Черная вдова

– Представляете, - рассказывала она, - был как многие официальные художники-аллилуйщики, рисовал доярок, стахановцев, портреты вождей и вдруг исчез куда-то. Потом возник в совершенно новом качестве. Словно это был другой человек! Прозрачная, чистая живопись, в которой ожили традиции древнего русского искусства, иконописи... Говорят, первая же выставка этого направления прогремела как гром среди ясного неба! А потом Решилин постепенно превратился буквально в легенду. Правда, кое-кто ругал его, мол, эпигонство, эклектика. Но я думаю, что все идет от зависти.

– Интересно, что думал Решилин, когда смотрел на свои старые картины?

– хмыкнул Латынис.
– Наверное, стыдно было.

– А не на что было смотреть, - ответила нотариус.
– Он, можно сказать, совершил подвиг - сжег всех доярок, трактористов и прочих...

– Сжег?
– удивился Латынис.

– Ну да! Вот что значит настоящий талант, истинный! И право же, до того грустно смотреть, как сестрица и братец Феодота Несторовича грызутся из-за его творений... Страшно подумать, Решилин отдал всю душу, а здесь низкий торг. Поистине: сик транзит глория мунди*.

______________

* Так проходит мировая слава (лат.).

За разговорами незаметно доехали до привилегированного дачного поселка. Когда Латынис нажал на кнопку звонка в высоком глухом заборе, сначала к воротам с той стороны прибежало несколько собак, зашедшихся в злобном лае, и только спустя минут пять в щели над почтовым ящиком появились чьи-то глаза. Женский голос угомонил церберов, и дверь отворилась.

– Здравствуйте, Вета Владимировна!
– поздоровалась с нотариусом женщина в пальто и черном траурном платке.

– Здравствуйте, Ольга Несторовна, - сказала нотариус.
– Разрешите к вам...

– Пожалуйста, проходите, - настороженно глядя на незнакомого мужчину, пригласила Решилина.

Прошли через обширный участок к дому. Покрытая черной от влаги дранкой громадина казалась мрачной и нежилой. Но внутри было уютно и тепло. Разделись. Вета Владимировна пояснила хозяйке цель их посещения.

– Не беспокойтесь, все на месте, - сказала Ольга Несторовна.
– Можете убедиться.

Нотариус предложила пройти на второй этаж: картины Решилина, а также коллекция полотен и старинных икон - все находилось там. Поднявшись, очутились в большой комнате. Как понял Латынис, это была святая святых художника - его мастерская. Здесь, в дальнем углу, трудились у мольбертов молодой парень и девушка в заляпанных красками халатах.

– Ученики покойного брата, - пояснила Ольга Несторовна.
– Он этих двоих особенно привечал. Работать негде, вот они и попросились. Отказать неудобно. Да и Феодот Несторович такое не одобрил бы, потому что не по-божески это, - вздохнула она скорбно, осенив себя быстрым крестом.

"Смотри-ка, набожная", - отметил про себя Латынис.

Он с интересом осматривал обитель знаменитого художника и был поражен, что такая маленькая неказистая икона, висевшая в мастерской, оценивалась в полмиллиона золотых рублей... Да и работы самого Решилина, на его взгляд, не стоили тех денег, которые, по словам нотариуса, предлагали Феодоту Несторовичу.

"Наверное, надо быть знатоком и ценителем", - подумал майор. В том, что он не знаток и не ценитель, Ян Арнольдович убедился, посмотрев на холсты учеников Решилина, до того увлеченных работой, что, казалось, они не замечали никого вокруг: картины молодых художников, по мнению Латыниса, мало чем отличались от полотен учителя.

Спустились на первый этаж, осмотрели остальные комнаты, где вещи были менее ценные, чем картины и иконы, но все равно это было огромное богатство: редкий фарфор, книги, в том числе уникальная Библия издания шестнадцатого века, и другой антиквариат.

Латынис убедился, что в особняке "глухонемого" не было. Но оставалась еще времянка во дворе, а если говорить точнее - вполне добротный домик. Ян Арнольдович не знал, под каким предлогом осмотреть его. Пока он ломал голову над этим, за окном промелькнула долговязая фигура в куртке с капюшоном, и хлопнула входная дверь. Через минуту в комнату, где находилась хозяйка с гостями, заглянула хмурая физиономия.

Если бы майор не знал, что Феодот Несторович бесповоротно мертв, то принял бы его младшего брата за воскресшего художника - так похожи были они. Емельян Решилин даже бороду отрастил под брата.

Поздоровавшись с нотариусом и Яном Арнольдовичем, родственник живописца злорадно произнес, обращаясь к сестре:

– Ничего у тебя не выйдет, как ни пыжься! Я только что был у юриста: делить наследство будешь не ты, а суд! И поровну!
– Он театральным жестом показал на нотариуса.
– Как тебе и объясняла Вета Владимировна.

Ольга Несторовна поджала губу, смерила брата презрительным взглядом, но ничего не сказала. А тот продолжал, апеллируя к обоим представителям закона:

– Представляете, моя дражайшая сестрица считает, что имеет право претендовать на большую часть!

– Нет, - мягко сказал Латынис, - наследство будет разделено между вами пополам. А ваш муж на него права не имеет, - повернулся он к хозяйке.

При слове "муж" Емельян Несторович так и взвился:

– Какой муж! Пригрела какого-то типа и выдает его за супруга!

– Никто не выдает... С чего это ты взбеленился?
– пробормотала Решилина, которую явно смутил весь этот разговор.

– И рожа у этого Тимофея Карповича какая-то сомнительная!
– не унимался Емельян Несторович.

– Э-эх, как тебе не стыдно!
– напустилась на него сестра.
– Обиженный богом человек, глухонемой, а ты...

– Ну да, его обидишь, держи карман шире! Он сам кого хочешь обидит! зло произнес Решилин-младший.
– Не дай бог встретиться один на один в темном переулке!
– Он снова обратился к нотариусу и Латынису: - Слышите, что она мне заявила: мол, будешь распоряжаться здесь, вернется Тимофей Карпович, он тебя живо на место поставит!

– А где он?
– спросил у Ольги Несторовны Латынис.

– Откуда я знаю?
– пожала плечами хозяйка, еще больше теряясь.

– Когда он уехал?
– продолжал расспрашивать Ян Арнольдович, хотя такие вопросы вроде бы не должны были интересовать работника отдела юстиции, занимающегося нотариальными делами.

– Одновременно с Феодотом, царство ему небесное, - перекрестилась Ольга Несторовна и опять напустилась на брата: - Ты Феодоту в подметки не годишься! Он в раю теперь, потому как жил по-праведному! Птаху малую не обидит! Вот и Тимофея Карповича приютил!
– Это уже было обращено к представителям закона.
– Тот и жил у нас, по хозяйству помогал... И никакой он мне не муж!
– Она снова повернулась к брату и покачала головой: Богохульник ты, Емельян, вот кто!