Chercher l'amour… Тебя ищу

— Почему? Почему обо всем молчишь?

— Она замужем.

— Святослав, Святослав… Константин — достойный выбор, но…

— Но? — прислушиваюсь, жду ответа, прикрываю один глаз.

— Вы равны с ним. Я как-то говорила тебе, что завидую Юле. Она счастливая, везучая. Рядом с ней достойные мужчины. У нее есть братья?

— Нет, есть младшая сестра.

Та еще зараза, если честно. Но Тоня, между прочим, при встрече сильно обняла меня, словно безутешную невестушку из себя на вопящую публику изображала. Ее муж еле оттянул маленькое тело от меня, а потом платком утирал крупные слезинки, бурча себе под нос о том, что:

«Прекрати, Туз, сейчас же. Если перегорит в этих сисечках молоко, Валентайн нам не простит еще одно фиаско. Мать, я кому сказал? Свят, я очень рад, с возвращением, но… Да бля-я-я-я! Велихова, ты издеваешься, что ли? Тосик, а ну-ка! Так, я что-то очешуительно подзадрался. Щен, поехали домой!».

— Мой черед?

— Есть кое-что, товарищ доктор. Если можно?

— М? — выставив подбородок, подталкивает мой вопрос.

— Ты ей об этом сообщила или струсила? Мол, я такая непростая, Юленька, а ты такая крутая, что моя скукоженная изюминка завидует твоей охерительной харизме. У тебя был прекрасный шанс, когда вы с ней на травке богомолов собирали.

— Считаешь, что сможешь сместить акцент и перевести разговор в другое русло? Забыл, где находишься, Мудрый? Итак, ты не сказал ей о том, что в нее влюблен и желаешь ее, потому что, — она подмигивает, высунув кончик языка, осторожно, как будто неуверенно, облизывает нижнюю губу, — не умеешь, еще, конечно, боишься, сомневаешься. Отказ пугает! Уворачиваешься от пощечины или ищешь поцелуя? Хочешь озвучу неприятный для тебя момент?

— Неприятный? — о качестве сообщения переспрашиваю, затем подвожу наверх глаза, обдумываю свой ответ, вожу туда-сюда, изображая кукушку на старинных часах. Еще один момент и я безмозглой птицей громко закукую. — Тогда, пожалуй, нет!

— Хорошо подумал?

А она, пиздец, настырная и очень непростая!

— Да.

— Да?

— Нет. Нет, Лена. Не хочу ни хера подобного знать.

— Как скажешь, — поводит перед моим носом цветочным букетом, гипнотизируя небольшим размахом.

— Кофе пить не будем?

— До обеда полчаса, Святослав. Хочу тебе напомнить, что… — выставляет мне под нос острый тонкий указательный палец, на котором красуется сегодня огромный перстень с крупным камнем. Бижутерия. Недешевая подделка. А ей, как это ни странно, подобная хреновина идет.

— Я пришел вне графика?

— Угу.

— Извини, пожалуйста, — похоже, я сегодня тренирую покладистость, оттачивая только проклюнувшееся умение напускать на женский взгляд покрывало, сотканное из извинений, сожалений, лести и… Все-таки обыкновенного, где-то даже наглого, обмана.

— Ха! Ты считаешь, что просить прощения — плевое дело. Смотри, мол, вкусности, — кивает на отложенные пончики, — красивые цветы, нежные слова и проникновенный взгляд в ее глаза способны сотворить чудеса, если…

— Я не умею извиняться. Забыла, да?

— Приятно, что ты все же слушаешь меня. Хочешь еще одно наблюдение?

— Сколько тебе лет, Шепелева? — бормочу.

— Тридцать. С последнего сообщения ничего не изменилось. Так что…

— Тридцать! Тридцать, Леся? Уверена?

— Паспорт показать?

С такими талантливыми психологическими данными, она способна убедить меня в чем ее душе угодно.

— Не нуждаюсь.

— Мужчины считают, что гордо заявлять об этом…

— Об этом? — прищуриваюсь, затем моргаю, смахивая одну слезу, застывшую от напряжения и повисшую на нижней реснице от неожиданности признательных предложений Лены.

— … говорить о своих чувствах, тем более о таких, значит, показать слабость, выставить себя слюнтяем, каким-нибудь дрыщом…

— Неправильно толкуешь это слово, — вставляю ересь между репликами специалиста по подобным отношениям.

— Ты пришел сюда вот с этим, — сует под нос то, что я вручил ей пять минут назад в знак примирения, о котором, судя по тону ее голоса и построению громких заявлений, стоит навсегда забыть, — чтобы подлизаться, чтобы…

— Мы подлизываемся по-другому. Ты…

— Шутишь над физической близостью, наигранно бравируешь. Хм… Хм… — что-то подбирает. — Считаешь, что с сексом все в исключительном порядке?

— Теперь, по-видимому, ты решила проанализировать те разы, когда стонала под этим телом? — оттопыренными большими пальцами впиваюсь себе в грудь. — Как я должен извиниться? Научи, пожалуйста.

— Ты закрытый человек, Свят. Тут, — укладывается своей щекой на верхнюю половину моего тела, а я шарахаюсь, пытаюсь отступить, спотыкаюсь, застываю и перестаю дышать, пока Шепелева натирается лицом о мою рубашку, прослушивая то и дело сбивающееся с нужного ритма судьбой проткнутое насквозь больное сердце, — спрятано то, что никому, никогда, под страхом смертной казни ты не покажешь. Только избранному человеку, да? Так болит? Опустошает? Жить мешает?

— Нет, — отрицательно мотаю головой.

— Я буду вести тебя, Святослав Сергеевич, но при одном условии. Это ты хотел обсудить? Не знал, как начать, поэтому был неоригинален: цветы и сладкий стол. Не хватает шампанского! Кстати…

— Джентльменский набор?

— Не пошли, Мудрый.

— Извини, — прыскаю, — еще раз, да? Презервативы необдуманно не захватил.

— Бравада, бравада, бравада. Пусть будет так! Значит…

Я замираю и осоловело, как ярмарочный Петрушка, выпучиваюсь на ее макушку.

— Мы будем разговаривать обо всем. О погоде, о цветах, о детях, о женщинах, о чем моей душе будет угодно. Это первое, товарищ подполковник.

— … — сглатываю, ловлю где-то возле зубов накатывающую снежным комом рвоту, сцепляю зубы и зажмуриваюсь до острой рези в сочащихся кровавыми слезами глазах.

— Я спрашиваю — ты незамедлительно отвечаешь!

— Какая выгода лично мне будет от всего этого?

— Твое здоровье и… — мысль странно обрывается, а Шепелева выкручивает себе шею и вот уже твердым лбом она просверливает кратер в моей грудине. — Семья!

— Что это значит? — не двигая губами, цежу, разбрызгивая слюни.

— Юля может приводить ребенка, если ей понадобится помощь. Я возьму их. Не будет проблем…

— С ними все хорошо, — обхватываю сильно выгнутые в мою сторону худые плечи, оттаскиваю Лесю от себя. — Мой сын не будет посещать этот кабинет, чтобы порадовать тебя или встретиться со мной.

— Принято! Услышь меня, пожалуйста, Святослав. Дурные игры в отношения со мной закончены. Как неудачная, незасчитанная, неодобренная жюри попытка. А твоя детская молчанка и по-женски подкатанные глаза — глубокие, опасные, красивые и теплые…