Chemical Wedding

Сентябрь не принёс ожидаемого облегчения, жизнь текла своим чередом. Иванна погрязла в делах лаборатории холдинга, время от времени навещая родителей и неустанно штудируя маггловскую прессу. От Каркарова по-прежнему не было ни слуху, ни духу, Снейп, которого удалось обходными путями — через Смитов — просветить относительно записной книжки, был крайне скуп на слова. Сами Смиты писали трагичные манускрипты о катастрофическом положении дел на уроках Защиты. Василиса жаловалась, что без Иванны в Дурмштранге на редкость уныло. Шквал тоскливой корреспонденции разбавляли яркие саморисованные открытки от Федоры, которая после выпуска отправилась в путешествие «за набраться творческих впечатлений».

С совершенно нежданной стороны пришла совершенно внезапная и абсурдная неприятность: по газетам расползлась вопиющая история нецелевого использования Иванниного ледяного консерванта. Мелкий французский зоомагазин, торгующий волшебными питомцами, использовал консервант для перманентного закрепления трансфигурированной формы, превращая в основном бродячих собак в разных экзотических животных. Владельцы магазина публично отрицали свою вину, говоря, что в инструкции к консерванту нет пометки «не использовать для фиксации результата трансфигурации», но Адя заверила партнёров, что сотрёт в порошок всех, кто попытается опорочить доброе имя холдинга. Янко тут же инициировал исследование нового свойства консерванта, поклявшись, что никого сложнее тараканов консервировать не станет. Также он в исследовательских целях лично выкупил трансфигурированных собак у обманутых владельцев (продавать, кстати, согласились не все: кое-кому весьма по душе пришлись сторожевые павлины и приносящие тапочки игуаны).

В начале октября на одном из семейных обедов Иванна вновь решилась нарушить устоявшееся правило и спросила у отца, пребывавшего в тот день в приподнятом расположении духа, про работу. Ей всё не давали покоя его командировки и просто частые отлучки. Мирослав пояснил, что он в составе большой интернациональной группы занимается поиском и нейтрализацией любых очагов беспорядков, которые могут организовать как бывшие приспешники Волдеморта, так и просто любые смутьяны, начиная последователями Гриндельвальда, заканчивая банальными анархистами.

— Может, вам чем-то помочь можно? — невпопад предложила Иванна, задумавшись, не может ли так статься, что эту группу компроматом и просто полезными сведениями снабжает много чего знающий Каркаров, который сейчас тщательно охраняется от бывших соратников.

— Ага, если у тебя найдётся парочка фактов, которые помогут прижать к ногтю Крота из департамента по связям с немагическим населением московского Минмагии — добро пожаловать, — хохотнул Мирослав, развеяв её надежды: да, если бы Каркаров имел возможность общаться с Мирославом, у того было бы предостаточно искомых фактов…

Внезапно Иванну озарило.

— Вот ты напрасно смеёшься, их есть у меня, — сказала она, торжественно выпрямившись на стуле под звон оброненной матерью вилки. — Надо только прикинуть, как подать…

========== Глава 110 ==========

Октябрь 1995 г.,

Белград — Москва — Белград

— Я запрещаю, что бы ты там ни задумала! — подняв вилку, заявила Елизавета. — Милая, я всегда верила в твоё благоразумие и продолжаю уповать на него сейчас.

— Ну, мам, сама подумай, сейчас все превентивные меры хороши, — проникновенно посмотрела на неё Иванна.

— Мирко, я требую, чтобы ты запретил ей говорить что бы то ни было, — грозно обратилась Елизавета к супругу.

Мирослав барабанил пальцами по столу в глубокой задумчивости и медлил с ответом, Иванна переводила взгляд с одного родителя на другого, параллельно роясь в памяти. Из каркаровских мыслеобразов, которые он неосознанно транслировал во время эмпатических сеансов, она знала немало интересного в том числе и о Кроте. Оставалось только подобрать компрометирующий эпизод, который с большей достоверностью можно будет выдать за собственные воспоминания. Из погружения в мрачные пучины памяти Иванну внезапно выдернул возглас Мирослава «ахтыжмеховаяскотина!» и звук шлепка ладони по столешнице: Морква, затаившаяся под столом, не смогла совладать с инстинктами и определила для себя его мельтешащие пальцы как добычу.

— Па, дай мне время, и я сделаю тебе отличный компромат на этого психопата, — ровно выверенным убедительным тоном сказала Иванна, непринуждённо поймав ринувшуюся от неминуемой кары кошку. — Но, вообще, неужели Игорь про него ничего не рассказывал?

— Нужды не было, — вздохнул Мирослав, заматывая салфеткой палец, особенно пострадавший от котоохоты. — Крот при Волдеморте был пешкой, исполнителем, а нас больше интересовали люди выше в иерархии. До него как-то руки не дошли.

— Ясно. Ну, я скоро вернусь, нужно немного поработать головой, — не позволяя родителям и слова поперёк сказать, она поднялась из-за стола и в обнимку с кошкой поспешила в свою комнату.

Порыв прихватить с собой бутылочку вина она решительно отринула: воспоминания, в которых она начала рыться, не отличались приятностью, так что иметь с ними дело, не контролируя трезво рассудок, было глупо и безответственно.

…В семидесятых, когда Иванна благополучно закончила пешие походы под стол, Тёмный лорд исподволь набирал силу. В начале десятилетия именно Крот порекомендовал Каркарова (на тот момент уже состоявшегося преподавателя кафедры Тёмных Искусств) Волдеморту в качестве вербовщика. Сам Крот успешно совмещал «при дворе» должности вербовщика и карателя, хоть и не пользовался особым доверием Тёмного лорда — собственно, таковым вообще вряд ли кто пользовался. Каркаров конкретно силовые методы убеждения считал плебейскими, гораздо больше его занимала возможность воздействия на психику словом. То ли фамильная предрасположенность к легилименции, то ли просто какое-то чутьё позволяло ему, манипулируя фактами и понятиями, находить в системе ценностей убеждаемого некие краеугольные нюансы, после воздействия на которые субъект почти всегда пересматривал своё мировоззрение. А Крот с его арсеналом заклятий и инструментов вступал в дело, если психология оказывалась бессильна.

После Азкабана этот период биографии Каркаров вспоминал с глубочайшим отвращением как к самому себе, так и вообще ко всему, что тогда происходило, и во время эмпатических практик очень старательно удерживался от трансляции визуальных воспоминаний. Получалось это далеко не всегда, так что выбрать Иванне было из чего, к тому же, у неё был компромат и «из первых» рук: случайно хватанула во время короткого танца с самим Кротом на выпускном.

С полчаса провалявшись на кровати с разлёгшейся на животе кошкой, Иванна выползла искать отца, который, впрочем, никуда не прятался, а наоборот просидел всё это время на веранде в настороженном ожидании. Мать, к Иванниному облегчению, удалилась куда-то по делам; чем меньше она будет знать, тем спокойнее.

— Пап, а кто такие Доэрти? — тяжело плюхнувшись обратно на свой диванчик, спросила Иванна.

— Ты хочешь сказать, что у тебя есть доказательства причастности Крота к их убийству? — после почти минутной паузы отозвался Мирослав.

Глядя на то, как незаметно для себя он согнул в кулаке неубранную вилку, Иванна поняла, что с выбором не ошиблась.

— Как у вас происходит снятие воспоминательных показаний? Вы Омут памяти используете? — продолжила прощупывать почву она.

— Может быть, сначала мне всё изложишь? — вкрадчиво перебил Мирослав.

— Может быть, ты мне ответишь, я первая спросила, — не сдавалась Иванна.

Буркнув «развелось тут настойчивых да сообразительных», Мирослав всё же снизошёл до разъяснений:

— Омут, равно как Веритасерум — ты, конечно же, в курсе — признаны ненадёжными средствами дознания, так что в крайних случаях мы обращаемся в Аврорат Московского Минмагии, где держат нескольких штатных легилиментов.

— Нескольких? — изумилась Иванна. — Надо же, и находятся ведь желающие…

Мирослав сделал неопределённый жест и спросил, испытующе глядя на дочь: