Chercher l'amour… Тебя ищу

— Держи дистанцию, Юла. Не хватало сплетен о том, как добропорядочная Красова ублажает в грязной речке мальчика, которого ни во что не ставит. Какого черта вылезла сюда? — ловлю ее второе запястье и под водой удерживаю обе от меня на расстоянии своей вытянутой руки.

— Освежиться пришла. Я выросла здесь. Поэтому всегда хожу на эту речку, Мудрый. Еще почему? Наверное, потому что Игорь отдыхает, а я, естественно, свободна от домашних дел. Дневной сон для ребенка полезен, а мне здесь нечем заняться…

— Так вали, голубушка, домой, — шиплю, полосуя стерву взглядом. — Ах, да! Там холодно и скучно без любви.

— Все сказал?

— Нет.

— Что еще? Давай, не стесняйся.

— Не покупай моему сыну оружие, — и быстро добавляю вежливость, подкрепляя просьбу простым обыкновенным словом, — пожалуйста. Хорошо?

— Больной! — подкатывает глаза и в поднебесье уставшим голосом рычит. — Какое оружие? Пластиковую фигню, которой застрелиться можно только, если очень сильно постараться. Он мальчишка, любознательный и быстрый, ему интересны разные игрушки. Дети так развиваются, Мудрый. Руки убери!

— Пистолеты?

— Ты постриг, что ли, принял? Строишь из себя монаха? Забыл, чем промышлял?

— Я не хочу, чтобы он держал в руках даже игрушечное оружие. Юль, это единственная просьба. Мне не нравится, что он носится с этой хренью, щелкает, пусть искусственным, затвором. Он наставляет оружие на Сергея, на тетю Женю.

— На тебя? — затихает, высказывая очередную чушь.

— Я этого не боюсь.

— Ну да, ну да. Ты под Господом ходил. Да-а-а-а, сильно приложило, Святослав.

— Не смей покупать ему… — встряхиваю под водой нашу сцепку. — Смотри на меня, когда я говорю.

— А то что?

— Считаю, что пользы от этого Игорю не будет. Мальчики прекрасно находят себя в других сферах, выбирая спокойное занятие по душе.

— Прикажешь куколку ему купить? — поводит плечами, предпринимая очередную безуспешную попытку к нереальному освобождению.

— Костя — архитектор?

— Костя?

— Твой мудак — строитель?

— Пошел ты, — вертится волчком, оправдывая свое прозвище.

— Иди сюда, — отпускаю руки, сразу переключаюсь на талию, сжимаю и притягиваю к себе.

Она вращает головой, как сумасшедшая, соскучившаяся за ударной дозой транквилизаторов или еще каких-либо сильнодействующих рецептурных препаратов.

— Юль, купи ему конструктор. Пусть, — прихватываю губами влажный лоб, — строит, а не разрушает. Не крутись!

— Ты лицемер, Мудрый. Ты военный человек, а чушь лепечешь, за которую тебя, не прикладывая больших усилий, лишь по записи, можно под трибунал подвести.

— Трибунал?

Она хоть понимает, что это такое?

— Это детские игрушки, а он мальчик, маленький мужчина, мой будущий защитник.

— От больших мужчин?

— Понимай, как хочешь. И не смей командовать. Ты не имеешь права давать советы, строить из себя учителя, постулировать то, что мне следует делать с собственным ребенком. Игорь — добрый мальчик, он различает все цвета. И то, что он не выдал нашу тайну…

Тут, конечно, молодец!

— Он не сказал? — опускаю голову. — Юль, он тебя не сдал?

— Сдал меня?

— Нас. А ему точно четыре?

Херню сейчас сморозил — понимаю.

— Пока нет. Я все спокойно объяснила и попросила никому не говорить.

Это очень интересно! Вероятно, мой сын в полной мере ознакомлен о возможных детских появлениях на свет.

— Он умеет хранить секреты, — убедительно заверяет.

— Не верю, — вожу подбородком по влажным волосам. — Дети болтливы. В любом случае, мне плевать, какой приход получит Красов, когда сын все разболтает. Он расскажет, Юлька. Потому что я не намерен останавливаться и буду целовать тебя при каждом удобном или неудобном случае. Пусть пидорка инфаркт прихватит, например.

— Все сказал?

— Э-э-э, да. О пистолетах договорились? — немного отстраняюсь, чтобы сверить зрительный ответ.

— Нет.

— Не понимаешь, да? Или делаешь вид? Назло, специально? Лишь бы было так, как ты сказала? — облизываю Юлькин лоб, запуская нос во влажную макушку. — Потому что ни черта, красавица, не знаешь. Я хочу, чтобы он был спокойным, уверенным, счастливым человеком. Пусть он будет лучше нас. Лучше тебя, лучше меня. С персиками это, черт возьми, серьезно? Он прется по ним, словно тренирует чертову зависимость. Как такое, блин, возможно? А что по свежим?

— Так же, — расправляет спину, по ощущениям расслабляется, укладывается на меня и несильно обмякает.

— Вот и хорошо, — опускаю руку ей на поясницу, глажу кожу через плотную ткань, запускаю пальцы за резинку плавок и добираюсь до холодных ягодиц.

Юля взвизгивает, сокращаясь:

— Убери!

— Нет, — бурчу, придавливая подбородком ее голову к себе. Смирнова утыкается лицом мне в шею и, поскуливая, что-то непонятное бухтит.

Она не прекращает попыток выпутаться и обрести свободу, а я не теряю бдительность и не ослабляю хватку. Одной рукой вожу по покрывшейся мурашками влажной коже, а вторую пропускаю между нами и задираю гидромайку впереди.

Похоже, это мат. Ситуация, как говорят, стопроцентно патовая, без всяких шансов. Смирнова прикладывается щекой ко мне, натирается, размечая территорию, попискивает, когда я нагло прищипываю оголенный зад, а когда решаюсь на решительные действия, Юла хватается за мои бицепсы и виснет, с удобствами располагаясь на моей груди.

— Юль? — вожу носом по закрытой мокрой тряпкой коже на ее шее, специально предоставленной для ласки мне.

— … — оживает, осторожно наклоняет голову, щекой елозит по скуле.

— Ты ведь приходила в комнату сегодня?

— Нет.

Врет? Боится кое в чем признаться?

— Не верю, что все это приснилось.

— Я не была у тебя в доме. Это был сон, Мудрый. Не знаю, что там было, но…

— Мы были вместе. Понимаешь?

— Привиделось, — настаивает на своем.

— Зачем ты здесь? — трогаю губами мочку уха, в котором сегодня нет сережки. — Пришла сюда. Я ведь не искал с тобой встречи. Сидел преспокойненько на берегу, смотрел на воду.

— Водомерок соблазнял растянутыми штанами? — дергает резинку моих брюк.