Chercher l'amour… Тебя ищу

— М?

— То, что случилось, ничего не значит. Хочу, чтобы ты знал, понимал и не строил каких-либо иллюзий. Это не повторится…

Старая песня. Заезженный мотив. Очевидный повод для привычного нам самообмана. Пусть тешится, не стану разубеждать, снижая градус грандиозного противостояния.

— Это было какое-то помутнение. И потом, ты мужчина, большой и сильный, ты грозно наступал, потому что был на взводе. Мы поругались, а я…

— Я буду молчать, Юла. Не волнуйся. Твоему мудиле ни хрена не расскажу. Никаких подробностей пидор не получит. Он — какой бы хороший ни был — не станет жевать удила, которые ты ему подцепишь, когда расскажешь сказочку о том, как сильно помутилось у тебя в мозгах, когда я трогал там, куда он детородным органам пихается. Два раза за ночь? Да? В подсчетах не ошибся? Такое, Юленька, мужики в подробностях запоминают, — знаю, что она не видит, но все равно издевательски подмигиваю пару раз, закусываю губу, шикаю и щелкаю языком, изображая недовольство, тут же издеваюсь.

— Я не целовала тебя.

— Я понял.

— Тебе показалось.

— Как скажешь.

— Пожалуйста…

Оба-на! Да Юленька канючит?

— О чем ты просишь? — отставляю чашку в сторону. — Иди сюда, — раскрываю руку, показываю ей место, где она могла бы рядом со мной пристроить свой упругий зад.

— Я поговорю с Игорем…

— Научишь врать сынишку?

— Что? — не пользуясь моим гостеприимством, предусмотрительно отодвигается подальше.

— По-моему, я был предельно точен и понятен. Дашь парню мастер-класс, как мама-кошка, обучающая маленьких котят вылизывать интимные места и делать «хоба», показывая свой обработанный «хрусталь» на радость умиляющемуся кожаному долбоебу?

— Считаешь, что я учу его плохому?

Вообще-то не считаю, но:

— А ты как думаешь?

— Проехали! — отмахивается, водя рукой по воздуху.

Ну что ж… Это было точно зря! Хватаю летающую перед носом кисть, дергаю и рывками к себе подтягиваю Юлю, потухшую, притихшую в словах и очевидной ереси, замершую в ожидании приближающейся неминуемой казни.

— Я притворяться не буду, Красова-Смирнова. Не бу-ду! — обещание чеканю, произнося размеренно, уверенно, по буквам. — Но повторю еще разок. Видимо, с пониманием у тебя проблемы или я в объяснениях особо не стараюсь. Мальчик-пидор — не дурак! Ты ведь позвонила Коте, когда пропал ребенок?

— К чему ты ведешь? Отпусти меня, — шипит, выкручивая руку. — Козел…

— Позвонила? Да или нет? Уверен в положительном ответе, но даю тебе возможность лично признаться и не кормить никому не нужную интригу. Итак, отправила послание? Голубиной почтой или электронной — какая, на хрен, разница. Он уже сорвался с важного для вас, как для семьи, объекта? Когда мы предстанем завтра пред светлы очи всей честной компании, твой е. лан будет рядом? Вероятно, Котенька будет стоять возле ворот в первой и единственной — ха-ха — линии, руки, конечно, по-хозяйски выставит себе на пояс, раздвинет ноги на ширину не очень-то могучих плеч, насупит сильно брови, опустит голову, прижмет к груди свой волевой подбородок и…

— Отпусти меня!

— Он глотнет обиду, Юля. Здесь, при свидетелях, красивый пид.рас оскароносно отыграет свою роль. А дома…

— Отпусти, сказала!

— А дома, Юленька, готовься принять стоящий от обиды твердый ствол раз пять за одну лишь ночь. Такие…

Замечаю, как взлетает вверх ладошка. Отбиваю, шлепая по пальцам, задевая обручальное кольцо.

— Такие не прощают. Ты заслужила уважение, а значит, должна соответствовать, блюсти честь, подтверждать состоятельность, оправдывать возложенное на тебя доверие и планку не снижать.

— Отпусти меня, пожалуйста.

— Я не держу. Тем более без проблем, — ослабляю хватку на запястье, но тут же переключаюсь на четко обозначенную талию, совершенно нескрываемую спортивной формой, в которой задница Юлы мне кажется еще солиднее, аппетитнее и охренительно горячее, — учитывая, что упомянутые тобой и царящие в вашем гнездышке почет и пресловутое уважение — не любовь.

— Плевала я…

— Не любовь, Смирнова. Хочешь расскажу, в чем разница?

— Нет.

— Я прощаю тебе обман.

— Я не обманывала.

— Прощаю, что скрыла от меня беременность.

— Не нуждаюсь! — похоже, до нее дошло.

— Прощаю, что вышла замуж.

— Что? — как сильно у нее выпучиваются глазки, норовя выскочить из глазниц.

«Ой-ой, ой-ой!» — мне хочется смеяться, но я интеллигентно сдерживаюсь и поддерживаю годами наработанную марку.

— Прощаю, что…

— Ты не Господь, чтобы все прощать.

— Я забыл об этом, Юла. Готов начать с нуля. Готов сражаться за тебя. Готов стать лучше. Готов соответствовать твоим требованиям, наплевав на свои желания и имеющиеся возможности. Я готов к любому испытанию, потому что…

Она вдруг закрывает пальцами мне рот. Я слышу, как громко рядом дышит, как пытается успокоить свое сердцебиение, как сопит, сильно раздувая ноздри, как тяжело вздыхает, как стонет, когда губами тянется к моему рту. Я чувствую, как целует, как высовывает свой язык, лаская мою скулу, как трется щекой. Я слышу, как Юля шепчет в ухо:

— Все кончено, Мудрый. Это наша жизнь — другой не будет. Я замужем и не хочу ничего менять.

— Мне нужно знать, Юла.

— Нет, — касается своим виском моего виска. — Ничего не будет.

— Ты готова сражаться или…

— Нет.

— Боишься проиграть?

— Нет.

— А что тогда?

— Боюсь предательства.

Я не предатель… Не предатель, черт ее возьми.

— Я не брошу.

— Я тебе не верю, — спокойно заключает, а потом вдруг добавляет издевательское, — милый Святик!

Ненавижу это имя. Свят, Святик, а потом Святой… Все это производные моего диковинного имени, которым наградила мать, не посоветовавшись с отбывшим в армию двадцатилетним батей.

— Я не боюсь твоего козла.

— Я знаю, — она снова отстраняется, а я обхватываю ладонью крохотный по сравнению с моей клешней ее затылок и направляю голову Юлы, приближая лицом к себе.

— Не откажусь от Игоря. Поверь, — шепчу ей в губы, двигаю, выталкивая слова, прочесывая тонкую кожу ее идеально очерченного рта, — пожалуйста. Вы моя семья! Он украл вас у меня. Знаешь, что бывает за воровство там, откуда я вернулся.

— … — выдирается, отрицательно мотая головой.

— Закон военного времени гласит, что…

— Убьешь, да?

За свое — не раздумывая, не глядя. За свое — пойду на все, не считаясь с сопутствующими жертвами.

— Мы будем вместе, Мудрая, — улыбаюсь.

— Нет, — Юла приоткрывает рот, она готова к поцелую, она только этого и ждет, она опять ведет, Юлька хочет ласки, хочет настоящих чувств и блядской страсти.

— К черту уважение, да? — прихватываю верхнюю, раскатываю мякоть на зубах, впиваюсь и оттягиваю на себя. — М-м-м, — с чмокающим звуком отпускаю и оскаливаюсь. — Любовь — это не про уважение, Смирнова. Вернее…