагала такую возможность, но реальность оказалась совершенно другой. Когда через два года родилась Лара, а затем и маленькая Стелла, тесты показали то же самое — все мои дети унаследовали ксеноген.