Через двадцать лет

Дэн ждал возле двух внедорожников, пристраивая между ними красивый синий мотоцикл. Волосы снова торчали под немыслимыми углами, уши были заняты наушниками, руки – большим округлым рюкзаком и завёрнутыми в тонкую бумагу цветами. Увидев шедшую в его сторону Эрику, молодой человек энергично помахал, выключая плеер.

– Привет, классно выглядишь!

– И тебе привет, спасибо, - плюсуя себе за ресницы, девушка приняла букет, недоверчиво шурша обёрткой, - чтоб мне лопнуть, действительно розы!

Под бумагой и правда обнаружились розы – крепкие, едва раскрывшиеся, с тем неповторимым цветом бутонов, что колеблется от бледно-зелёного к ярко-розовому. Дэн, сияя и чуть ли не мурча, перекатился с пяток на носки.

– Если честно, я и забыл, насколько цветы – понятие растяжимое. Но эти почему-то сразу вызвали ассоциации с тобой – они похожи на марципаны на тортиках.

– Марципаны? Слушай, а ведь точно, - Эрика внимательнее пригляделась к букету, - боюсь только, эти продержатся меньше своей кондитерской версии…

– Значит, в следующий раз принесу новые, - подытожил Дэн, - ну что, идём?

– А? Да-да, идём, - кивнула девушка, так и не определившись пока, что думать насчёт «следующего раза».

Вечер, однако, прошёл превосходно и непостижимо легко – в таких же равных пропорциях, что и кофе Джулиана Джексона. «Элизиум Палас» внутри был не менее праздничным, чем снаружи: это ощущение усиливала игравшая музыка, запах сладостей и попкорна, громкая болтовня и смех, а также вездесущие скидки в витринах, мелькавшие уже с февраля. Дэн среди общей пестроты чувствовал себя как рыба в воде, шутил, улыбался, расспрашивал о работе в Нью-Йорке, сам говорил про театр. Поведал, что история с пепельницей завершилась относительно благополучно: кто-то пронырливый и ловкий утащил осколки прежде, чем удалось спуститься и получить нагоняй за хулиганство. Признался, что, как и Александр, представлял автора новой пьесы иначе:

– Вот правда, - говорил он теперь, - после момента истины, когда мы обсуждали встречу, у меня любопытство взрывалось! Я не знаю, на что точно рассчитывал, но остаться в стороне не мог – даже если бы спектакль отдали кому-то другому.

– А я удивилась, найдя твои фото в Твиттере, - заметила Эрика, - на них ты совсем не похож на закулисного ветерана.

– Да я и в жизни отнюдь не ветеран, - махнул рукой Дэн, - в театре шутят, что мне ещё лет десять спиртное с документами покупать.

Засидевшись за угловым столиком и взаимными признаниями, они едва не опоздали на киносеанс, а позднее, хрустя воздушной кукурузой, веселились над героями картины. Уже потом – после фильма, попкорна и добавочного фисташкового мороженого – состоялось милая прогулка назад, к парковке. Душу переполняла эйфория, но, не смотря на предложение подвезти домой, Эрика вознамерилась ехать на метро.

– Мотоцикл сегодня – слишком ответственное испытание, - шутливо пояснила она, - тем более, с «марципановыми» розами.

Дэн от уговоров отступил, но окончательно не сдался.

– Ладно, тогда провожу тебя до станции.

На это Эрика согласилась, понимая, что им обоим не хочется резко обрывать вечер. Уже в пути, который занял минуты на три больше намеченного, она так же поняла, что идея со следующим разом вовсе не плоха…

* * *

– Всё будет хорошо, просто не может быть иначе. Не беспокойтесь, мы пока не на телевидении, а только на радио. Никаких вонючих спонжиков, привередливых теледив и консервированного смеха за кадром.

– А что насчёт клаустрофобии?

Эрика и Алекс, сидя в зелёной комнате[57], где-то между студией и баром, ожидали истечения последних минут до начала записи. Первое совместное интервью, рекламирующее постановку, должно было вот-вот состояться. Для мисс Рубинштейн эти минуты ползли мучительно долго – она теребила волосы, проверяла часы, снимала пиджак и вновь набрасывала его на плечи, занимая себя и чувствуя попеременно жар и холод. Сидевший в соседнем кресле режиссёр, видимо, не выдержал обилия манипуляций – переместившись к девушке на диванчик, он отнял пиджак, аккуратно сложил его и сунул коллеге в руки.

– Хватит беспокоиться, никакой клаустрофобии у вас не случится, это всё дамские нервы. И вообще, нас будет у микрофона как минимум трое, плюс водичка и дружеская атмосфера.

Для бывалого и опытного Александра интервью наверняка являлось уже «-надцатым» – даже Стэтхэм не мог бы выглядеть спокойнее. Эрика вдруг осознала, какая она, при всём своём журналистском образовании, салага по сравнению со спутником.

– Когда я впервые услышал себя в записи, то долго стеснялся, - неожиданно начал мужчина, - дня два боялся радио включить: всё казалось, из любой рекламы моя гнусавость будет слышаться.

– Вы же не гнусавите…

– Согласен, но это я теперь так думаю. А давным-давно у Джей-Джея был веский повод прикалываться над моими смешными страхами.

Эрика, фыркнув, покосилась на режиссёра – он едва ли соответствовал рассказанной истории, но поделился ею вполне искренне и с конкретной целью.

– Я своего голоса побаиваюсь с университета. Скажите, а много требуется времени, чтобы избавиться от комплексов?

Александр, медля с ответом, улыбнулся воспоминаниям.

– Когда мои интервью стали частыми, было уже не до ерунды. Телевидение, радио, газеты… А вообще иногда кажется, я до сих пор от комплексов избавляюсь. Идёмте, - кивнув в сторону коридора, где возникла девушка-ассистент, он первым поднялся с дивана, - это за нами…

* * *

Входящие: Получено два новых сообщения.

Привет! Поздравляю с авторским дебютом на радио! Слушал сегодня в Интернете – вы с шефом молодцы. Дэн.

Хочешь посмотреть завтра утреннюю репетицию?

Исходящие: Отправлено одно сообщение.

Привет, спасибо! Я сама боюсь слушать, поэтому верю на слово. А можно увидеть репетицию? Во сколько начало?

Входящие: Получено одно новое сообщение.