Черная вдова

– И все это он черпал из газетных вырезок?
– удивился Латынис.

– Не только. Скворцов-Шанявский имел знакомых в Госагропроме в Союзплодимпорте и так далее.

– Откуда у вас такие сведения?
– полюбопытствовал Чикуров.

– Помните, вы обнаружили на столе Скворцова-Шанявского телеграмму с Кавказа? От Немчинова, насчет партии гранатов?

– Помню. Ну и что?

– Немчинов - матерый спекулянт! Перекупщик! Один из постоянных клиентов покойного. Он был арестован и дал показания... Аналогичные сведения удалось получить и следователю, который занимался спекулянтами, приезжавшими в Узбекистан к Иркабаеву. Но, Игорь Андреевич, одно мне не ясно. Насколько я понял, эта осень у Скворцова-Шанявского была особенно удачной, он получил от клиентов огромные барыши. А где деньги?

– Их нет. В карты проиграл, - ответил Чикуров.
– Одному только Астахову Скворцов-Шанявский продул пятьсот десять тысяч, - ответил Игорь Андреевич.

И он рассказал собеседникам, что ему удалось установить в Нижнем Аянкуте. Обсудить добытые Чикуровым сведения не успели - появились Вербиков с Журом.

Олег Львович поздоровался с находящимися в комнате и как-то просто, по-будничному сказал:

– Не виноват Виктор Павлович. Элементарный навет.

Но за этой будничностью не смог скрыть удовлетворения и даже торжества, что он сумел-таки докопаться до истины.

Коллеги молча, но крепко, от души, пожимали руку капитану. Жур был взволнован, хотел что-то сказать, но из него вырывались лишь какие-то неопределенные междометия, отчего он вконец смутился.

– Ничего, капитан!
– подбодрил его Чикуров.
– Не понимаю, как вы вообще выдержали такое!

Потом Вербикова забросали вопросами: кто же избил Оресту Сторожук, за что, почему соседи подтвердили чудовищный поклеп на капитана.

– Одного соседа припугнули как следует, - ответил Олег Львович. Второй посочувствовал Сторожук и сказал то, что она просила. А той старухе просто померещилось. Между прочим, сомнения мои начались именно с нее. Старуха видела избиение из окна своей квартиры, а это приблизительно метров сорок. Когда я попросил ее подписать протокол допроса, то прямо-таки обалдел: она никак не могла нашарить на столе ручку! Повел я старуху к окулисту, и оказалось, что на один глаз она вообще ничего не видит, а вторым - на полметра! Ну а потом выяснилось, что показания и тех двоих тоже не стоят выеденного яйца!

– Так кто же все-таки избил Сторожук?
– нетерпеливо повторил вопрос Чикуров.

– Роговой.

– Что?
– вскочил Игорь Андреевич.

– Не может быть...
– растерянно сказал Кичатов.
– Ведь Барон... Я сам видел во Львове, на Лычаковском кладбище... Надпись на склепе...

– Выходит, воскрес наш Барон!
– Олег Львович не скрывал сарказма. Через шестнадцать дней после того, как преставился.

Услышанное произвело эффект разорвавшейся бомбы. Присутствовавшие ошеломленно смотрели друг на друга.

– Как это произошло?
– обрел наконец дар речи Игорь Андреевич.

– Роговой появился у Сторожук буквально вслед за Журом. Вполне возможно, что наблюдал за ними. Ну, и отделал бабенку.

– За что?
– продолжал допытываться Чикуров.

– За то, что жила со Скворцовым-Шанявским - это раз, - стал перечислять Вербиков.
– За продажу Дончикову зубных протезов с бриллиантами - два. Это ведь его подарок, Барона. Ну и еще за то, что теперь с этим инженером связалась, с Гридневым. А когда Роговой чуть поостыл, то сообразил, что можно заодно и милиции напакостить. Вот и заставил Оресту свалить побои на Жура. Только он за порог - является Гриднев. Увидел Оресту в синяках и шишках, пришел в ужас. Она сказала, что избил ее капитан. Инженер сгоряча махнул телеграмму в Москву. Винить его нельзя, он был введен в заблуждение.

– Ну, а Роговой, где он?
– Кичатову не давало покоя, что Барон обвел вокруг пальца и Костенко и его. Надо было во Львове проверить и еще раз перепроверить, зная, какая бестия этот матерый преступник.

– Сторожук клянется-божится, что Роговой больше не появлялся, ответил Олег Львович.

– Цену ее клятвам мы уже знаем, - хмуро сказал Игорь Андреевич.

– Мне кажется, что на сей раз она не врет. Вообще, по-моему, Гриднев влияет на нее положительно: в ней стало просыпаться что-то человеческое.

– Человеческое!
– зло сказал Жур.
– Если уж сына променяла на деньги и шмотки!

– Как раз на любви к сыну она сегодня и раскололась, - возразил Олег Львович.
– Представляете, Виктор Павлович, Ореста даже хотела встретиться с вами, попросить прощения.

– Да меня от одного ее вида тошнит!
– признался капитан.
– Не нужны мне ее извинения. Лишь бы этот Мелковский не тиснул статью. Вы бы слышали, как он говорил со мной. Пообещал, что после его выступления в газете от меня только мокрое место останется!

Затем начальник следственной части Прокуратуры республики попросил Чикурова рассказать о ходе расследования. Новостей было много, обсуждение затянулось надолго. Вербикова особенно заинтересовала личность Астахова.

– Может, он и теперь психически нездоров?
– высказал предположение Вербиков.

– Проведем в Москве обследование, - сказал Чикуров.
– В Институте Сербского. Но в любом случае - человек он незаурядный. Представляете, около ста людей подчиняются ему беспрекословно! Стоит Астахову лишь глянуть на человека, как он совершенно попадает под власть его какой-то непонятной силы. Никогда с подобным не сталкивался! Олег Львович, какие задачи ставите перед группой?

– Ставить задачи - твое дело, - улыбнулся Вербиков.
– А мне нужно связаться с нашим начальством.

После его ухода Чикуров распределил силы группы следующим образом: сам он ехал в Москву, Жур оставался в Средневолжске, Латынису предстояло вылететь в Крым, а Кичатов должен был разобраться в истории с "воскрешением" Рогового-Барона.

Дмитрий Александрович вылетел во Львов на следующий день, позвонив предварительно Костенко, чтобы тот взял санкцию прокурора и подготовил эксгумацию трупа, захороненного под именем Рогового.

Костенко страшно переживал свой промах, да еще начальство изрядно пропесочило.

Эксгумацию проводили ночью. Для опознания пригласили метрдотеля из ресторана "Старый дуб", где Роговой-Барон был завсегдатаем. Гроб привезли в морг, вскрыли. В нем лежал мужчина лет сорока, в галифе, рубахе с газырями, подпоясанный наборным поясом, и хромовых сапогах. Запах стоял нестерпимый.

– Барон!
– сказал метрдотель, глядя на пергаментное лицо с пышными усами, на густую вьющуюся шевелюру с нитями седых волос.
– Точно он!

Костенко растерянно посмотрел на Кичатова. Подполковник и сам был обескуражен.

И вдруг раздался насмешливый голос одного из понятых, служителя морга:

– А ус-то, глядите, ус!

Кичатов всмотрелся пристальнее. Усы явно отставали от кожи. Санитар молча протянул руку и в мгновение ока отклеил усы.

– Прическу тоже проверить?
– спокойно спросил он.

Костенко энергично закивал.

Санитар взялся за шевелюру, и она легко отделилась от головы, на которой курчавились редкие рыжие волосы.