Чеченец. На разрыв

– Тише…иди ко мне девочка. Давай. Ну же. Иди ко мне. Прежде чем я успела осознать происходящее, Марат обхватил меня руками и вынес из душевой. Он замотал меня в полотенце и осторожно уложил на постель, словно боясь причинить мне боль. Эта осторожность не сочеталась с его бычьей мощью, с его гигантскими руками и мощным телом. Я не могла сдержать слез, они хлынули по щекам, отражая всю боль и отчаяние, которые я чувствовала внутри. Марат сидел рядом со мной в молчании, его лицо было непроницаемым. Потом он тихо произнес:

– Если ты еще раз попробуешь это сделать, я накачаю тебя таблетками, так что ты в овощ превратишься. Поняла? Я вытащу тебя с того света, и ты пожалеешь, что не сдохла. Я слишком дорого заплатил за твою жизнь!

Его слова звучали как предупреждение, в них не было ярости, только холодная решимость от которой кожа покрылась мурашками. Я лежала на постели, обернутая полотенцем, и чувствовала себя бесконечно уязвимой. Марат, человек, который должен был быть моим врагом, в этот момент казался единственным, кто мог защитить меня, даже от самой себя. Была ли я ему за это благодарной? Не знаю…я ничего не чувствовала, не понимала. Знала только одно – как прежде уже не будет. У нас с Маратом. Между нами унижение, позор и мое предательство.

Когда Марат вышел из комнаты, я зарыдала. Слезы хлынули из меня, сотрясая всё моё тело неудержимыми стонами. Все внутри меня кричало от отчаяния и безысходности. Я понимала, что это конец всему, что когда-то было дорого мне. Жизнь рядом с человеком, каким был Марат, обернется настоящим адом. Его гордость, его воспитание не позволят забыть унижения, которые я испытала. Жениться на ком-то вроде меня, кого он считал оскверненной, это было худшим кошмаром для кавказского мужчины. Он всегда будет смотреть на меня и помнить о том, что со мной сделал Шах. Когда Марат вернулся, он держал в руках чашку. Он поднес её к моим разбитым губам и приказал пить, вставив мне в рот трубочку. Я попыталась отвернуться, но его рука жестко сжала мой затылок, заставляя меня смотреть ему в глаза.
– Пей, это бульон, раздобыл на кухне этого гадюшника, – его голос звучал холодно и безапелляционно.
– Теперь ты будешь делать всё, что я скажу. И жить ты будешь столько, сколько мне будет нужно. И не зли меня, Алиса. Я не хочу быть с тобой жестоким…не нарывайся. Каждое его слово вонзалось в меня, как нож, оставляя после себя ощущение абсолютной беспомощности и зависимости. Я понимала, что мои шансы на спасение тают с каждой секундой, что моя свобода теперь целиком и полностью зависит от воли этого человека.
– Отсюда уедем, когда будешь нормально выглядеть. Никто не должен знать, что с тобой было. Особенно в моем доме. Так что давай, соберись и делай то, что я говорю. Вот эту таблетку прими после еды. Я молча пила, стараясь не думать о том, что находится в чашке, стараясь не думать о том, что меня ждет впереди, покорно приняла таблетку. В этот момент я чувствовала только одно – жгучее желание вырваться из этого кошмара, найти хоть какой-то путь к свободе, каким бы отчаянным он ни был. И уже в другую секунду меня обжигало понимание, что не вырвусь. Я теперь в капкане. И сам Марат больше не играет со мной в любовницы и потрахушки. Нет. Все гораздо хуже. Меня ему навязали, чтобы унизить, чтобы поставить на место. И первая кто будет в этом виновата – я. Всегда я.

Прошло несколько дней. Дней ада. Дней и ночей, когда я от бессонницы выла и он запихивал в меня маленькие горькие таблетки и говорил положить под язык. Потом меня вырубало и я спала без снов, чтобы проснутся с тяжелой головой, вспомнить все и захотеть сдохнуть. Я едва поднималась с постели, и каждый поход в туалет становился настоящим испытанием. Всё внутри меня горело и болело от зверств Шаха, его жестокости и безжалостности. Я не хотела вспоминать про те страшные минуты…они были для меня веками унижения и страданий. Мои ребра и почки отдавали настолько острой болью, что иногда казалось, будто я не выдержу. Сама мысль о том, чтобы увидеть себя в зеркале, вызывала во мне отвращение и страх. Я не хотела видеть отражение той израненной и сломленной женщины, в которую я превратилась. Не хотела смотреть на нее и понимать, что это она во всем виновата.

– Разденься я хочу осмотреть тебя. Просто сними все сама. Чтоб я не трогал.

«Всем» был отельный белый халат в который я куталась и чувствовала себя более или менее защищенной. Но раздеваться было невыносимо. Мои руки словно заклинило.

– Сними. Хорошо. Дай я сниму.

Протянул ко мне руку, и я вся сжалась, дернулась.

– Тшшш, я не собираюсь тебя обижать или бить. Я хочу посмотреть и намазать твои синяки и порезы. Я купил мази.

Его голос был спокойным и уравновешенным, но мне он доверия не внушал. Я так ни разу на Марата и не посмотрела. С тех пор как увидела его висящим на веревках, избитым, растерзанным. Я все еще не видела его лицо. Но думаю, оно выглядит не лучше чем мое.

Я не знала зачем он вообще обо мне заботится. Какая ему разница. Разве не он обещал превратить мою жизнь в ад.

– Алиса, давай кое-что проясним. То, что было уже было. Все. Ты ничего не изменишь. Мы с тобой связаны. И сейчас мне глубоко насрать хочешь ты этого или нет. У меня нет выбора. Точнее есть и он мне на данный момент не нравится. Пока не нравится. Но я могу передумать и тогда мой выбор не понравится тебе. Особым умом ты не отличаешься иначе всего этого бы не было, но надеюсь, что пара твоих извилин все же работают и ты поймешь, что я твой единственный способ выжить. Не будешь со мной – тебя прикончат, чтоб навсегда закрыть рот!

«Я не видела, что на той флешке» - хотела сказать, но промолчала. У меня не было сил говорить.

– Через какое-то время мне нужно будет вывести тебя в люди. К тому времени на тебе не должно остаться и следа. Я не стану придумывать какие-то байки. Шрамы на мне — это норма. На тебе их быть не должно. Поэтому снимай халат. Там нет ничего чтобы я не видел. А трахать я тебя больше не собираюсь…

Эти слова где-то кольнули. Больно кольнули, подковырнули рану, и она истекла кровью и гноем. Теперь не тронет, потому что брезговать будет. Мерзкая, запятнанная. Позор. Но это и хорошо. Потому что сама мысль о сексе вызывала у меня панический ужас.

Я сняла халат и закусив губу терпела пока он вертел меня, пока смазывал порезы перекисью водорода, а синяки и обширные гематомы гепариновой мазью. Он делал это быстро и молча. И я была ему за это благодарна. Никаких комментариев.

Затем Марат надел на меня свою футболку, которая была на мне как парус. Но это было лучшее, что я сейчас могла бы надеть. Особенно когда тело настолько болит и саднит. Честно мне было все равно что на мне, хоть мешок. Плевать. В один из дней ко мне пришел врач. Он тщательно осмотрел мое тело, щупал каждый синяк и каждую рану, словно пытаясь оценить масштаб бедствия.

– Сломано ребро, множество ушибов, – констатировал он, его голос был лишен эмоций. Осмотрев мою промежность, пока я лежала бледная как смерть и кусала губы снова до крови, он добавил:

– Разрывов нет. Есть несколько внутренних гематом. Я дам много лекарств. Надо бы сдать анализы на ВИЧ, сифилис и тд. Исключить. Так что я возьму кровь с вены. Начнем превентивно антибиотик и противогрибковые. Я бы так же дал ноотропные, есть гематомы и шишки на голове. Исключить сотрясение я не могу как и подтвердить.

– Рот на замке. Хоть одно слово и твое тело даже опознать не смогут.

– Марат Саидович…это даже не обсуждается. Не первый раз.

– Всегда стоит предупредить. Люди иногда меняются.

Мне дали таблетки – какие именно, я не спрашивала. Мне было всё равно. Всё, что я хотела – это забыться, исчезнуть отсюда, от этой боли, от этой реальности. Я вновь забиралась в постель после осмотра, чувствуя себя еще более сломленной и беззащитной. Марат иногда заходил в комнату, его присутствие вызывало во мне смесь страха и отвращения. Я не знала, что он думает, что планирует, но понимала одно: моя судьба теперь полностью в его руках, и это было страшнее любых физических болей.

Глава 27

Я перестала считать дни и недели. Время теряло для меня всякий смысл, словно я погрузилась в бесконечное бездну, где нет ни света, ни ориентиров. Они просто не имеют больше никакого значения. Я просто существовала, день за днем, не зная, какой сегодня день, какой месяц. Мне было все равно. Я не мылась, не смотрелась в зеркало. Я часами лежала на постели и смотрела в пустоту. Меня как будто не стало. Я умерла…Я похоронила себя в этом номере отеля и мысленно положила на свою могилу букет бледно-розовы роз. Моё тело медленно восстанавливалось после перенесенных мук. Порезы и ожоги заживали, синяки бледнели и сходили. Но я так и не нашла в себе сил посмотреть на своё отражение в зеркале. Я боялась увидеть в нем чужого человека, изуродованного страданиями и болью. Тронутого чужими руками без спроса, оскверненного и сломанного. Я себя ненавидела. Я считала, что только я сама во всем виновата от начала до конца. От дурацкого клуба, до похода в полицию. О чем я думала, во что верила. Наивная идиотка. Мои розовые очки разбились стеклами внутрь. И я не видела окровавленными глазами своего будущего. Больше не видела. Марат заказывал в номер еду, и первое время казалось, что он проявляет к моему состоянию некоторое снисхождение. Но потом его терпение иссякло. Однажды он взорвался, грубо заявив, что если я не начну нормально питаться, то он заставит меня это делать насильно.