Черная вдова

– С Великановым режиссеру, наверное, было легче работать...

Замечание попало в цель: мужчина окинул Кичатова удивленным взглядом и усмехнулся.

– С чего вы это взяли? Всеволода Юрьевича при одном только упоминании о Великанове бросает в дрожь!

– Что так?
– наивно поинтересовался следователь.

– Не получалась у Саши роль! Не шла! Подумайте сами: некоторые кадры до двадцати дублей снимали! И немудрено, что Борю Губина, - мужчина кивнул на актера, играющего Алексея Петровича, - Лежепеков вызвал без всяких проб. Буквально в тот же день, как только узнал о болезни Великанова.

Разговорившись, подполковник узнал, что его собеседник является директором картины. Кичатов представился и высказал желание поговорить насчет Великанова.

– Об этом вам лучше с Всеволодом Юрьевичем, - отфутболил подполковника директор.

Воспользовавшись паузой, он познакомил Кичатова с Лежепековым, а сам ретировался.

– Согласен поговорить с вами в любое время, но, ради бога, только не сейчас!
– сказал Лежепеков.
– Понимаете, завтра Губин улетает на премьеру в своем театре, а нам еще - кровь из носу - нужно отснять пять сцен! Вторую смену уже гоним... До завтра терпит?

– Терпит, - кивнул Дмитрий Александрович.

Договорились встретиться в гостинице - Лежепеков тоже жил в "Ранне".

На следующий день в назначенный час он появился в номере Кичатова. Поздоровались.

– Ну как, выполнили вчера вашу программу?
– вежливо поинтересовался следователь.

– Но чего мне это стоило!
– вздохнул Лежепеков, набивая трубку. И неожиданно спросил: - У вас есть дети, Дмитрий Александрович?

– Двое, - ответил Кичатов.

– Если вздумают податься в кино, лягте костьми, но не пускайте!

– Вам не нравится ваша профессия?

– Честно сказать, другой для себя не представляю... Но боюсь, как бы не трахнул инфаркт, - признался режиссер.
– Представляете, все, ну буквально все сделано для того, чтобы подвести режиссера к этому! Начиная со сценария. Каждый, кому не лень, лезет с замечаниями, поправками! Редакторы на студии, чиновники в Госкино! А что такое у нас снимать! Съемочная группа - это сплошные анархисты! Каждый день я должен загонять их на съемочную площадку чуть ли не пинками! Какая может быть речь о дисциплине, если осветителю или ассистенту плевать на меня? Будет он болеть за работу, получая жалкую зарплату, которую даже стыдно назвать зарплатой? А техника, на которой мы работаем? А пленка? На прошлой неделе сто метров пошло кошке под хвост - при проявке оказался сплошной брак! Это значит снова вызывать актеров из других городов, снова репетировать, настраиваться и так далее! Ведь это не железки штамповать - искусство штука тонкая, неуловимая!
– Лежепеков вдруг спохватился.
– Извините, увлекся. Как говорится, у кого что болит, тот о том и говорит... Вы конечно же прилетели не для того, чтобы выслушивать мои вопли.
– Режиссер грустно улыбнулся.

– Приехал я, Всеволод Юрьевич, по поводу Великанова, - сказал следователь.

– Как он там?
– встрепенулся режиссер.

– Неважно, - хмуро произнес Кичатов.
– Правда, теперь ему немного стало лучше, но одно время был буквально между жизнью и смертью. Извините меня, Всеволод Юрьевич, но мне непонятно равнодушие к нему со стороны съемочной группы.

– О чем вы? Какое равнодушие? Когда я узнал, был прост-то потрясен, честное слово! Спросите у кого угодно!
– горячо уверял Лежепеков, заметив недоверие в глазах следователя.

– Но почему же никто не удосужился прилететь в Южноморск?

– Дмитрий Александрович, ну когда бы я мог? У меня каждый час, каждая минута на счету!
– продолжал оправдываться режиссер.
– Вы себе даже представить не можете, что это такое, когда щелкает счетчик! Съемочная группа - это молох, пожирающий деньги! Я каждый день должен выдавать отснятые метры! Хоть убейся, а план выполни! Потому что за мной не только мои здешние обормоты, но и коллектив студии. Не выдам положенные метры несколько сот человек будут сидеть без премии. Да что там без премии, иной раз получку задерживают! Вот вам еще одна приятная, в кавычках, сторона режиссерской работы.

– Потому вы так быстро и заменили исполнителя главной роли?
– спросил Кичатов.

Лежепеков ответил не сразу. Раскурив трубку, помолчал и наконец произнес со вздохом:

– Ждать выздоровления Саши я не мог. Студия не пошла бы на консервацию.

– Я слышал, у вас с ним возникли трения во время съемок, - осторожно закинул удочку следователь.

– Трения...
– Лежепеков усмехнулся.
– Это мягко сказано! Ежели честно, с Сашей я здорово промахнулся. Понимаете ли, в творчестве не должно быть никаких дружеских отношений, никаких компромиссов. Ни в коем случае! А я Велика-нова пожалел. Он уговорил меня взять его на роль Алексея Петровича. Верите, чувствовал, что не то, а отказать не решился. И даже умолял худсовет во время утверждения кинопроб. А с самых первых съемочных дней мы стали грызться как кошка с собакой...

– Из-за чего, если не секрет?

– Да никакого секрета! Вы видели вчера Борю Губина?
– спросил Лежепеков, и следователь кивнул.
– По-моему, попадание в яблочко. Губину веришь. Он влез в шкуру Алексея Петровича так, будто бы с пеленок играл в рулетку. Знаете, мне иной раз становится страшно, когда я вижу, как Борис входит в образ. Это маньяк, одержимый! Такие не задумываясь могут проиграть сиротские деньги и пустить себе пулю в лоб!

– Я не очень-то разбираюсь, но мне игра Губина понравилась, признался Кичатов.
– Выкладывается, по-моему, весь.

– Еще как выкладывается! Говорит, за съемочный день худеет килограмма на три.

– Даже так?
– удивился следователь.

– А что, вон артист Лев Дуров признавался в газете, что за один спектакль теряет два с половиной килограмма!.. Словом, Губин - класс! Это новый Смоктуновский!
– темпераментно продолжал режиссер.
– А Великанов по сравнению с ним? Как говорится, божий дар и яичница... Саша в общем-то человек талантливый, но тут - ни в зуб ногой. Вялый, как амеба. Ни искорки, ни отблеска страстей не видно. Говорю ему: друг милый, неужто тебе никогда не хотелось выиграть миллион? А он отвечает: зачем мне миллион, что с ним делать... Скажите, разве после этого он может играть Алексея Петровича?

– Не знаю, - улыбнулся следователь.
– Может, по системе Станиславского...

– Здесь не помог бы и Станиславский! Роль не для Великанова. Я как-то не сдержался, высказал ему все. Картину, говорю, ты завалишь, а у меня, между прочим, семья, которая не может питаться святым духом. Саша смеется, говорит, не волнуйся, старик, скоро я разбогатею, возьму тебя, твою жену и дочь на полный кошт. Будете у меня как сыр в масле кататься. Ну, послал я его подальше...

"Интересно, на какое богатство намекал Великанов?
– подумал следователь.
– На наследство или что-то другое?"

– В каком смысле - разбогатеет?
– спросил он у режиссера.

– А бог его знает!
– отмахнулся Лежепеков.
– Не поймешь, когда Великанов хохмит, а когда говорит правду.

– Значит, вы считаете, что с Губиным фильм получится лучше?
– перевел на другое следователь.

– Убежден! Конечно, чужому горю нельзя радоваться, но в данном случае вышло по пословице: не было бы счастья, да несчастье помогло. Теперь я уверен, что картина будет потрясающая! Фестивальная! Такую спокойно можно посылать в Канны! И на девяносто процентов - благодаря Борису...