Chercher l'amour… Тебя ищу
Шрифт:
Не она ли только что упрекнула тем, что я бездушная скотина, которой все равно на институт супружеских отношений. И тут же почти желает счастья в личной жизни с той, которая «мудро», и совершенно не задумываясь, приняла решение стать замужней женщиной и посвятить себя служению человеку, от которого теперь пытается завести еще одного, теперь уже совместного, сосунка.
— Мы приехали сюда вместе, Леся. Я достаточно четко и громко говорю?
— Я не подчиняюсь приказам, Святослав, — она мне отвечает.
— Это не приказ, — заметно уменьшаю децибелы, снижаю их до тона вкрадчивого и
— Не волнуйся, я большая девочка, самостоятельная, грамотная и коммуникабельная. Я найду дорогу домой. Вызову такси, например, — Шепелева поворачивается ко мне спиной, неспешно направляется к кровати, на которой уже разложены немногочисленные женские вещи, терпеливо ожидающие помещения в ее походный «чемодан».
— Мы уедем вместе, Лена, — занимаю место позади нее, трогаю подрагивающие женские локотки, бережно сжимаю, глажу кожу, рассматриваю узенькие плечи и застываю на бретельках ее светлого бюстгальтера, по-прежнему просвечивающего через неплотную майку. — Давай не будем решать такие задачи сгоряча. Я тебя прошу. Прекратим сейчас препирательства, остановимся, переведем дух, успокоимся, включим разум и…
— Это мой хлеб и мои слова, Свят. Не надо, — отстраняется и убирает руки.
Да, твою мать! Что я должен сказать, пообещать, в чем еще заверить Лесю?
— Спрашивай! — дышу в ее макушку.
— Что? О чем? — поворачивает голову и скашивает взгляд.
— О чем твоей душе угодно. Рассказать, какие были задания в последней кампании?
— Разве ты не связан обязательствами, касающимися государственной тайны?
— Ради такого разговора подпишу себе смертный приговор.
— Не стоит…
Теряюсь и торможу ответ, внезапно получая очень лаконичное сообщение на смартфон:
«Как долго, Мудрый, я буду ждать тебя? Кобылы сами собой не подкуются!» — это Алексей на территории уже с фонарями разыскивает меня.
— Пора идти работать, — отрываюсь от экрана. — Давай-ка со мной, — хочу быстро повернуть ее, но Леся, как в припадке, дергается, сильно вырывается и быстро закрывает двумя руками свое лицо.
— Уходи, пожалуйста. Я…
— Не уезжай, — почти скулю. — Лена, мне очень жаль…
— Ты в нее до сих пор влюблен, Свят. Неужели сам этого не понимаешь? Ты любишь Юлю. Это так очевидно, что… — икнув, громко всхлипывает и почти с ревом выдает, — Господи, я ведь завидую ей. Она очень, очень-очень, очень-очень-очень счастливая женщина. Она…
Швыряет меня, как непонравившегося щенка.
Обвиняет. Декларирует условия. Поносит и…
Как будто даже проклинает.
Говорит, что не простит. Ни за что и никогда.
Считает предателем и конченым козлом.
Я умер, погиб, сгинул, обрел покой в сырой могиле в каком-то необозначенном на карте поселении, а Леся завидует Юле, опознавшей, похоронившей тысячу раз отца своего ребенка. Поистине чудны, Господи, твои дела!
— Не надо, Леся. Слышишь? Не надо этого. Я для Красовой никто. Сложившееся положение вещей отрицательно по всем показателям для меня. Ни хрена не выйдет.
—
Ты ведь не отступишься, да? — Лена наконец-то поворачивается ко мне лицом и поднимает голову, в попытке получить ответ, заглядывает мне в глаза.От сына — никогда!
— Не уезжай, — шепчу, большими пальцами вытирая струящиеся ленты соленой влаги, которую ловлю на щеках и над растянутыми уголками губ. — И не плачь, красавица.
— Хорошо, — шмыгает и тут же прячет взгляд.
— Смирнов негодует, Лесь.
— Иди, конечно.
— Без тебя не сдвинусь с мертвой точки, — присаживаюсь, чтобы заглянуть в ее лицо. — Ты красивая, когда плачешь, Шепелева.
Какую чушь я тут несу! Означает ли последнее, что я намерен регулярно доводить ее, чтобы насладиться красотой заплаканных женских глаз?
— А ты… — Леся хрюкает и неслышно шепчет извинения, — когда доказываешь что-то, очень сильный, ты… Господи! Да что же это такое? — теперь она рычит, хрипит, захлебывается и нервно гогочет. — Ты можешь быть убедительным, Свят… Я думала, что…
— Я рохля, да?
— Нет, — надувает губы и отрицательно качает головой. — Просто…
— Не люблю ругаться, Шепелева. Предпочитаю диалог. Открыть на поражение огонь — последнее дело, Лесенька. Даже, — придавливаю кончик влажного и лоснящегося от соли носа, — когда противник не понимает по-человечески.
— Я превратилась в животное? — по ощущениям Лена встает на носочки, желает подтянуть свой рост и стать вровень со мной.
Или она надеется на примирительный поцелуй?
— Мир, Алёнушка? — подаюсь лицом к ней, касаюсь своим лбом женской переносицы и дышу открытым ртом.
— Да, — несмело двигает губами.
— Плохо слышно, рядовой Шепелева. Повторите информацию.
— Да, Святослав.
Целую Лесю. Жадно и со страстью. Прикусываю горячие и сухие губы, вылизываю десны, посасываю ее язык, который она мне предлагает, шныряю по щекам, щекочу рифлёное нёбо, стараюсь протолкнуться дальше, поглощаю Шепелеву целиком, а перед глазами я вижу…
Твою мать, только Юлу. Только Смирнову. Только ее…
— Ксения, мое ясное солнышко, принеси нам со Святиком водички. Детка? Пожалуйста-пожалуйста, — нудит Смирнов, предплечьем вытирая пот со лба. — Ксю-Ксю, прием-прием? — зовет ее, а после обращается ко мне, шепчет, будто делится военным секрет. — Напялила презерватив на руку и шурует в задницах у кобылиц. Ей-богу, за выбор профессии хотел младшенькую безобразницу проклясть.
— Алексей Максимович… — а я, похоже, за сестричку начинаю переживать.
— Ветеринария, Свят. Прикинь! В кого она такая?
— Жалостливая? Добрая? — накидываю версий.
— Э-э-э… Считаешь, — кивает на дочь, прислонившуюся к лошадиной заднице щекой и загнавшей руку по плечо в то место, из которого вылазят несмышлёные жеребята, когда подходит нужный срок, — достойная профессия?
— Если вспомнить, что выбрал я, — усмехнувшись, дергаю плечами.
— Юлька, — Смирнов кивает на кого-то за моей спиной. По всей видимости, там кружит Красова, испытывая мои нервы и раздражая Лесю, вызывая зависть каждый раз, как только выплывает на всеми обозримую позицию, — сделала сюрприз. Не ожидал, честное слово. Веришь?