Chercher l'amour… Тебя ищу
Шрифт:
— И это говорит психолог, который заверял больного на голову пациента, что с этим проблем не будет. Мол, ей все под силу, у нее богатый опыт и в арсенале различные приемчики, которые она намерена опробовать на мне. Ты говорила, что профессионал и ко всему готова. Что изменилось, а?
— Нет, — смотрит мне в глаза, — сейчас ты разговариваешь с Леной Шепелевой, и о своих чувствах и намерениях говорит просто женщина, которая полностью осознала свою ошибку и теперь не желает терять время с чужим мужчиной.
— Я не чужой тебе! — улыбаюсь. — Это из-за Юли? Мы просто поговорили. Она от неожиданной встречи чуть дара речи не лишилась. Представь, каково ей было, когда, зайдя сюда, она вдруг застает меня.
— Со мной?
Не понял!
— А что не так с тобой, Лесь?
—
— Юля не хочет, чтобы я общался с ним, — вклиниваюсь в пространные рассуждения, которыми она, похоже, намерена забросать меня. — Это, кстати, и обсуждали, когда прогуливались во дворе. Она упрямая. Черт возьми! Сказала свое «нет» и как отрезала. Помоги с этим, пожалуйста. Прошу тебя, объясни Смирновой, что у меня тоже есть права. Я не отказываюсь от пацаненка, более того…
— Смирнова? Поговори со Смирновой? — зачем-то акцентирует мое-свое внимание исключительно на девичьей фамилии Юлы. — Ты четко, уверенно, без запинки произнес: «Смирнова»! — пару раз кивает головой, в чем-то убеждает, видимо, себя, сочувствует бывшей, а меня, как несговорчивого и неподдающегося ее терапии, на каждую букву алфавита посылает.
— Что не так? Я не ошибся. Они с Ксенией двоюродные сестры. Их отцы — родные братья. Алексей Смирнов — дядя Юли, а я…
— Тебе все равно, что она замужем, да? — шепчет Леся. — Она ведь несвободна, у нее есть мужчина, законный муж, тот, с кем ее связывают не просто веселые картинки из прошлого, а вероятно, общая фамилия, совместный бюджет, планы на отдых, например? Святослав?
Если честно, да! Абсолютно похрен. Мне просто на этот вымышленный статус наплевать. Знаю, что предполагаю, думаю, осознаю, звучу цинично, но так и есть. Убежден, что супружество Юлы — глупый откровенный фарс. Это все назло. Специально, чтобы раззадорить и позлить меня. Надо отдать Смирновой должное, но ведь я бешусь и самостоятельно довожу себя до белого каления только от осознания того, что «классный» Костя Красов делает ребенка той, для которой несколько лет назад я был первым. Первым мужчиной, который спал с ней, с которым она добровольно и по обоюдному желанию стала женщиной. Я был тем, с кем Юля блаженно улыбалась, под кем плакала, стонала, прикрывала веки, изнывая от недополученного наслаждения, когда я намеренно останавливал движения, пытая губы, щеки, лоб, шею, грудь покусывающими поцелуями, и просила двигаться быстрее, четче, проталкиваясь внутрь глубже, и на полную длину заполнять ее. Я был тем мужчиной, о совместной жизни с которым она мечтала, когда томилась в ожидании нашей новой встречи. Я выбрал Юлу. Выбрал женщину, с которой проводил каждую секунду своего свободного времени, когда прибывал по расписанию на гражданку, чтобы перевести сбитый бесконечными маршами дух, восполнить растраченные силы, разобраться с полученными ранениями, пройти медицинскую комиссию и упорядочить изрядно потрепанную экипировку для нового сбора по контракту, который ни разу не заставлял ждать себя.
Я несколько лет подобным образом служу. Есть ли ответ на простой вопрос с альтернативой:
«Это хроническое заболевание, а я вечный бродяга и прожигатель жизни, спящий сидя, лежа, стоя в окопах, отделанных по старинке древесиной, закатанных в бетон укрепрайонах, наспех оборудованных блиндажах или это чертово призвание, передающееся по наследству от отца к сыну?».
— Цепляешься к словам? Все могу объяснить, при этом ничего не придумывая или специально привирая. Для меня Юла — Смирнова. Я не привык к фамилии, которую она приобрела. Но, безусловно, обладаю знанием про то, что такое семья, Лесь. Не делай из меня рокового мудака, который пройдется грязными сапогами по свидетельству о законном браке, а потом уведет жену, начистив ряху муженьку.
— Это говорю не я, Свят. Это ты сейчас сказал, — водит плечом, выкручивает кисть и отступает от меня. — Давай сейчас не будем об этом дискутировать.
— Что?
— Я не хочу спорить и отыскивать рациональное зерно, избавляясь от плевел. Просто позволь мне уехать. Об этом, если ты пожелаешь, поговорим в городе. Немного позже. Я все-таки хотела бы отдохнуть и
собраться с мыслями. Согласна вести тебя дальше, как пациента, но…— Даже так? — злобно хмыкаю.
— Я спросила — ты ответил. Ты предложил — я выполнила, — пожимает плечами.
— Быстро! — перекошенной улыбкой уродую свое лицо. — Вероятно, несильно была заинтересована. Ага?
— Не обижай, пожалуйста.
— Не прав? — через зубы говорю.
— Нет.
— Я нравлюсь тебе на столько, что при удобном подходящем случае ты быстро свернула наступление и сказала гордо:
«Я устала, проиграла и уже сдаюсь!».
— Мне тридцать лет, Святослав…
Сейчас она пытается что-то объяснить, ввернув возрастную планку? У нас небольшая разница в возрасте. Я не отец, она не сестра, не дочь, не мать. Жалкие три, четыре, пять, шесть лет. Что это за «мне тридцать, Свят»?
— … время идет…
— А счастья в личной жизни нет? Часики тикают? Ты об этом, что ли? Это Лесино предназначение? Ты к этому стремишься? Дети, муж, полноценная семья? Одиночество затрахало и взрастило зеленую тоску? Колосится горе?
— Ты… — я вижу, как Леся ловит широко раскрытым ртом спешащую на чистый воздух вязкую слюну. — Не надо, — клацает зубами и мотает головой, — это очень грубо и жестоко. Я хочу уехать и не мешать тебе.
— Мешать мне? — сглатываю, кашляю, языком давлюсь. — Херня какая-то. Я не понимаю. Тем более что…
У нас с Юлой без шансов! По крайней мере, я слышу это заверение уже в который хренов раз.
— Я думаю, считаю, вижу, что ты пытаешься наладить отношения, поэтому старательно и аккуратно выстраиваешь мосты, ищешь взаимопонимания, пробуешь и медленно продвигаешься. Ты стараешься, заглядываешь ей в глаза, ты ловишь каждый ее вдох, следишь за настроением, угождаешь, ты…
Унижаюсь, подлащиваясь дефективным чуваком? Видимо, кому-то было недостаточно того, что я живу приблудой почти на птичьих правах на придомовой территории Юлькиного отца. Но тут другой вопрос забрезжил на горизонте, освещая туннельным светом ровную дорожку в жаркий ад:
«Когда Шепелева успела все это так подробно осознать? Она шпионила за нами? Или кто по доброте душевной, весьма неравнодушный к чужому горю, за чашкой чая вприкуску разболтал?».
— И произвожу, по-видимому, чересчур жалкое впечатление? Пру на рожон, с ноги вышибаю двери, разбиваю крепкие семьи, да только с Юлей такое не работает, ага? Вот я и бешусь, творю дичь, пугаю Лесю по ночам. Потом, правда, прошу прощения, заглаживаю вину, стараюсь сдерживаться и соответствовать. Тренирую выдержку и надрачиваю на счастливые воспоминания в душе, пока ты готовишь завтрак и приносишь кофе мне в постель. Ты хорошая, а я плохой. Я изменяю Лене Шепелевой с той, чью семью мечтаю развалить, не оставив камня на камне на прочном союзе с пидор.сом, который не может сделать малыша своей жене, отчаянно пытающейся что-то белому свету, а не только своему бывшему, доказать. В каком учебнике подробно рассмотрен сей дивный случай? Такого в твоей практике точно не было. Готов поставить деньги на то, что, сука, прав. Прав во всём. Только я не зло, Леся. Ты ошибаешься. Я хочу быть со своим сыном. Хочу, чтобы парень знал меня. Я заслужу это, если потребуется. Выполню все, что она скажет, но это не означает, что Мудрый стал подстилкой и тем, кем может чужая стерва ножным мизинцем управлять…
— Я не буду это комментировать. Ты на взводе, поэтому не контролируешь себя. То, что говоришь, это…
— Орет мое сексуально озабоченное подсознание, либидо голосит мартовским котом? Эдипов комплекс или иное сексуальное извращение проявляется во всей красе? У меня есть оправдание, Леся. Я пережил сексуальное насилие. Помнишь, как ты ночью выкатила заумную теорию о том, что меня, возможно, драли всей деревней, целенаправленно клепая петуха, военнопленную шаху для наслаждения? — язвлю, ссылаясь, по всей видимости, на классическую бурду, которая неожиданно посещает мозг. Таким нас, если я не ошибаюсь, знатно потчевали в общевойсковом командном училище на экскурсах в философские бредни, которые я вынужденно посещал в надежде на скорейшее дипломирование и долгожданное распределение в соответствующие полученным специализациям подразделения.