Человек
Шрифт:
Методы лечения
За утренним чаем, листая газету, Хохлов обратил внимание на объявление красовавшееся на последней странице. Оно состояло из двух частей. Первая часть была посвящена борьбе с алкоголизмом и звучала так: «Новая методика прерывания запоя. Снятие физической алкогольной зависимости, по методу профессора Кощеева. Дорого. Эффективно. Конфиденциально». Вторая часть посвящалась борьбе с ожирением. Она гласила: «Однажды становится очевидным — необходимо похудеть. За последние восемь лет огромное количество страдавших ожирением избавилось от „родных“ килограммов благодаря психотерапевтическому
Хохлову показалась эта девушка знакомой и он вспомнил, как она приходила к его однокласснику Сморкачёву, жившему тогда уже за городом и мечтавшему разбогатеть, занимаясь не традиционным лечением.
— Представляешь, Максим, — делился Сморкачёв своими соображениями, — набрать группу, из обжор и пьяниц человек в двадцать. Запереть их в холодный подвал, предварительно отняв одежду и средства связи. И кормить одной водой в течение месяца. Да, но сначала желающие похудеть и излечиться от алкоголизма, должны будут подписать бумаги, что заранее отказываются от претензий к методу лечения в пользу обещанного, стопроцентного, результата. Для этого надо будет походить перед ними в чёрном шёлковом халате, накинув капюшон на голову, и представиться каким-нибудь профессором Кощеевым. Люди склонны к мистике и любят авторитеты. И конечно пугать каждый день, в течении этого месяца смертью лютою. А по истечении срока, можно будет объяснить им, что это модель Ада в который они непременно попадут, только во сто крат облегчённая. И ручаюсь, люди не только перестанут пить и обжираться, но и вообще чем-либо злоупотреблять. Спасибо мне потом скажут.
— Неужели Сморкачёв решился? — Глядя на фотографию девушки, вслух сказал Хохлов. — Бога не боится.
Молодость
— Это было в семидесятом году. Восьмого мая, накануне дня Победы, — рассказывал Сергей Леонтьевич. — Холодно было, но мы поехали на дачу. А тут дружок, Андрюша, привязался. «Я с вами», — говорит. Пошел, купил двух синих куриц. Сели в машину, поехали к знакомой продавщице в кулинарию. Хотели прикупить кое-чего для стола. А у этой продавщицы, Нинки, грудь — девятый номер. Андрюша, как увидел ее титьки, говорит: «А можно взять ее с собой?». Спрашиваю: «Нинок, поедешь?». «Поеду». И взяла с собой торт, размером в поднос.
Сели в машину, она и спрашивает: «А музыка у вас там есть?». «Нет». «Ой, а давайте, заедем к подруге, у нее магнитофон. Ей ничего не надо, ей только музыку послушать, похохмить». Короче, взяли и Ленку с магнитофоном.
Приезжаем, а на даче гости гуляют, человек пятнадцать. Эта Ленка поддала, с дядей Васей взасос целоваться стала. А ему шестьдесят три, жена его психанула, ушла. Но, это так, частности.
Андрюша все рядом с Нинкой вился и все гладил ее по плечу, да по титьке сбоку. Ну, пока она трезвая была, все это терпела. А, как выпила, да вышла покурить, там ее сорвало. Андрюша-то на террасу следом за ней побежал. Он тогда не пил, не курил, но он с ней за компанию, рядом постоять. И все крался, гладил. Она к тому моменту контроль за собой потеряла, говорит: «Ну, что ты все гладишь, да гладишь. Ну, на». И взяла, вывалила груди. А там, такие дыни, больше чем у ребенка голова. Народ, как увидел, так попадал с крыльца от смеха.
Смотрю, и Ленка ужралась, и Нинка. А они заранее предупредили: «Завтра День победы, нам в Парке надо за столиками стоять, поскольку мы буфетчицы». Спрашиваю: «Как завтра торговать будете?». «Просто. Инвалиды налево, ветераны направо. Вот и вся наука».
Пили, ели, веселились, как угомонились, Нинка легла с Андрюшей, а в соседней комнате Ленка с нинкиной дочкой. Только Андрюша на Нинку залазит, Ленка ребенка за зад ущипнет, та орать. Нинка кричит из-за стены: «Лен, ну угомони
ее». Та вроде как успокоит. Только они соберутся, Ленка опять за свое. И так раза три. Нинка рассердилась, плюнула, ушла от Андрюши к дочери, говорит Ленке: «Иди, добилась своего». Та, пошла к Андрюше.А утром просыпаюсь, я же человек ответственный, будто мне больше всех надо. Смотрю — уже половина десятого, а они-то просили в девять разбудить. То есть вру. Они сказали, что им к девяти надо быть у ресторана. Я будить их скорее. Повскакали, одеваться, а Ленка ни трусов, ни лифчика найти не может. Искали, искали, — плюнули, поехали так. Подвожу их к ресторану, директор на крыльце стоит, все глаза проглядел, торговать-то некому. Вышли из машины, подошли к нему. Он, как глянул и говорит:
— Лена, что такое? Вы без бюстгальтера.
— А у меня и там ничего нет, — говорит ему Ленка и, смеясь, задирает юбку.
Ну, мы хохотали тогда до слез. Что же ты хочешь — молодость.
Московские картинки
Утром, выйдя из дома, поднял голову, хотел взглянуть на небо. Прямо надо мной летела ворона с прорехой в крыле, не хватало нескольких больших перьев. Я стал следить за ней, попутно размышляя, кто бы ей эти перья мог выдрать. Мальчишки? Кошка? А может каким-то образом сама себе?
— О чём я думаю. — Произнёс я вслух, продолжая следить за вороной.
Ворона скрылась за крышами домов и я, наконец, обратил свой взгляд на небо. Небо было высокое, ясное, синее. Без единого облачка.
— Так и жизнь пройдёт. — Бросило меня в философию. — Вместо того, что бы небом любоваться, всё на ворон гляжу.
Шёл по городу, смотрю, женщина несёт на руках ребёнка. Думаю, что-то не то, а что именно, понять не могу. Ребёнок, размышляю, большой, мог бы и сам ходить, но это не главное. А, что же главное? Посмотрел на лицо и ахнул, оказалось, что не ребёнка несёт, а обезьяну.
У здания Моссовета сердобольные старушки устроили настоящую столовую для бродячих кошек. Мурок и Барсиков собралось десятка два. Они были настолько перекормленные и ленивые, что даже сизари отбирали у них колбасу. Смотреть на это не привычно и смешно.
Спустился в метро, вошёл в вагон, в котором не было света. Только отъехали от станции, стало совсем темно. Стоящие рядом со мной парень и девушка принялись целоваться. Я вспомнил, что, входя в вагон, обратил внимание на их томные лица. Возможно, катались часами, благо поезд идёт по кольцу.
На улице солдаты попросили закурить:
— Мужик, сигаретки не будет?
— Нет, ребята, не курю. — Ответил я.
— Не куришь? Ты, что, баба?
Они обиделись. Обиделись не потому, что не курю и не угостил. Обиделись на то, что я сопляк, их сверстник, к которому они почтительно обратились, назвав мужиком, обозвал их ребятами.
К вечеру пошёл сказочный снег. С неба медленно падали белые хлопья. Бездомные собаки смешили прохожих тем, что подпрыгивали и очень забавно, на лету, хватали зубами этот снежный десант.
Поужинать зашёл в ресторан. Когда заканчивал трапезу, за мой столик села девица. Отпила вино из моего бокала, оставляя на стеклянной его стенке жирный след помады, и причмокнув язычком, сказала «вкуснятина». Я вопросительно посмотрел на неё, ожидая, что ещё она выкинет, и вспомнил ворону с прорехой в крыле, чем-то девица на неё походила. Мой взгляд девице не нравился, но она продолжала молчать. Подозвав официанта, я рассчитался и ушёл.
Домой возвращался, воспользовавшись метрополитеном. В вагоне напротив меня сидела толстенькая, некрасивая женщина с чёрными усиками, а рядом с ней потешный на вид старичок. Он объяснялся ей в любви, говорил, что одинок и что она ему очень нравится. Женщине были приятны его признания, видимо не так часто приходилось выслушивать. Немного смущало её то, что они делались прилюдно, но вскоре она перестала обращать на это внимание.