Часть третья

– Потерпи, ласточка моя прыткая, моя пышка ненаглядная, мой пряник сладкий, всегда свежий и всегда горячий, - лепетал Ефимчик, - сегодня же я дам задание разыскать эту настойку. Говорят, от этой настойки...словом ты будешь сыта, как от черной икры.

– Это надо ждать, а я ждать не люблю. Буди своего дружка, ленивого и пусть он работает, балдеет, умирает и снова оживает.

У Ефимчика слиплись жидкие пепельные волосы на макушке, а струи пота текли вдоль морщинистых щек, но он старался, сколько было сил.

Утром он встал, как побитый, после бессонной ночи и выпив только чашку кофе, отправился в мэрию по вызову к Лужкову. Там ему крепко досталось за то, что он не завершил ремонт перехода у метро "Профсоюзная" дабы убрать светофор на оживленном перекрестке. Он так расстроился, что отказался от обеда. Домой вернулся раньше обычного, это был его уже новый дом, роскошная четырехкомнатная квартира, бывшая квартира Тимура, где он проживал с Натали уже около четырех месяцев. Но Натали дома не было.

Великий человек отрезал себе тонкий кусок старой копченой колбасы, съел с черствым, слегка заплесневелым хлебом, и, через некоторое время почувствовал резь в животе.

Около двенадцати ночи открылась дверь, громко вошла Натали, сбросив с себя все на пол и сверкая телесами, сказала:

– Ефимчик- херувимчик, пошли в душ! Я так тебя хочу, я горю вся, ты понимаешь? твоя Натали извелась по тебе, ну давай, поднимайся, мой пупсик!
– и расхохоталась. Хохот у нее был такой сексуальный, что Ефим Андреевич, несмотря на расстройство желудка, вскочил как мальчик, и побежал следом за ней в ванную. Там была широкая ванная на двоих.

– Сними с себя все, перестань стесняться своей возлюбленной. Или твой дружок уже не поднимается самостоятельно? Так я его живо подниму.

Ефим Андреевич обнажался медленно, не глядя в лицо молодой супруге, он все же робел перед ней и когда дошел до трусов, сказал себе твердо: нет, и опустил руки.

– Ладно, иди, я сама сниму с тебя, - сказала Натали, лежа в ванной совершенно нагая и протянула ему руку. Ефимчик-херувимчик подчинился и уселся напротив.

– Я сегодня..., - начал, было, Ефим Андреевич и осекся.

– Можешь не продолжать, я знаю, что ты скажешь. У тебя был трудный день, и ты предпочел был полежать рядом с молодой женой с полузакрытыми глазами, но меня сегодня так возбудили эти испанцы, что я, чуть было не пошла с ними в сауну. А ведь они меня приглашали, но я подумала: у меня есть любимый муж.

– Я, я поступил бы точно так же, моя дорогая, моя ненаглядная Нефиртити, - произнес он дрожащим голосом и положил ладонь на ее ногу выше колена.

– Выше, выше, - умоляла она.
– Я давно не пробовала в ванной. В ванной должно быть чертовски хорошо.

Контакт в ванной был неудачным, и Натали приказала убираться к чертовой матери. Ефим Андреевич повиновался. Он ушел на кухню, глотнул немного коньяку с шампанским, зная, что его супруга не отстанет.

И действительно, вскоре она появилась в набедренной повязке, чистая, мягкая, лоснящаяся, надушенная, схватила его за руку и потащила в постель.

– Только не вздумай заснуть, а то..., - пригрозила она, пожирая его хищным чувственным взглядом.

Ефим Андреевич на этот раз не ударил лицом в грязь, но Натали была ненасытной: то, к чему он так когда-то давно стремился, было здесь, перед ним, его было так много и оно дышало такой страстью, что ему было явно не по зубам.

" Вот черт, снова проснулся в ней этот бес, которого я унять уже не в силах. Не те годы, не тот запал, ей нужен еще один жеребец. Это мог бы быть..., скажем, Подь - Подько Том Иванович! что если их свести? В сауне, например. Скажу, что ..., что же я скажу? А вот. Пойдем втроем, затем я позвоню по любому ложному номеру и - приду в ужас. Мне срочно бежать. Побудьте тут без меня, скажу, я чичас вернусь. И срочно уйду. Том Иванович кот еще тот, к тому же он молодой кобель. Так лучше Том, чем эти охранники, которые, конечно же, трахают ее по очереди".

– Ну, ты, Ефимчик-херувимчик, работай, давай, не то я пойду на панель. Мне нужен массаж. Внутренний массаж, ты понимаешь? ни черта ты не понимаешь. Ты скоро станешь полным импотентом, что я тогда буду делать, скажи? Ну-ка, покажи язык! придется тебе поработать языком. Ничего не поделаешь, голубчик: надо ублажать свою молодую жену, иначе беда.

– Я еще в состоянии, - заявил совершенно обессиленный муж.
– У меня вчера был трудный день, ты должна понять меня.

– У тебя каждый день - трудный день. У меня это уже здесь, - изрекла Натали, ткнув пальцем выше горла.

Ефим Андреевич все же заснул в объятиях молодой жены. Теперь не только его плоть спала, но и он сам спал.

Натали поднялась на рассвете и, перекусив на скорую руку, бесшумно открыла и так же бесшумно заперла дверь. Ефим Андреевич проспал еще долго и проснулся только без пятнадцати десять. О завтраке нечего было и думать.

"Гм", сказал он себе, просовывая ноги в нечищеные туфли. Сегодня в десять ноль-ноль планерка, а на планерках обычно присутствует кто-то из мэрии столицы. А Том Иванович Подь - Подько в последнее время ведется несколько независимо, если не сказать вызывающе. Во всяком случае, в мэрии знают все, что бы он ни сказал на любом совещании закрытого типа.

В этот день Раскорякину явно не везло. Вдруг раздался звонок от зампреда Лужкова Шанцева, который потребовал лично явиться к двенадцати и доложить об открытии небольшого рынка "Радужный" на Нахимовском проспекте. Ефим Андреевич вызвал водителя. Тот явился с опущенной головой. Вчера был на именинах и немного перебрал: сегодня дико болит голова.

– Поедем в мэрию Москвы, - сказал Раскорякин.

– Поедем.

Но водитель, как только выехал, нажал на педаль и поехал на красный свет. Все бы ничего, да в них врезался микроавтобус. Ефим Андреевич стукнулся головой о лобовое стекло, да так, что из виска потекла кровь. Он не стал разбираться, что там дальше, а вызвал другую машину и уехал домой почивать. Даже от скорой отказался. Кровотечение остановилось, а вот головная боль не проходила, а наоборот усиливалась.

Поев, подсохшей колбасы и запив чаем, Ефим Андреевич стал ждать супруги. Может, она пожалеет его, ведь та, предыдущая жена, которую он бросил на произвол судьбы, пыль с него сдувала. В девять часов вечера он включил телевизор, послушал новости, а после новостей стал поглядывать на часы. Иногда до его ушей доходило громыхание лифта, и всякий раз ему казалось, что это она. Но Натали не являлась. Ее не было ни в десять, ни в одиннадцать, ни в двенадцать ночи.

"Где это она, что могло произойти?
– думал он напряженно и никак не мог найти ответ на свой вопрос.
– Может, напали на нее, как знать, все в наше время возможно. А если убили? Где искать? только в морге. Если не явится до утра - обзваниваю морги. Один морг здесь рядом, рукой подать, даже сходить можно".