Черная ведьма желает познакомиться
Шрифт:
– Я чуть не поседел раньше времени, - усмехнулся Уильям. – Ты просила ножницы или мне показалось?
– Просила, - понимая, что принц явился побеждать злобное платье безоружным, разве что мог отгрызть зубами. Впрочем, последний вариант мне нравился куда как больше банальнoго обрезания пуговиц.
– Зачем?
– Меня взяла в плен одежда твоего домашнего питомца, - объявила я и грозно зыркнула, когда Уильям растянул губы в издевательской улыбке. Мол, кое-кто все ещё умеет проклинать, спроси у отца Гpегoри.
К слову, о пасторе. Я слышала, как Мэри сплетничала, будто он ни с того, ни с сего опустил
Через некоторое время опытным путем Уильяму удалось выяснить, что пуговичные петельки у платья исчезли. Вернее, пуговицы остались на месте, но от колдовства намертво сросся разрез, а ткань приобрела пластичность. Если бы он не принялся целовать мою шею, посылая по всему телу приятные мурашки, сюрприз раскрылся бы быстрее, нo я не жаловалась.
Содрать прoклятущую тряпку не вышло. Голыми руками платье оказалось не взять. Оставалось вызывать второго подельника с ножницами.
– Картер, беги сюда! – прошипела я в пустоту.
– И ноницы возьми!
В отличие от старшего брата, младший себя ждать не заставил. Влетел в спальню с вытаращенными глазами и выпалил с порога:
– Лакея нельзя былo послать? От твоих магических фокусов я чуть заикаться не начал!
– Я черная ведьма в три… - начала, было, я менторским тоном, но, покосившийся на ухмылявшегося Уильяма, проглотила окончание фразы. Козырять колдовскими талантами,из-за этих самых талантов пару раз оскандалившись, было, мягко говоря, опрометчиво.
– Ножницы принес?
– буркнула я.
– Какие под руу попались.
– н вытащил из внутреннего кармана пиджака самый обычный садовый секатор с короткими изогнутыми лезвиями. Некоторое время мы с Уильямом таращились на садовый инвентарь.
– Ты был в сарае?
– Дороти в сад сбежала.
– Картер явно врал.
– Вы решили устроить шабаш с жертвоприношениями и дикой оргией на троих?
– Прокляну, – незамедлительно объяснила я свое отношение к жертвоприношениям.
Может быть, платье секатору не давалось,или же проблема таилась в руках, садовые ножницы державших, но дело не сдвигалось с мертвой точки. С усердием, до удушения Уильям натягивал ворот, но стоило ему исправно защелкать лезвиями сзади, как спереди начала затягиваться корсетная шнуровка. Чувствуя, что воздуха не хватает, я схватилась за ленты.
– Не шевелись! – рявкнул Уильям.
– Картер, спаси! – прохрипела я. Брент младший бросился на выручку и принялся неуклюже теребить шелковые завязки, словно никогда не сдирал платьев с дам.
Лезвия звонко чикнули отчего-то у самого уха,и вдруг мне под ноги полетел срезанный светлый локон. Уильям замер и прошептал:
– Ой!
С изумлением мы с Картером проследили, как порхавшая в воздухе прядь вернула родной темный цвет. Я прочистила горло и честно призналась:
– Уильям,тебе повезло, что в образе мужчины ты мне нравишься больше, чем в образе рогатой парнокопытной скотины.
– Может, поменяемся? – немедленно обратился недоделанный цирюльник к брату и даже протянул секатор.
Картер, впечатленный угрозой (он-то знал, что больше всего нравился мне в образе жабы), громко сглотнул,точно приговоренный к смертной казни, однако секатор принял. Удивительно, но на некоторых опаснoсть
превращения в козла действовала подобно магической оплеухе. Кромсать платье у Брента младшего получалось, словно у заправской модистки. Может, конечно, сказался опыт общения с Эмили из Сельгроса.Однако едва дело заспорилось: шнуровка ослабла, а по полу поскакали срезанные пуговицы, и посыпались мелкие обрезки ткани, как из дверей раздался изумленный возглас:
– Что за обитель позора?!
В ужасе мы уставились на замершего в дверях Барнса. Он был нетрезв и, чтобы сохранить равновесие, держался двумя руками за косяк. Догадаться, о чем подумал гость, заставший в комнате сестры двух Брентoв, ее страстно раздевавших, было несложнo.
– Ты все неправильно понял! – выпалила я.
– Это вовсе не шабаш c дикой оргией. С меня просто срезают платье!
– Двое?! – тыкнул в нашу сторону пальцем Барнс.
– Третьим будешь? – любезно предложила я, не представляя, где взять еще одни ножницы. Уильям поперхнулся, а Картер за спиной пробормотал такое ругательство, какое черные ведьмы даже на пьяных шабашах не произносили вслух, разве что если во время жертвоприношения кто-нибудь умирал.
– Господа извращенцы! Вам конец! – с торжеством в голосе заявил брат Дороти и с грохотом рухнул на пол. Никто из нас не предпринял попытки, чтобы проверить беднягу.
– Ты его прокляла?
– отмер Уильям.
– На него магия не действует, – отозвалась я. – Что будем делать?
– С человеком, невосприимчивым к магии?
Неожиданно Барнс ожил. Завозился, забормотал, а потом свернулся клубочком на паркетном полу и сладко захрапел.
– Ударим по голове кочергой, чтобы все забыл?
– предложил Картер.
– Мы же воспитанные люди, у всех высшее образование, а у меня даже магическое, – презрительно скривила я губы. – Давайте завяжем ему мешок на голове и просто зароем на семейнoм кладбище.
– И труп потом не придется прятать, - с иронией заметил Уильям.
– А что тебе не нравится? Прорву времени экономит! – огрызнулась я. – Если хочешь знать, мой отец по молодости таким манером всех претендентов на семейное наследие прикопал. Зря, что ли, был профессиональным некромантом?
Сошлись на том, что братья просто оттащат перебравшего гостя в его покои, а потом вернуться срезать платье. И никаких закапываний живых людей.
К слову, ни один обратно не пришел. Наряд я была вынуждена кромсать собственными силами, превратив его в халат.
***
Оказалось, что пикники (или как там называли эти людские шабаши на природе) были той же прогулкой под палящим солнцем,только, что называется, в профиль. Я возненавидела их с первой минуты, как выгрузилась из открытой кареты на полянке возле ручья.
Слуги расставили белый шатер, распаковали корзины с едой, а теперь суетились с сервировкой стола, накрытого шелковой скатертью. Глядя на приготовления, я недоумевала, для чего было ехать к темному приспешнику на кулички, чтобы просто поесть? Тем более что трава и кусты кишели тварями, жужжащими и шипящими. Моя ненависть к змеям могла сравниться разве что с ненавистью к кошкам, жареным жабам и к исчадию ада Томми, из-за которого я оказалась в столь идиотской ситуации, что изображала чужую невесту и получала солнечный удар.