Черная жемчужина императора
Шрифт:
Глава 25
Ростовцев смотрел на Альбину со скрытой досадой. Ему хотелось остаться одному, а эта женщина была лишена природной деликатности. Она пришла без звонка, уселась на диван в его кабинете, положила ногу на ногу, демонстрируя безупречные колени, и спросила:
– Ты ничего не хочешь мне сказать?
– Надеешься уличить меня в убийстве Стеллы?
– небрежно бросил Ростовцев.
– Зря! Разве тебе неизвестно, что я не оставляю следов?
Альбина несколько раз моргнула накрашенными, аккуратно
– Значит, это все-таки ты.
– Возможно. Теперь откажешься выходить за меня?
– усмехнулся Ростовцев.
– Иметь мужа-убийцу, засыпать рядом с ним… и каждый раз думать: «А проснусь ли я утром?» Жуткая перспектива!
– Он расплылся в довольной улыбке.
– Зачем тебе была нужна ее смерть?
– Когда-то в молодости… я переспал с ней. От нее несло водкой, а ее плоская грудь посинела от холода и покрылась пупырышками, как у общипанного гуся. Такое ощущение, словно лобзаешь мертвечину: долгие годы оно преследовало меня, наложило отпечаток отвращения на мой сексуальный опыт. Фу! Наконец, я решил отомстить этой даме за ужасное разочарование, которое постигло меня в ту ночь.
Альбине казалось, что он нарочно сгущает краски, пытаясь вывести ее из равновесия. Он получал удовольствие, приводя людей в неистовство и наблюдая за ними. Чудовище!
– Разумеется, это не повлияет на наши отношения, - с легкой растерянностью произнесла она.
– Просто я хочу знать правду.
– Какую? Зачем я убил Стеллу? Убийство нельзя объяснить, дорогая, - это словно болезнь, которая накатывает на человека и поглощает его. Он открывает дверь зверю, выпускает его… и позволяет настигнуть жертву и расправиться с ней.
Альбина невольно отшатнулась, так сузились, загорелись по-волчьи его глаза.
– Ты меня пугаешь…
Ростовцев раскатисто захохотал:
– Откажись от меня, трусливая женщина. Я ведь могу оказаться опасным маньяком! Однажды ты исчезнешь… уйдешь на прогулку и не вернешься. Или поедешь в гости к подруге… и растворишься в ночном городе, полном опасностей. Ха-ха!
– Ты шутишь?
– Ей стало не по себе.
– Возможно, - с той же интонацией, что и в первый раз, повторил Ростовцев.
– Тебе решать.
– Ты убил Засекина?
– вырвалось у Альбины.
– Признайся.
– Это сделал Зеро. Вернее, не так! Всевышний распорядился судьбой Бориса.
– А ты ему помог.
– Возможно.
Альбина передернула плечами, закусила губу. Глумливый тон Ростовцева, наглое выражение его лица, и, особенно, горящие недобрым огнем глаза, заставляли ее тело сотрясаться от нервного озноба. У нее зуб на зуб не попадал.
– Я… пойду, - пробормотала госпожа Эрман, с трудом поднимаясь с дивана.
– Ты сегодня не в духе.
Сопровождаемая его молчаливым неодобрением, она подошла к двери, чувствуя себя словно под дулом пистолета. Не оборачиваясь, попрощалась.
Ростовцев вздохнул с облегчением, когда раздался стук ее каблуков в приемной, затем по лестнице вниз, уже стихая.
– Опять ты!
– сказал он в пустоту, незримому для остальных «канатоходцу».
– Она тебя не заметила.
– Еще бы, - ухмыльнулся тот и поманил к себе Альберта.
– Ловко ты ее спровадил! Одобряю. К барьеру, враг мой! Вернее, к обрыву… загляни вниз, не бойся. Поединок над бездной, это славно. Попробуй.
– Потом.
– Не стоит откладывать, - настаивал «канатоходец».
– Потом ты можешь все забыть. Как ты забыл, что происходило в ночном клубе. Ты ведь не в состоянии толком
– Он покачнулся и захихикал.
– Ты шалун, мой мальчик.
Ростовцев вскочил и подошел вплотную к «канатоходцу». Того и след простыл, - как всегда. Черт бы побрал проклятого клоуна! Желая отвлечься, Альберт Юрьевич набрал номер Лики. Почему именно ее? А потому… что он раз за разом бесконечно набирал и набирал ее номер в этой безвыходной ситуации. В воображении… в прошлом… или… в будущем?
– Это вы, Альберт?
– спросила девушка.
Он знал каждое ее движение, каждый вздох, каждый взмах ресниц… Откуда? Вот загадка. Он знал теперь, чего именно ему не хватало в жизни.
– Лика, - выдохнул он, не чувствуя губ и языка.
– Я… люблю вас. Всегда любил. Давно.
– Это не ты говоришь!
– хихикал «канатоходец».
– Что вы сказали? Я не расслышала… - прошептала она.
Ростовцев хотел повторить, но губы его не слушались. Он перестал ощущать реальность происходящего. Его манила чернота неба за окнами - огромными окнами его кабинета. Разве уже вечер? В черноте летели дождинки, посеребренные искусственным светом. Где-то за пеленой облаков пряталась томная, скользящая луна…
Ростовцев распахнул окно.
– Альберт Юрьевич!
– звучало в трубке.
– Альберт…
Ростовцев превозмог дурноту, тыльной стороной ладони смахнул испарину со лба.
– Лика… извините. Я перезвоню.
Он положил трубку и долго сидел, вперившись взглядом в шероховатую поверхность стены. Пустота в голове медленно заполнялась привычным шумом, - шагами секретарши в приемной, голосами охраны, писком телефона. Снова телефон?
Альберт устало взял трубку.
– Это ты?
– вымолвил ровный, безликий голос.
– Я…
– Давай сразимся!
– Предлагаешь поединок над бездной?
– Почему бы и нет?
– Это ты, «канатоходец»?
– Я…
Их разговор походил на зеркальное отражение.
– Кто из нас зеркало?
– прохрипел Ростовцев.
– Я конечно, - ответил голос.
– Ты смотришь на меня, а видишь себя. Хочешь, поменяемся?
– Хочу.
– Тогда… - И голос рассказал Ростовцеву, что и как ему нужно делать.
Потом, когда Альберт Юрьевич опомнился, в телефонной трубке уже звучали гудки. Подчиняясь первому побуждению, Ростовцев потянулся к кнопке вызова начальника охраны, - но передумал. Что, если никакого звонка не было? Если разговор с «канатоходцем» состоялся только в его воображении? Как и сам «канатоходец», который существовал и действовал в какой-то параллельной реальности. Ростовцев никак не мог разобраться, насколько тесно переплетены эти реальности и чем мысленные картины отличаются от «общих».
«Общими» он называл те события, которые видят и слышат другие люди.
– Я проверю, - шептал Альберт Юрьевич.
– Проверю… Просто поступлю так, как он предложил.
Подмосковная Ивановка была похожа на десятки подобных же загородных поселков, - провинциально тихих, деревянных, с большой церковью, с вокзалом и каменным центром, окруженным сельскими улочками, по которым бродили куры, буйно росли сирень, рябина и дикие яблони. Такие улочки могли тянуться до самого леса или спускаться к извилистым речушкам с мостами из прогнивших бревен, с камышовыми берегами и стайками диких уток, качающихся на зеленой от ряски воде.