Чеченец. На разрыв

Когда мы вошли в дом, Марат шел впереди, а я следовала за ним, словно тень. У дверей нас встретил управляющий, мужчина лет пятидесяти, с проседью в черных волосах, с явно выраженными кавказскими чертами лица. Он кивнул Марату в знак уважения. Марат отвечал ему дружелюбным жестом, потрепав по плечу. На лице мужчины видно глубокое почтение хозяину дома. Гостинная, в которую мы вошли, ошеломила меня своим великолепием и роскошью. Все вокруг сверкало и переливалось, мебель в оттенках слоновой кости с золотым декором, отливала перламутром. В центре этой залы находились три женщины, и их взгляды были прикованы к нам. Самая старшая из них, женщина лет шестидесяти пяти, стояла с выпрямленной спиной. Ее черное элегантное платье подчеркивало ее худощавую фигуру, а голова была покрыта прозрачным черным платком. Ее прямая спина и вздернутый подбородок говорили о высокомерии и надменности, которая исходила от нее так же естественно, как и элегантность. У женщины красивые большие карие глаза с залегшими под ними тенями, нос с горбинкой, тонкие губы, брезгливо поджаты. Я бы назвала ее красивой, если бы не эта надменность и глубокие морщины, которые пролегли на ее лице. Рядом с ней стояли две женщины помоложе, которые, хоть и были одеты в закрытые, но явно роскошные и дорогие наряды. Украшения из ожерелий и браслетов сверкали на их запястьях и шеях, добавляя им величия. Все трое женщин смотрели на Марата, но их взгляды иногда скользили по мне. Я чувствовала себя словно на суде, где каждый мой шаг и взгляд оцениваются. В их взглядах я увидела смесь любопытства, снисхождения и, возможно, даже презрения. Это ощущение, что меня внимательно рассматривают, заставляло меня чувствовать себя еще более уязвимой и одинокой в этом чужом и блестящем доме, похожем на огромное живое существо.

Старшая женщина тепло улыбнулась Марату, она с радостью раскрыла перед ним объятия. Его улыбка расцветала, когда она целовала его и крепко обнимала, а затем он так же сердечно поздоровался с двумя другими женщинами. Обернувшись ко мне, он представил:

– Познакомься, бабуля, это моя жена – Алиса. Алиса, - это моя бабушка Зулиха, это мои двоюродные сестры это Лаура, а это Мадина. Их мать, моя дорогая тетя давно умерла от тяжелой и продолжительной болезни. Бабуля взяла на себя заботу о них.

Лаура была чуть выше своей сестры, худощавая, большеглазая с крупным носом и тяжелым подбородком, но в совокупности ее лицо привлекательное и яркое, а Мадина ниже ростом, плотная, фигуристая, лицо круглое, глаза чуть раскосые. Симпатичная и свежая. Она смотрела на меня с нескрываемой злостью. Старшая женщина медленно окинула меня взглядом с ног до головы, не произнеся ни слова в ответ. Ее внимание быстро переключилось обратно на Марата, она спросила его о поездке и сообщила, что в его честь приготовлены любимые блюда. В это время Лаура молчала, а Мадина внезапно развернулась и, не сказав ни слова, убежала из комнаты. Никто не попытался ее остановить. Только я посмотрела ей вслед. Марат, с ноткой настойчивости в голосе, повторил бабушке,

– Это Алиса и она моя жена. Я бы хотел, чтоб к ней относились с уважение, бабушка.

Старшая женщина, казалось, с трудом выдавила из себя улыбку и произнесла:

– Здравствуй, дочка. Я была слишком рада приезду внука... Надеюсь, ты не устала с дороги?

Ее слова звучали обязательно, но в то же время я почувствовала в них некоторую дистанцию. Мне было сложно разгадать истинные эмоции, скрытые за вежливым фасадом. Мне казалось, что я оказалась в центре сложных семейных отношений, где каждый жест и каждое слово имели глубокий подтекст, который мне еще предстояло понять.

А потом она грозно посмотрела на внука.

– Я бы отнеслась к ней с почтением если бы ты привел в дом мусульманку! Если бы накях состоялся здесь в нашем доме, если бы свадьба была такой, как положено. А ты привел незнакомку в наш дом! Ты хочешь почтительности? Уважения? К кому?

– К моей жене. Уважай мои решения. А теперь я переоденусь с дороги и хотел бы поужинать теми блюдами, что ты для меня приготовила.

***

Проходя через дом, я видела одну комнату за другой, каждая из которых была больше предыдущей и украшена еще более роскошно. Был там и внутренний сад с фонтаном, и огромная библиотека, полная редких изданий, и даже небольшой кинотеатр.

Марат показал мне все это вскользь, просто констатируя что здесь все это есть. А я смотрела и поражалась красоте и величественности дома.

На ужине атмосфера была напряженной. Когда я села за стол напротив Марата, бабушка внезапно встала, и, демонстрируя свое неодобрение, удалилась из-за стола. Марат следил за ней взглядом, а затем, словно ничего не произошло, раскатисто засмеялся и принялся за еду с видимым аппетитом. Я сидела, не трогая свою тарелку, понимая, что причиной ухода бабушки была я и, возможно, мое присутствие в этом доме. Но Марат делал вид, что ничего особенного не произошло, продолжая наслаждаться ужином. После ужина, к которому я так и не притронулась, я обратилась км Марату, опустив глаза и все так же не решаясь посмотреть ему в лицо.

– Я не хочу оставаться в этом доме.

Его реакция была мгновенной и решительной. Он резко схватил меня за локоть и притянул к себе, глядя прямо в глаза.
– Ты останешься здесь, – его голос звучал твердо и безапелляционно.
– Ты будешь жить по законам этого дома, и все вокруг будут считать, что мы счастливы. И ты убедишь в этом бабушку...Понравишься ей. Я ощутила, как внутри меня всё сжалось от его слов. Марат требовал от меня не просто присутствия в этом доме, но и активного участия в создании иллюзии счастливого брака. Мне было трудно представить, как я смогу убедить бабушку и всех остальных в том, чего сама не чувствовала. В этот момент я поняла, что моя жизнь в этом доме будет полна испытаний и притворства, и что мне придется сыграть свою роль в этой сложной семейной драме. У меня и так все внутри разваливается на куски… у меня нет сил играть, нет сил притворяться. Мне хочется чтоб меня никто не трогал. Мой взгляд, наполненный растерянностью и отчаянием, встретился с взглядом Марата.

– Марат... Зачем ты это делаешь? Зачем выполняешь их волю? Зачем держишь меня здесь... Разве тебе не станет легче, если меня не будет? – мои слова были сказаны почти шепотом. Я ощущала как меня пронизывает болью и непониманием зачем ему все это. В ответ Марат внезапно схватил меня за горло и резко прижал к стене. Его глаза пылали яростью.

– Алиса, ты больше никогда не будешь говорить мне, что делать, и никогда больше не заведешь этот разговор здесь, в этом доме! Не заставляй меня желать твоего исчезновения! – он говорил низким голосом, отрывисто, настойчиво. Его слова давили меня как гранитные камни, казалось, он кладет их мне на грудь и у меня болят ребра от понимания навалившегося груза. Слезы брызнули из моих глаз, когда она всхлипнула:

– Марат, я хочу уйти... Я не хочу всего этого, я не умею притворяться! Мне хочется просто сдохнуть, понимаешь?

Его пальцы сжимали мое горло ещё сильнее, и я инстинктивно схватила его за запястье, пытаясь освободиться.
– Нет, Алиса, ты хочешь жить. Если ты уйдешь, жить тебе не дадут. Ни тебе, ни мне. Поэтому иди в спальню и жди меня там, – Марат продолжал давить, не оставляя мне выбора. Мое лицо исказил ужас, когда он сказал про спальню, но чеченец криво усмехнулся и добавил:

– Не трону... просто ляжешь рядом. За нами наблюдают и будут наблюдать! Это тебе не отель! Возьми себя в руки и начни делать то, что нужно!

В его словах звучала угроза, заставляющая мое сердце биться ещё быстрее. Я понимала, что выбора у меня нет, и что любое мое неверное решение может обернуться ещё большими страданиями. В этот момент я ощутила, как моя воля к сопротивлению ослабевает под тяжестью безысходности и страха перед будущим в этом доме, где каждый шаг и каждое слово могли стоить мне жизни. Где меня уже заранее ненавидят и даже не скрывают этого.

Глава 30

Ночь была беспокойной. Марат лежал рядом, и я чувствовала его присутствие каждой клеточкой своего тела. Я уже научилась определять, когда он спит – его дыхание становилось глубже и ровнее. Но этой ночью оно было напряженным, как и мое собственное. Я отвернулась от него, стараясь смотреть в темноту, как будто в ней я могла найти убежище от нашей общей боли. Ему не все равно… я это ощущала. На каком-то запредельном уровне. Вокруг царило молчание, но оно было полно невысказанных слов и эмоций. Казалось, в воздухе витал весь кошмар наших переживаний, словно невидимая пелена, отделяющая нас друг от друга. И вдруг, среди этой тишины, его голос прорезал темноту:

– Тебе все еще больно?
– Его вопрос звучал, как будто он обращался не ко мне, а к пустоте, к темноте, окружающей нас. Я тихо ответила:

– Нет.

Я сама не понимала, что именно он имел в виду – физическую боль или ту нестерпимую душевную агонию, которая охватывала меня снова и снова. Марат не стал уточнять, оставив вопрос висеть в воздухе между нами.

– Нужен еще врач?

– Нет. Все нормально.

– Хорошо. Я рад. Внутри меня всё сжалось от страха, что сейчас он ко мне притронется, но Марат даже не прикоснулся ко мне. И эта его отчуждение, его равнодушие, в какой-то мере, причиняло мне еще большее мучение. Я чувствовала себя отвергнутой и ненужной, словно мое присутствие здесь было лишь тяжелым бременем для него. Это усиливало мое чувство одиночества, ранило мою душу еще сильнее. Настолько все противоречиво внутри, настолько зыбко. Я словно не знаю, чего на самом деле хочу. Наверное, чтобы он не был таким равнодушным…Уснула я не заметно для себя, на краю кровати, стараясь отодвинуться от Марата подальше и не укрываясь, чтоб не спать с ним под одним одеялом. Но утром я была укрыта…