Человек

Лженищий тотчас решил отрекомендоваться, объяснить, как дошел до жизни такой.

— Когда-то ощущал присутствие Бога живаго. Руководствовался принципами совести, — начал он, привычно, поставленным голосом. — Недолго это продолжалось. Пал, согрешив. Потерял благодать. Утратил ориентиры. Перестал различать, где белое, где черное. Но жить как-то надо. Стал придерживаться законов общества, по которым жило государство. А тут, сами знаете, трах, бах, и в один миг не стало государства. Не стало общества, законы перестали существовать. Как жить человеку, за какую щепку хвататься, попав в стремнину? Решил держаться за родственников. Все же кровные узы, и прочее. А пожил так, смотрю, каждый тянет одеяло на себя, всем на семью плевать. Сделался и я таким. Во главе угла поставил корысть, стал жить ради наслаждений. А ведь когда-то ангелов видел. В данный момент живу, как скотина, животной жизнью. Ко всему безразличный, опустившийся. Иной раз даже впадаю в отчаяние, посещают плохие мысли.

— Ну, что ж. Смешно, — сказал, терпеливо и внимательно выслушавший его, прохожий.

— В каком смысле?

— В прямом. Смешно отвергать Бога, человеку, видевшему ангелов. Ты золотой, который у тебя был, не оценил. Разменял на серебро и стал считать его ценнее утраченного золота. Но и на этом не остановился. Ты, и серебро не смог удержать в руках, разменял на медяки. Опять же уверяя себя в том, что они ценнее утраченного серебра. И как же не смеяться? Послушай себя. Весь мир перед тобой виноват. Впрочем, так устроены все люди, что живут без Бога в душе, без царя в голове. Ничего не поделаешь.

— Но, почему? За, что? Я столько хорошего сделал людям. Так — помогите. Верните мне хотя бы частицу того, что я отдал вам. Сделайте это по закону справедливости. Все должны возвращать долги.

— О каких законах ты говоришь? Жалуешься на невозвращённые долги? Но кому их возвращать? Кто ты?

— А, кто я?

— Не знаю. Мне не жалко ни копейки, ни рубля, но не могу я давать их пустому месту. Сначала определись, кто ты такой, а потом уже проси милостыню.

2003 г.

Непонимание

Взявшись за новое произведение, литератор Николай Наседкин решил, что для большей достоверности, ему необходимо посмотреть на те апартаменты, в которых его персонаж станет существовать.

Герой романа в начале повествования, должен был ютиться в общежитии, а затем, по мере развития сюжета, перебраться в жильё с приставкой «Люкс».

Нужно было освежить в памяти быт общежития, в которых пьянствовал неоднократно, а так же найти квартиру экстра-класса, в которых бывать не приходилось.

Проблем ни с тем, ни с другим не должно было быть. Через Нинку Набатову, печатавшую первый роман, он узнал, что её подруга, бывшая сокурсница, а теперь аспирантка, всё ещё живёт в общежитии. Звали подругу Надежда, и Наседкин, когда-то на дне рождения Набатовой, был ей представлен, а точнее, она была представлена ему.

Знакомство было шапочным, состоялось давно, но, по словам Нинки, Надя его помнила и, узнав о его желании прийти в общежитие с рабочим визитом, с удовольствием приглашала в гости.

С квартирой экстра-класса было ещё проще. Позвонил бывшей однокласснице, Наташке Новоструевой, отец которой занимал видный пост, отчего проживали они теперь как раз в таком доме, и объяснил суть дела. Сказал прямо, что пишет новый роман и хотел бы поселить вымышленного героя в её реальную квартиру. Для чего, если это возможно, в удобный для неё момент, ему будет нужно взглянуть на квартиру. Наташка покашляла в трубку и сказала:

— Всё это можно будет устроить, но не раньше чем через неделю, так как в данный момент болею. Выздоровлю, придёшь, попьём кофейку, поболтаем, заодно и посмотришь квартиру.

Наташка осталась «своей в доску», высокий пост отца её не испортил. Встретившись, месяц назад в фойе Старого цирка, Наседкин не смог с ней ни о чём поговорить, была с ревнивым кавалером, лишь обменялись телефонами. Когда же позвонил, дня через три после встречи, проговорили четыре часа и всё не могли наговориться.

Всё шло на лад, даже сосед по коммунальной квартире, Нил Нифонтович Неделькин, которого Николай не переваривал, уезжал на месяц в деревню к сестре, где собирался провести отпуск.

Однако надо было спешить, работа не двигалась. Нужно было назначить день визита к Надежде, а связь с ней осуществлялась только через Нинку. Та же всё тянула, да откладывала. Сама собиралась рожать, целиком была погружена в ребёнка готового в ближайшие дни появиться на свет, а о нём, о Наседкине, совсем не думала. От неё невозможно было добиться ничего вразумительного.

— Я звонила Наде. — Говорила Нинка. — Она приглашала в гости.

— Когда?

— Не знаю. Завтра в общежитии её не будет, послезавтра я не могу.

Так визит, день за днём и откладывался. К тому же, звоня Нинке, по голосу мужа чувствовалось, что ему не нравится настойчивый мужской голос, требующий к трубке его жену. В таких случаях все объяснения жены только усугубляют подозрительность.

Казалось бы, простое дело и вдруг превратилось в сложное, неразрешимое.

Прошла неделя, позвонил Наташке Новоструевой, надеясь до общежития побывать у неё, но та продолжала кашлять и, ссылаясь на простуду, откладывала приглашение ещё на неделю.

Вдруг позвонила Нинка и, как бы между прочим, сообщила, что гуляла с мужем по городу, и они зашли к Надежде в гости. Пили чай, беседовали, говорили о нём.

Николай принялся было ругать беременную машинистку, почему с мужем, а не с ним, но та его успокоила:

— Надя просила передать, что можешь прийти в любой день, — у Наседкина отлегло от сердца, но радость была преждевременной, — только предварительно надо договориться, что бы она была дома.

— Постой! Как договориться? Что же ты не договорилась? Я в любой день готов.

— А я откуда знать могла, что у тебя всякий день свободный. Думала, наоборот.

— Как откуда! Я каждый день звоню и всё об этом одном талдычу!

— Не кричи на меня.

— Как не кричать…

Нинка или муж, стоящий рядом и подслушивавший разговор — кто-то нажал на рычажки, и в трубке запищали короткие гудки.

— Дура! Набитая дура! — Крикнул литератор, что бы как-то облегчить душу и стал думать о том, как договориться с Надеждой.

«Надо звонить Набатовой, узнать телефон вахты, — размышлял он, — узнать фамилию Нади и номер комнаты, в которой живёт».