Черное и белое

Новицкая косится на Наташку. Поглядывает прищуренным взглядом. Я её, разумеется, предупредил заранее. Она проглотила, сцен закатывать не стала.

— Ириш, мы тебя с Натальей хотим на новоселье пригласить…

Она хмурится, поджимает губы и тут же, повернувшись к Толику, спрашивает:

— Анатолий, у тебя по сегодняшнему дню всё подтверждено?

Я понимаю, ситуация так себе, мы едем туда, где были… не знаю, «счастливы» слишком сильное слово, но нам тогда было хорошо, в той поездке в Ригу… И сейчас мы снова едем туда же и будем жить в той же гостинице, ходить по тем же улицам и всё такое прочее, но только я буду с другой девушкой. А она, Ирина Новицкая, будет наблюдать за этим со стороны, не принимая участия.

Понимаю, но оставлять Наташку дома, на руках у Марины, было бы ещё хуже. И к отцу отправить тоже не вариант, памятуя, что его самого пришлось вырывать из лап Кухарчука. Лучше всего пока подержать её рядом с собой. Думаю, здесь ей пока безопаснее всего.

— Да, Ирина Викторовна, — говорит Анатоль, — всё подтверждено на несколько раз.

— Хорошо. Когда разместимся, зайди ко мне в номер, посмотрим текст моего выступления.

О, теперь на должность спичрайтера взяли Толика? Ирка бросает на меня чуть снисходительный взгляд, типа, ну а как ты думал, я сохнуть что ли буду и страдать?

— Спасибо за приглашение, Егор. Обязательно приду. Новоселье — это здорово!

В фойе нас ждёт Валдис.

— Егор, Ирина! — радостно восклицает он. — Друзья! Как же здорово, что вы снова здесь! Здравствуйте.

Я представляю ему остальных спутников, включая встречавшую нас светловолосую крупную девицу из Латвийского ЦК.

Валдис помогает нам зарегистрироваться, собственно, мне с Наташкой, поскольку мы ещё не зарегистрированы. С этим вечно возникают проблемы. А потом мы идём в кафешку. Не все, только я, Новицкая и Наташка. Остальные идут по номерам, а мои гвардейцы занимают боевые позиции.

Мы подходим к столику, за которым сидят Платоныч с Трыней и Маркусс Шмитц.

— Маркусс Янисович!

— Егор, Ира! Наконец-то. А я думаю, когда же вы приедете, дети мои ненаглядные.

Кхе-кхе. В игривом он сегодня настроении. Наташка едва заметно хмурится.

— А это что за прелестное дитя? — с очаровательным акцентом продолжает балагурить Маркусс.

— Это Наталья, моя невеста.

У него глаза распахиваются.

— Невеста? Вот это вы молодцы!!!

— А как Марта поживает? — спрашиваю я. — Мы её увидим?

— Как всегда на тренировке. Конечно увидите. Она уже сто раз про тебя спросила.

Наташка опять хмурится.

— Хочет с тобой по последнему заказу что-то обсудить, — добавляет Шмитц с улыбкой глядя на неё.

Мы ничего важного не обсуждаем. Просто сидим и болтаем. Пьём кофе. График встреч и консультаций уже составлен, так что можно просто расслабиться. Через некоторое время Маркусс с Валдисом прощаются и, договорившись об ужине, мы идём по номерам. Наш с Наташкой номер оказывается через стенку от Ирины. Блин… есть в этом что-то… не знаю, раздражающее, что ли… Как будто быстрые вспышки в летнем небе в ожидании грозы.

Я открываю дверь и пропускаю Наташку, сам захожу следом и заношу вещи. Мои гвардейцы размещаются в двух номерах — слева от моего и напротив через коридор. Справа Новицкая.

— Егор, — рассеянно произносит она, заглядывая в дверь. — Можешь зайти ко мне на минутку?

— Могу, конечно, — отвечаю я. — Когда, сейчас?

— Да, будь добр…

Хм…

— Я быстро, — киваю я Наташке. — Туда и обратно.

Выхожу и подхожу к Ирине. Она впускает меня в свой номер, заходит сама и захлопывает дверь.

— Послушай, — говорит она, не глядя на меня и массируя виски кончиками пальцев… — Я хочу тебе сказать одну вещь.

— По повестке? — уточняю я.

— Что? — поднимает она глаза. — А, нет… Нет, не по повестке… Совсем не по повестке…

11. Безделицы…

Взгляд скользит по фигуре Ирины и фиксируется в районе живота. Он как всегда плоский и, чего уж греха таить, привлекательный. Красивый животик. Он скрыт под белой блузкой, но я его помню. Если бы внутри него было что-то такое, о чём думаешь в первую очередь, когда слышишь «я должна тебе сказать одну вещь», то сейчас он был бы гораздо более круглым. Учитывая, когда у нас было в последний раз.

— Хорошая девочка, красивая, — хмуро говорит она. — Милая. Сексапильная. Любит тебя, как дворняжка.

— Ира…

— Да погоди. Успеешь сказать, если будет что. В постели хороша, да? Как зверушка? До полной самоотдачи? Я по глазам вижу. По её, не по твоим. Неглупенькая вроде, в науках, например, а в жизни, скорее всего, дура набитая. И ревнует, я думаю.

Ой, можно подумать ты не ревнуешь, фрейдист-самоучка.

— А с твоим-то графиком, — продолжает она, — да и характером с ума сходит, на стены лезет. Глупостей может понаделать. Или уже понаделала. Мозги тебе вы**ет по полной программе.

Мудрая ты женщина, Ира, да только выносить мозги сама можешь так, что любо-дорого. Я улыбаюсь этой мысли.

— Смеёшься, — кивает она. — Только вот смешного-то мало. Не очень-то вы подходите друг другу. Сейчас у вас любовь, телячьи нежности, медвежьи ласки. Исступление. А ты слыхал, или может, читал во взрослых книжках, что нет никакой любви? Химия есть, биология и марксистско-ленинская философия, а вот любви нет. Только временное помрачение ума, а потом долгие тяжёлые годы, полные раскаянья.

— Комсомольским лидерам присущ здоровый цинизм, — качаю я головой. — И нездоровый тоже. У тебя вот, например, не слишком здоровый.

— Так это лучше всего. Циникам жить проще, они мудрее. Я тебя старше, ты ко мне прислушивайся. Старше, но это даже плюс. Тебе что в постели со мной скучно было? А с ней станет. А если и не станет, в смысле, в постели, то в жизни — точно. Взвоешь. Я такое сто раз видела, даже и сама проходила. Тебе лучше всего я подхожу.

— Погоди… — поднимаю я брови. — Что за новости? Ты за меня замуж хочешь?

— Что? — она смотрит какое-то время с недоумением, а потом начинает смеяться. — Замуж? Нет, конечно. Ты только представь, я в белом платье с фатой и ты в чёрном мешковатом костюме и белой рубашке. В загсе. Представил? Умора, да?

— А что тогда? Ты же сама мне сказала «гуляй, Вася». Вася и угулял, чего теперь-то?

— Гуляй, Вася, — повторяет она с улыбкой. — Жуй опилки. Сказала, да.

— И даже показала. Нового фаворита.

— И сказала, и показала. Зря, конечно. Но только на первый взгляд. А если подумать, то и не зря. Мы друг другу подходим. У нас обоих не может быть нормальной семьи, ни у меня, ни у тебя. Потому что наша семья — это работа, карьера, деньги, в конце концов. Деньги у тебя. Для нормального обычного человека находиться рядом с такими, как мы смерти подобно. Смерти. Никакой жизни. Понимаешь?