Черная луна Мессалины

Пару раз мы останавливались у продуктовых магазинов, чтобы посмотреть, нет ли там детского питания, которое таксисту необходимо было купить, и все это время я терпеливо ждала в салоне авто, стараясь не раздражаться. Притормозив перед ночным клубом, таксист меня высадил и, запарковавшись, в поисках детского питания отправился в гастроном напротив «Эротики». А я, с тоской убедившись, что, вопреки уверениям Цацкеля, сапоги под дубом больше не лежат, двинулась к своей «пятерке», одиноко стоящей на парковке для персонала.

И вдруг прямо на моих глазах «Жигули» завелись, тронулись с места и, набирая скорость, понеслись к выезду со стоянки. Угонщик мчался прямо на меня, и по мере приближения машины я с каждым мигом все отчетливее видела его напряженную фигуру. И лицо. Лицо Николая Ароновича. В глазах застыл испуг, руки вцепились в руль, рот перекошен от ужаса. Вне всяких сомнений, бывший сотрудник музея сел за руль если не в первый, то во второй раз в жизни.

Стараясь справиться с охватившей меня паникой, я сунула руку в сумку и… так и есть – не нашла ключей. Цацкель забрал у меня не только визитку помощника Громова, но и ключи от машины. Это какое-то безумие! И как он только успел приехать сюда раньше меня! Кинувшись наперерез, я едва сумела увернуться от мчащихся на меня «Жигулей». Размахивала руками, кричала, пытаясь остановить авто, но все напрасно. Экстрасенс кое-как выехал на дорогу и, создавая реальную угрозу для всех участников движения, ни шатко ни валко покатился по шоссе.

Рим, I век н. э.

– Смотри, смотри, как скачет! – Смуглый бородач подался вперед, призывая присоединиться к невиданному зрелищу приятеля.

– Хорош, ничего не скажешь! – с чувством отозвался кудрявый толстяк в зеленой шапке простолюдина.

Рим второй день гудел, как растревоженный улей, от нового развлечения императора. По обе стороны Тибра плебеи и благородные горожане наблюдали, как, перекинув мост через залив между Байями и Путеоланским молом, Калигула разъезжает туда и сюда. В одежде Александра Македонского, на колеснице, запряженной великолепным скакуном, император был необыкновенно хорош. Перед ним гарцевал на коне пригожий мальчик из парфянских заложников. За отроком маршировал отряд преторианцев и ехала свита в повозках. Мост составлял в длину более трех с половиной тысяч шагов и был смонтирован из собранных отовсюду, откуда только возможно, грузовых судов. Цезарь приказал их выстроить на якорях в два ряда, затем насыпать на палубы земляной вал и выровнять по образцу Аппиевой дороги.

– Это сегодня он Александр Македонский, – подхватил маленький бритый человечек в линялом восточном халате, прибитый толпой к приятелям, – а вчера наш император разъезжал здесь на разубранном коне, в венке из дубовых листьев, с маленьким щитом, с мечом и в золототканом плаще! Вот была красотища!

– Люди говорят, что Калигула выдумал этот мост в подражание Ксерксу, – проявил осведомленность бородач. – Еще мой дед рассказывал, что персидский царь вызвал небывалый восторг народа, перегородив кораблями куда более узкий Геллеспонт.

– Да нет, наш император, должно быть, видом исполинского сооружения хочет устрашить германцев, которым мы грозим войной, – выдвинул предположение обладатель зеленой шапки.

– А я вот слышал, что Тиберию астролог как-то предсказал, будто Калигула скорее на конях проскачет через Байский залив, чем будет императором! Вот Гай Цезарь и старается доказать, что может через залив проскакать, раз сумел стать императором.

– А конь у него хорош! Сбруя из жемчуга и изумрудов так и играет на солнце!

– Калигула для этого коня, по имени Быстроногий, ничего не жалеет! Построил целый дворец из мрамора рядом со своими покоями, рабов прислуживать скотине приставил и собирает знать на пиры от имени коня! Говорят, император даже подумывает назначить Быстроногого консулом.

– Чего же не стать Быстроногому консулом! – разобиделся вдруг бородач. – На наши денежки конь императорский жирует! Налоги через центурионов цезарь взымает с каждой купленной вещи, с каждого съеденного куска и выпитого глотка, чтобы его коню хорошо жилось! Я носильщик, по десять часов в сутки таскаю тюки в порту, так восьмую часть дневного заработка отдаю в императорскую казну!

– Да разве? Я что-то не слышал о таком порядке! – забеспокоился человечек в халате.

– Об этом объявлено было устно, – пустился в пояснения кудрявый толстяк. – Калигула специально не вывешивает вновь изданные законы на видных местах, а если и вывесит где-нибудь свой указ, так выберет такое место, чтобы никто не увидел. Это он делает специально для того, чтобы такие, как ты, по незнанию допустили нарушения, и тебя бы за это в тюрьму! Ну и император у нас! Кровопийца! Которую неделю народ голодает! Зерно не на чем возить! Все корабли под мост забрали!

– Ты язык-то придержи, а то за оскорбление величества недолго угодить за решетку, – пихнул друга локтем смуглый бородач. – В тюрьме теперь несладко! Нынче мясо, которым откармливают диких зверей для зрелищ, изрядно вздорожало, так император сам, лично, наведывается в темницы и, не разбирая, кто в чем виноват, велит забирать всех, от мала до велика, и пускать на корм зверью.

После особо удачного поворота коня цезаря и следовавшего за ним кортежа толпа заволновалась, и слова говорящего потонули в громком крике восторга. На противоположной стороне Тибра ажиотаж был не так заметен. Благородные господа, следовавшие в лектиках по своим делам, останавливали размеренный ход рабов и, придерживая занавеску, бросали заинтересованные взгляды на красующегося Калигулу, воображавшего себя великим Александром. После чего продолжали прерванный путь.

В одних из таких носилок сидела Мессалина. Насладившись грандиозным зрелищем, она опустила кисею и откинулась на подушки, велев рабам следовать дальше. Нужно было торопиться, чтобы успеть подготовиться к вечеру. Для пополнения казны император устроил на Палатине лупанар. В бесчисленных комнатах, обставленных с блеском и роскошью, достойными дворца, предлагали себя замужние матроны и свободнорожденные юноши.

Для привлечения клиентов по рынкам и базиликам были разосланы глашатаи, оповещающие римских граждан, чтобы стар и млад шел искать наслаждений. На входе посетителям предоставлялись деньги под проценты, и специально поставленные для этого слуги записывали имена тех, кто умножает доходы императора. Мессалине затея Калигулы очень даже нравилась, чего нельзя было сказать о сенаторах, чьих жен предлагали для продажи. Это нововведение было последней каплей, которая и решила судьбу Гая Цезаря.

К покушениям Калигула не то чтобы привык, но был готов к ним с самого первого дня своего правления, ибо и сам пришел к власти неправедным путем. При помощи главы преторианских когорт Макрона, пользовавшегося полным доверием императора Тиберия, Гай постепенно изводил венценосного родственника отравой. А когда старик, занедужив, впал в забытье, хотел задушить Тиберия подушкой, да не отважился. Это сделал за Калигулу Макрон, так удачно оказавшийся рядом. Простота, с которой один император сменял на римском престоле другого, не оставляла сомнений и в участи самого Калигулы. Поэтому Гай Цезарь проявлял крайнюю осторожность, избегнув несчетное количество покушений. Но от судьбы не уйдешь, даже если Изида к тебе благосклонна.

В третий день Палатинских игр, учрежденных в память императора Августа, утро выдалось хмурым. Проснувшись, Калигула долго лежал в кровати, разглядывая золоченое изголовье в форме лебединой шеи.

– Цезония, знаешь, какой я видел сон? – Голос Гая дрогнул. – Снилось мне, будто стою я на небе возле трона Юпитера, и бог, толкнув меня большим пальцем правой ноги, низвергает на землю.

– Это ничего не значит, – мягко возразила жена, гладя императора по редким волосам, щекам и шее, покрытой серой щетиной. – Это сон. Всего лишь сон.