Человек в темноте

Утро над Обводным серое, непроницаемое. Непроницаемые, мятые и хмурые лица редких прохожих. Конец октября – это не время года, это состояние души. Мелкий дождь не падает, не сочится, он висит в воздухе неподвижной пеленой, смешиваясь с фабричным дымом. Чешуя мокрых крыш. Дождь обволакивает их рыбацкой сетью. Пригородный поезд тянется от Витебского вокзала, набирает ход – на Царское Село, Павловск, Вырицу. Старейшая железная дорога в стране. Туда стремятся из этого города уже два столетия. Там дачи с мезонинами, прозрачный воздух, красные песчаники Оредежа, ковры листвы под ногами. Почему-то кажется, что там солнце. Там осень, которой здесь нет. Здесь бензоколонка, павильон с шавермой, пункт приема черных и цветных металлов и станция техобслуживания. Под Американскими мостами пробка в три плотных ряда. Странно: в воскресенье набережные обычно свободны, лети, как на крыльях. Здесь все приземлено. Хочется в полет. Я понимаю.

Телефон звонит тогда, когда я уже пребываю в благостной прострации, в том опасном состоянии, что ставит перед выбором: либо принцип удовольствия, либо принцип реальности, о несовместимости которых нас предупреждал Фрейд. Пойти на поводу у первого означает одеться и навестить ближайшую лавку продуктов и напитков, что на улице Марата в пяти минутах ходьбы. Подобный сценарий с удручающей неизбежностью экстраполируется в будущее. Второй вариант предписывает контрастный душ, большую кружку крепкого кофе – не менее четырех ложек «Ристретто» грубого помола и, вопреки традиционным рецептам, доводишь до кипения, снимаешь, три минуты даешь отстояться, снова на огонь и до кипения, и так три раза, – наконец, бритье с густой мыльной пеной, свежая сорочка, последние штрихи перед большим зеркалом в деревянной раме, что стоит в прихожей. Что дальше, правда, не вполне ясно. Звонок отвлекает меня от размышлений. Я пытаюсь на слух определить, откуда он исходит – из спальни или из гостиной. Кажется, все-таки из спальни. Ну конечно, ведь я не вынимал телефон из кармана, когда раздевался перед отходом ко сну. Пока я роюсь в ворохе одежды, сваленной под тумбочкой, сигнал умолкает. Наконец нахожу аппарат, обнаруживаю пропущенный вызов. Этот номер мне ни о чем не говорит. После некоторого колебания – перезванивать или послать к черту, ну кому я мог понадобиться в выходной день в начале десятого утра? – нажимаю клавишу соединения. Мелодичный перелив, второй.

– Да, я слушаю. – Приятный, низкий женский голос. Он явно мне незнаком.

– Вы только что звонили мне. Я не успел взять трубку.

– Сергей… Николаевич?

– Он самый. К вашим услугам.

Недлинная пауза. Как бы на том конце связи легкое замешательство. Так бывает, когда звонишь человеку, не будучи вполне уверен, что тебе это нужно. И если он сразу не отвечает, вздыхаешь облегченно: ну нет, значит, нет, не судьба. И тут он вызывает тебя сам. Впрочем, может быть, мне показалось.

– Я хотела попросить вас о встрече.

– На какой предмет?

– На ваш, профессиональный. Мне нужно записаться к вам на прием.

– А вы кто? Представьтесь, пожалуйста.

– Меня зовут Елена… если вы это имеете в виду. Или требуется что-то еще?

– Да нет, достаточно. Откуда у вас мой телефон?

– Видите ли, мне вас рекомендовали… Одна моя знакомая консультировалась у вас несколько лет назад. Ну и потом я читала о вас кое-что в интернете. И ваши статьи…

– Что за знакомая?

– Мне не хотелось бы ее называть. Это так необходимо? Без этого встреча не может состояться?

– Да нет, необходимости нет, – говорю я, возвращаясь в кухню в поисках сигарет. – К сожалению, Елена, встреча наша и так не состоится. Вы опоздали.

– В каком смысле?

– В самом что ни есть прямом. Я прекратил практику, ушел из психотерапии. С позавчерашнего дня. В пятницу я простился с последним пациентом. А последний раз, когда я брал в работу нового человека… это было два года тому назад.

Теперь ее замешательство непререкаемо очевидно. И, разумеется, понятно. Пауза растягивается секунд на десять. Я жду, вместо того чтобы просто сказать «извините, но ничем помочь не могу» и отключить связь. Не знаю, почему я жду. Или чего жду.

– Что же вы не сказали этого с первых слов? К чему были расспросы? Зачем вам понадобилось знать мое имя и того, кто вас рекомендовал? – В голосе моей собеседницы звучит растерянность, обида, злость. И она совершенно права.

– Вы совершенно правы, – говорю я. – Все это было ни к чему. Профессиональный рефлекс, привычка, если угодно. За пару лет трудно отделаться. Примите мои извинения. У вас есть что-то еще?

– Нет. Нет, просто это так неожиданно. Я не знаю, что сказать. Мне, право, очень жаль, но… Простите, а почему… нет, конечно, это не мое дело, и я не о том… А вы не смогли бы сделать исключение для меня? Хотя бы одну-две встречи. Поверьте, это важно.

Не сомневаюсь, что это важно для нее. А для меня? Зачем это мне? С какой стати я буду делать исключение для незнакомой особы. А потом еще для одной, и еще. Главное даже не это. Я уже сказал себе: остановись. Ты ушел. Ты по эту сторону границы, назад пути нет. Иначе затянет вновь. Это как с отказом от курения: если бросил, значит, бросил. Позволил себе еще одну сигарету напоследок – все, ты опять здесь. Это правило не знает исключений. Ни для кого.

– Мне тоже жаль, – почти искренне говорю я. – Но это невозможно. Я могу дать вам номер телефона моего коллеги… бывшего коллеги, даже двух. Это хорошие специалисты, я рекомендую их без раздумий. Им стоит доверять.

– Спасибо, – говорит Елена, – полагаю, это ни к чему. Я хотела встретиться именно с вами, только с вами. Ни к кому другому я уже не пойду. Буду справляться сама. Всего доброго, и… извините меня. – И в трубке звучит отбой.

Я нахожу наконец полупустую пачку сигарет на буфетной полке, закуриваю и отдергиваю с окна штору. Я живу на шестом этаже. Строение старое, дореволюционное, каждый этаж метра так по три с половиной, поэтому отсюда открывается великолепный петербургский пейзаж. Это в основном жестяные крыши и полуобвалившаяся штукатурка фасадов. Это колодцы дворов, кажущиеся отсюда бездонными. Внизу чуть справа Боровая улица, в серо-коричневых тонах, бесконечным вытянутым по линейке провалом уходящая за Обводный. И глухая стена дома напротив. «Мы хотим видеть дальше, чем окна дома напротив», – пел Цой. В этой стене окон нет, но видно дальше. Нагромождение крыш и мансард уводит взгляд в сторону Лиговки. Я докуриваю сигарету, вкручиваю окурок в фаянсовую пепельницу и понимаю, что что-то не так. Но не могу понять, что именно. Ах да, как я мог забыть. Я ведь решил бросить курить вчера. Если менять жизнь, то менять по максимуму. И за весь вечер и первую половину ночи не сделал ни затяжки. А сегодня рука сама, без участия памяти и воли, потянулась к пачке. Вот и результат. Я сорвал печать, которую сам же вчера и наложил. Может быть, еще не поздно повторить? Вышвырнуть оставшиеся пять-шесть сигарет из окна или залить их водой из-под крана. Но никуда не деться от того факта, что одна-то все равно выкурена. И я не открываю форточку и не иду к кухонной раковине. Вместо этого я беру телефон и вызываю Елену. Она откликается почти сразу. Если она и удивлена, по ее голосу этого не понять.

– Что у вас случилось? – спрашиваю я.

– А вы…

– Не будем об этом сейчас. Я тут кое о чем поразмыслил после нашего разговора. Так что же произошло?

– Этого не объяснишь так сразу, в двух словах. Я не хочу по телефону. А что? Вы согласны встретиться?

– Давайте попробуем, – говорю я. – Что вы делаете сегодня в середине дня? Нет, лучше ближе к вечеру. Что вы делаете около пяти или шести часов?

– Я… ничего особенного. Могу приехать, куда скажете. К пяти или к шести?

– К шести. У вас машина? Нет? Тогда выходите на станции «Лиговский проспект», на другую сторону Лиговки по подземному переходу. Там начинается улица Константина Заслонова, идете по ней до угла Боровой. Теперь записывайте адрес. – Я диктую: номер дома, номер квартиры. – Вход со двора, с улицы под арку и направо. На парадной сломан домофон, дверь открывается просто так. На шестой этаж. Да, и лифт не работает, придется пешком. Приходите, жду.

– Это какой-то психологический центр? – с явным сомнением спрашивает она. – Или ваш офис? Мне не совсем удобно…

– Нет, просто моя квартира. Я здесь живу. Офиса у меня больше нет, и прием я уже давно веду на дому. То есть вел. Не бойтесь, приходите, я вас не съем.

Я откладываю телефон. Теперь нет нужды выбирать между двумя сценариями хода событий: своим звонком я решил вопрос в пользу второго варианта. Есть время, чтобы привести себя в некоторый порядок. Я должен по крайней мере не выглядеть субъектом после попойки, от меня, разумеется, не должно пахнуть перегаром. Это не проблема: чуть позднее выйду в лавку и куплю «антиполицай». Чистка зубов, холодный душ, бритье, еще кружка крепкого кофе. Потом прибраться в квартире, убрать со стола, пропылесосить, стереть вековую пыль с полок. Отличный повод привести жилье в божеский вид, другого могло бы и не быть еще долго. Прием в воскресенье, в священный выходной? А почему бы и нет, черт возьми. Мой рабочий график уже аннулирован, мне теперь безразлично, воскресенье на дворе или понедельник. Может быть, она окажется интересным случаем. Или просто интересной женщиной, или интересным человеком. Тем более что я все равно не знаю, чем занять, как убить этот день.