Человек с Золотым Торком

Я схватил Джеймса за руку и заставил его посмотреть на меня.
– Отзовите их! Они слушаются вас. У меня есть идея! Он посмотрел на меня, а затем отрывисто кивнул и приказал семье разойтись. Мгновенно все отступили. Они доверились Джеймсу там, где почти наверняка не доверились бы мне.

Джеймс выжидающе посмотрел на меня. Я протянул руку сквозь броню на боку, достал из кармана портативную дверь, активировал и швырнул её на путь кровавой фигуры, когда она рванулась вперёд, точно так же, как это было с Хайдом в “Волчьей Голове”. Портативная дверь аккуратно встала на место, несколько раз сверкнула и зашипела, а затем просто замерла на месте, бездействуя. Я использовал её слишком часто. Батарея разрядилась. Джеймс всё ещё смотрел на меня. Я не мог видеть его лица за сверкающей золотой маской, но я мог угадать его выражение. Он доверился мне, а я его подвёл. Я оглянулся на форму. Это было почти у Сердца.

Я крепко задумался, отчаянно оглядывая Святыню в поисках вдохновения, и тут мой взгляд упал на дюжину Торков, валявшихся на полу, оставшихся после того, как с их владельцев содрали плоть, чтобы создать кровавую форму. Я рванулся вперёд, схватил в горсть золотые обручи, поднял свой золотой кулак и ударил Торками прямо в тёмно-жилистый - раковый бок твари. Я протолкнул их глубоко в массу, отпустил Торки, а затем попытался вытащить руку; но она застряла. Ужасный холод, духовный и телесный, пополз по моей руке. Кажется, я закричал. И тут Джеймс оказался рядом со мной, изо всех сил дёргая за мою зажатую руку. На ужасно долгий миг даже наших общих сил не хватило, а затем моя рука вырвалась из кровавого месива, и мы оба отшатнулись назад.

Я прокричал вслух Слова, активирующие живую броню, Слова, которые мы обычно произносим только субвокально, и пять Торков внутри кровавой формы активировались. Все сразу. Внутри раковой массы Торки делали то, на что они были запрограммированы. Они идентифицировали своих владельцев, или в данном случае то, что от них осталось, и заключали их в живую броню. Золотые лепестки вырвались из красно-фиолетовой фигуры и рассекли её на куски. Кровавая масса сопротивлялась, пытаясь сохранить целостность принятой формы, но продвижение Торков было неумолимо. После начала их трансформации никто и ничто не могло остановить их. Кровавая фигура рухнула, и беззвучный вой ярости на мгновение заполнил наши головы, когда тварь Извне отрезало от нашей реальности и она разорвала на ней свою хватку.

На полу перед Сердцем в ужасном противоестественном виде окружённые кусками окровавленного мяса лежали пять золотых доспехов. Я не хотел думать о том, что там, внутри. Гнетущее ощущение вторгающегося Присутствия исчезло. Колокола и сирены смолкли, и благословенная тишина наполнила Святилище. Один за другим все мы снимали броню, золотые формы уступали место мужчинам и женщинам с шокированными, потрясёнными лицами. Джеймс похлопал меня по плечу.

– Молодец, Эдди. Прекрасная идея.

Люди начали медленно выходить из комнаты. Сердце было в безопасности. Все вернулись к своим обычным, повседневным обязанностям. Некоторые были в шоке; некоторым требовалась помощь.

Некоторые были откровенно разгневаны или напуганы, потому что Холл больше не был тем безопасным местом, которым он всегда был раньше. Некоторые плакали из-за потери друзей или близких. Их нельзя было винить. Большинство членов семьи никогда не участвовали в полевых выходах, не участвовали в акциях, не видели крови, страданий и смерти, что является базисом работы и существования Друдов. Сегодня ночью в четырёх крыльях-корпусах будет много снотворного и плохих снов.

Сержант-ат-Армс уже привлёк к работе несколько наиболее жестокосердных душ, и началась расчистка территории. Он даже не посмотрел на меня. Возможно, я только что спас положение, и Сердце, и, может быть, всю семью, но он всё ещё не доверял мне. И никто из остальных не поздравил меня, когда они уходили. Большинство даже не смотрели на меня. Никто из них не хотел, чтобы их видели разговаривающими со мной, не хотели даже подходить слишком близко к человеку, который отвернулся от семейных традиций и ответственности, чтобы моя независимость не повлияла на них. Джеймс специально встал рядом со мной, его рука всё ещё лежала на моём плече. Все уважали Серого Лиса.

Наконец, мы вместе покинули Святилище и вышли в коридор. Вдали от вони пролитой крови, мяса и кишок, старые знакомые запахи дерева, полироли и свежих цветов сразу же оказали своё восстанавливающее действие. Я глубоко вдохнул, и голова прояснилась. Древние, прочные стены, чья долгая история свидетельствует о службе и традициях, в этот раз действительно оказали успокаивающее воздействие.

– Это нападение беспрецедентно, - сказал Джеймс. Пока мы шли, он говорил негромко, но в его голосе всё ещё звучал холодный гнев, который тревожно пробивался на поверхность.
– Что-то не только пробилось через защиту особняка и через защиту Сердца, но и убило Друдов! Прямо здесь, в кругу семьи! Это беспрецедентно! Предполагается, что здесь мы в безопасности, защищены от всех угроз и опасностей.

– Такого никогда раньше не случалось?
– спросил я.
– Я имею в виду, хоть когда-нибудь?

Джеймс долго смотрел на меня, словно решая, насколько он мне доверяет.
– Этому предшествовало ещё два нападения на Сердце, - сказал он наконец таким тихим голосом, что мне пришлось напрячься, чтобы расслышать его.
– Никто не пострадал, и никто из них не подобрался так близко, но всё же…

– Господи… Неудивительно, что Матриарх занимается укреплением обороны Холла…

Джеймс странно посмотрел на меня.
– Откуда ты это знаешь, Эдди?

– Я поговорил со стариной Джейкобом. Он мало что упускает.

– О, да. Конечно. Ты всегда любил этого отвратительного старого негодяя. Ты должен понять, Эдди… Холл был неприкосновенен с тех пор, как мы сюда въехали. Никому ещё не удавалось взломать нашу защиту, не говоря уже о том, чтобы реально угрожать Сердцу. Ответ может быть только один - информатор. Предатель в семье, выдающий секреты нашей защиты.

Я был настолько потрясён, что замер на месте и уставился на него с открытым ртом. В прошлом члены семьи уходили или объявлялись изгоями, но никто из них никогда не становился предателем и не работал информатором, чтобы сдать нас нашим врагам… Это было немыслимо.

– Так вот почему все так демонстративно обходят меня стороной?
– сказал я в конце концов.
– Поэтому меня призвали обратно?

– Я не знаю, Эдди. Матриарх… Не посвящает меня в свои тайны, как раньше. Так что, оглядывайся, пока ты здесь. Паранойя порождает недоверие. Потому что если семья не сможет выявить предателя среди своих, они могут просто назначить его…

Мы вместе шли дальше, обратно по многочисленным комнатам и коридорам Холла, мимо великолепных произведений искусства, которые мы все просто принимали как должное. Рембрандт. Гои. Шалкен…

Холл заполнен бесценными картинами, скульптурами и драгоценными предметами, подаренными князьями, державами и правительствами на протяжении веков. Они всегда были очень благодарны за всё, что семья делает для них. А потом были оружейные экспозиции, демонстрация военных трофеев, которые мы накопили. Возможно, семья не очень сентиментальна в отношении своего прошлого, но она никогда не выбрасывает ничего полезного.

– Кто-то проверяет нас, - сказал Джеймс через некоторое время.
– Проверяет информацию предателя, смотрит, как далеко они смогут зайти, прежде чем мы их остановим. Но кто? “Могильщики”? “Осквернители”? “Призрак Эйдолон”? “Сообщество Мандрагора”?
– Он медленно покачал головой.
– Их так много, а нас так мало. А потом он улыбнулся мне своей прежней обнадёживающей улыбкой, и снова похлопал меня по плечу.
– Пусть приходят. Пусть они все придут. Мы - Друды, мы рождены, чтобы надрать задницу сверхъестественному. Верно?

– Чертовски верно, - сказал я.

ГЛАВА ПЯТАЯ

Наблюдатель

Когда Сержант-ат-Армс наконец пришёл за мной, мы с дядей Джеймсом стояли перед старой карикатурой Боза, изображавшей старого доброго Джейкоба в расцвете сил, беседующего с Гладстоном и Дизраэли у здания парламента. (Один из этих почитаемых премьер-министров на самом деле был Друдом по материнской линии, но я никак не могу вспомнить, какой именно). Одному Богу известно, что обсуждали эти трое, но, учитывая выражения лиц Дизраэли и Гладстона, Джейкоб почти наверняка рассказывал им одну из своих знаменитых грязных шуток. Джейкоб мог сорвать трусики с монахини с сорока шагов.