Черная вдова

Да, это был парик!

Судмедэксперт начал снимать рубашку с трупа, и присутствующие поразились еще больше: покойный оказался... женщиной.

– Ну и ну!
– вырвалось у второго понятого.
– Сорок лет работаю в морге, всякого навидался, но такого!

Затем тщательно осмотрели гроб. Под атласной подушечкой были обнаружены два целлофановых пакета. В одном лежало несколько сберегательных книжек на предъявителя. В другом - семьдесят колец из желтого металла. На каждом из них стояла очень высокая проба - 750.

Потом уже, обмениваясь соображениями с Костенко, Кичатов сказал:

– Хороший запасец сделал себе Роговой на черный день!

– Еще бы! На сто три тысячи денежных вкладов и полкило золота!

– Я думаю, Барон решил отлежаться "на дне" и при удобном случае наведаться в склеп, чтобы забрать заначку, - высказал предположение подполковник.

Эту версию поддержал и следователь трускавецкой прокуратуры. Он был весьма озабочен: предстояло вернуться к делу об убийстве подручного Рогового, фотографа Сегеди.

Перед отъездом Чикурова в Москву они с Журом просидели в номере следователя до утра. Пока Жур был отстранен от дел, вскрылось немало важных фактов, о чем и сообщил капитану Игорь Андреевич. У оперуполномоченного уголовного розыска тоже имелось что сообщить следователю. До истории со Сторожук он успел добыть кое-какие сведения в Средневолжске, из которых особенно заинтересовала Чикурова кража в квартире Глеба Ярцева, совершенная незадолго до прошлого Нового года. Были похищены драгоценности его жены, доставшиеся ей от бабушки. Дело было приостановлено за неустановлением лица, подлежащего привлечению к уголовной ответственности.

– Постарайтесь выяснить, нет ли связи между этой кражей и событиями в Южноморске, - подытоживая разговор, дал ЦУ Чикуров.
– Прощупайте окружение Ярцева. Ну и, конечно, ищите Барона. Мне кажется, он где-то тут, кружит вокруг Сторожук...

Чикуров уехал утренним поездом, а капитан решил отправиться в горуправление милиции к следователю Станиславу Петровичу Воеводину и спросил, может ли Станислав Петрович выкроить время для разговора.

– Пожалуйста, - ответил следователь.
– Приходите.

Что у Станислава Петровича действительно было время, капитан понял, когда тот налил из графина воды в электрочайник и сунул вилку в розетку.

– Угощу вас фирменным бальзамом - вмиг снимет простуду!
– пообещал следователь.

Жур и впрямь уже несколько дней был простужен и говорил с французским прононсом.

– Что за бальзам?
– поинтересовался Виктор Павлович.

– Мята, зверобой, - стал перечислять Воеводин, - чебрец и корень валерианы... На себе пробовал не раз.

Пока готовился обещанный напиток, Виктор Павлович полистал дело, чтобы вспомнить кое-какие подробности.

– А чем оно тебя привлекло?
– спросил Станислав Петрович, протягивая наконец чашку чая Журу.

Виктор Павлович рассказал о южноморском деле, и они снова вернулись к краже.

– Сколько версий отработали, не счесть, - делился с капитаном Воеводин.
– Были даже подозрения на отца Елены Ярцевой. Понимаешь, он директор универмага, материально ответственное лицо. Вдруг недостача или еще что-то.
– Следователь кивнул на папку с делом.
– Ты, наверное, обратил внимание, что у вора были ключи, да и в квартире он ориентировался свободно...

Воеводин вдруг отставил чашку и долго смотрел на капитана напряженным, немигающим взглядом.

– Ты... Ты чего?
– несколько растерялся Жур.

– Идея, Виктор!
– воскликнул следователь.
– А что, если это дело рук самого Глеба?!

– Здрасьте, - нахмурился Виктор Павлович.
– Разве раньше у тебя такой версии не было?

– Не было. Как говорится, хорошая мысля приходит опосля, - засмеялся Станислав Петрович.
– А если серьезно... Понимаешь, кто был тогда для меня Ярцев? Аспирант университета, сын начальника облсельхозтехники.

– Бывшего, - поправил капитан.

– Это не суть важно, - отмахнулся Воеводин.
– Важно другое: в семье нашего генерала, то есть начальника областного управления, Глеба считали чуть ли не сыном! Подумай сам, мог ли я хоть на секунду предположить? Тем более Копылов вовсю давил. Докладывал ему буквально через день... А теперь что мы знаем? Ярцев картежник. И вообще - темная личность. Если он задумал развестись, то почему бы заодно и не прихватить с собой Леночкины бриллианты, а?

– Интересно было бы посмотреть на Копылова, когда он узнает про своего "сынка"...

– Увы, генерала перевели в другую республику. Министром. Еще в апреле.

– А ты и обрадовался, - улыбнулся Жур.
– Давить стало некому, вот и приостановил?

– Почему обрадовался, - несколько обиженно ответил следователь. Просто исчерпали все возможности. Сам знаешь, как приходится нашему брату: у меня в то время было в производстве семь дел. Семь! И все, помимо ярцевского, арестантские. Да плюс к этому одно дело на контроле в редакции, другое у прокурора, а третье...
– Он махнул рукой.
– Буквально разрывался на части! Приходишь затемно, уходишь затемно... Знай строчи показания. Веришь ли, рука отнималась.

– Верю, - кивнул Виктор Павлович, уже пожалев, что подпустил шпильку.

Жур перелистал папку с делом и нашел место, которое ему надо было прояснить.

– Станислав Петрович, насколько я понял, у Елены Ярцевой похитили гарнитур, доставшийся от бабки?

– Да. В него входили серьги, кулон, браслет и перстень. Вот перстень-то как раз и остался, потому что в тот вечер Елена надела его.

– Но откуда у Ярцевой опять взялся кулон? Вот ее показания, - он протянул следователю открытую папку.

– Поясню, - сказал Воеводин, пробежав глазами текст.
– Этот Скворцов-Шанявский весьма охоч до молодых бабенок. У Елены Ярцевой с ним были отнюдь не платонические отношения. Она ведь жила у него в Москве почти месяц. И как бы в знак признательности Скворцов-Шанявский подарил ей точную копию украденного колье из гарнитура. По словам Ярцевой, его сделал знакомый ювелир Скворцова-Шанявского.

– А для чего нужна Ярцевой копия?
– удивился капитан.

– Елена пуще всего боялась, как бы о пропаже не узнали родители, пояснил Воеводин.
– Представь себе, они и впрямь не заметили, что это копия, когда дочь приехала к ним в кулоне и с перстнем.