Черная пурга

Со временем Глаша сама выкроила и сшила себе платье из ткани в горошек. Она гордилась этим платьем и очень его любила. В мастерской почти не было отходов. Из маленьких лоскутков готовили пуговицы, зашивая в них копейки или кусочки ткани.

В послевоенные годы в детских домах страны воспитывались тысячи детей. Милиция постоянно отлавливала беспризорников и направляла их в детские дома. Эти учреждения не пользовались хорошей славой. Туруханский детдом, оторванный от железнодорожных и автомобильных дорог, считался редким исключением. Стараниями директора Н.В. Егорова в нем поддерживались порядок и дисциплина, но и в нем иногда происходили события, выходящие за рамки обыденной жизни.

Воспитанников, поехавших на реку за водой, встретили незнакомые ребята. Вместо приветствия, чтобы завязать знакомство, старший мальчик произнес:

– Закурить есть?

– Мы не курим, в детдоме курить запрещено, – ответил Альбик.

– Так вы детдомовские?

– Ну и что из этого? – произнес Витька, поднимая большой ковш на деревянной ручке.

Он подумал, что если возникнет скандал, огреет кого-нибудь из незнакомцев ковшом.

– Мы тоже детдомовские, – сообщил тот же мальчик.

– Что-то мы вас там не видели, – вмешался в разговор Альбик.

– Мы из Енисейского детского дома.

– Зачем здесь оказались?

– Мы сбежали. Меня зовут Ленькой, а это – мой брат Колька.

– Приходите в наш детдом. Николай Васильевич хороший человек, обязательно примет.

– Надо сначала присмотреться, где-нибудь поблизости пожить.

Альбик проникся уважением к ребятам, которые сбежали из детдома и проделали путь от Енисейска до Туруханска. Ему и самому приходила иногда мысль о побеге, но он не знал, куда бежать. Он предложил:

– Мы устроим вас на сеновале. Поживете там и решите, как поступить дальше.

Секрет проживания беглецов на сеновале постепенно становился известным многим. Альбику приходилось постоянно обращаться к дежурным по столовой за едой для новых друзей. Слух о новых жителях детдома дошел до директора. Николай Васильевич вечером пришел в сарай и скомандовал:

– Быстро слезайте с сеновала, я посмотрю, что вы за перелетные птицы.

В ответ ни звука, гробовая тишина.

– Повторять не буду, сейчас залезу на сеновал и сброшу вниз.

Ребята начали спускаться по высокой лестнице. Перед Егоровым предстали мальчики тринадцати и одиннадцати лет.

– Следуйте за мной, – произнес твердым голосом Николай Васильевич и вышел из сарая.

В кабинете при электрическом свете он молча рассматривал ребят, стараясь понять их характеры.

Старший выглядел самоуверенным, младший – смущенным.

– Прежде всего, давайте познакомимся, Меня зовут Николаем Васильевичем.

– Мы знаем, – произнес старший мальчик.

– Прекрасно, а как прикажите величать вас?

– Я Ленька, а это мой брат Колька.

Директору не понравилось такое «величание», но он не стал преждевременно воспитывать ребят.

– Как оказались в Туруханске?

– Приплыли на пароходе «Мария Ульянова».

– С кем приплыли?

Егоров знал, что в послевоенные годы жулики часто использовали детей в своих целях, передвигаясь с ними по стране.

– Одни.

Отвечал только старший мальчик, по внешнему виду младшего было видно, что он с ответами брата полностью согласен.

– Откуда приплыли?

– Из Енисейска.

– Там живут ваши родители?

– У нас нет родителей, мы жили в детдоме.

– Почему остались без родителей?

– Папа погиб на фронте, мама погибла во время эвакуации с Украины.

– Наш поезд разбомбили фашисты, – впервые подал голос младший брат Коля.

– Почему же вы оказались в Енисейском детском доме?

– Нас первоначально направили в Ступишенский детдом Кемеровской области.

– Почему там не жилось?

– Мы сбежали на фронт, чтобы мстить фашистам за отца и маму…

– Удалось повоевать?

– Нас поймали в поезде и отправили в Красноярск, а затем в Енисейск.

– Хороший у вас послужной список… – произнес Николай Васильевич и задумался. – Что же мне с вами делать?

Ребята молчали, ожидая своей участи.

– Поступим так, – продолжил он разговор. – Вы остаетесь у нас, а я свяжусь с Енисейским детдомом и приму окончательное решение.

Братья Ивакины оказались бойкими и энергичными ребятами. Они постоянно бегали, устраивали возню и предлагали бороться. Воспитанников с немецкими именами невзлюбили, обзывали фашистами и дрались с ними. От них неоднократно попадало и девочкам-немкам из Глашиной комнаты. Однажды приходит Эльза в слезах и жалуется, что ее пнул Ленька. Приподняв платье, показала подругам синяк на ноге. На этом терпение девочек кончилось. Лиля предложила:

– Надо Леньке Ивакину устроить «темную».

– Что ты предлагаешь? – спросила Глаша.

– Эльза сейчас пойдет и толкнет Леньку за нанесенный синяк. Он бросится бежать за ней, а мы его встретим.

Такого Ленька не ожидал, чтобы его ударила девочка, да еще немка. От возмущения он забыл, что мальчикам запрещалось заходить в комнаты девочек, бросился за Эльзой и влетел за ней в комнату. На его ногах затянулась петля, и он с разгона полетел на пол. В мгновение на нем оказалось одеяло, и девочки от души мутузили его кулаками. Он кричал, ругался, обещал отомстить, но удары продолжали сыпаться на его голову. В коридоре был слышен его голос. Кто-то улыбался, кто-то смеялся, но на выручку никто не спешил.

После этого случая Ленька стал посмешищем в детдоме. В одну из ночей братья сбежали.

В детдоме появилась новенькая девочка Таня четырех лет. Она не расставалась с красивой большой куклой и постоянно плакала, тихо всхлипывая. Слезы текли по щекам и падали на прижатую к груди куклу. Лицо девочки выражало растерянность и горе. Глаше стало жалко малышку, и она, подойдя к ней, предложила:

– Давай вместе поиграем с куклой?

В глазах Тани появился испуг, она сильнее прижала к себе куклу и отвернулась. Игрушка, подаренная мамой, – единственная вещь, которая осталась у нее от прежней жизни, она дорожила ею и боялась потерять.

Со временем выяснилось, что мать этой девочки работала бухгалтером в райисполкоме и не перечисляла всех денег, предназначенных для санаторно-лесной школы в деревне Лебедь. Ее осудили, а дочь отправили в детский дом.

По субботам – банный день. Мыться ходили по очереди, за этим следили дежурные. Перед помывкой подходили к бачку с разведенным карболовым мылом и намазывали им головы с короткой стрижкой. Не обходилось, конечно, без обливания друг друга водой.

Не возбранялось облиться холодной водой или поваляться в снегу. После мытья одевались в чистую одежду, полученную у кастелянши Эрики, и направлялись пить чай. В столовой за пианино уже сидела Мирза Карловна, и по залу разливалась мелодия вальса Штрауса.