Чёрный фимиам

– Почему этот мужчина вообще привлек твое внимание, Эная?
– спросил Безликий.

Собеседница легким движением отвернула длинный рукав своего платья, являя взору белое, словно фарфор, запястье:

– Он дрался на поединочном кругу и, когда он вынырнул из толпы, при нем был целый кошель денег. И тут я увидела у этого человека на руке засаленную плетенку. То ли из узких тряпок, то ли из ниток. Она обвивала запястье в несколько оборотов. Я лишь хотела разглядеть поближе. Думала, раз он это носит, то даст посмотреть. Ничего плохого в моей просьбе не было. Но он рассвирепел и... не узнал меня!

Эная беспомощно замолчала.

Истр задумчиво постучал пальцами по перилам балкона. Многоликая подошла к нему и застыла в нескольких шагах.

– Этого мужчину надо найти, - сказал ей собеседник.
– Я поговорю с далером, чтобы отправил на поиски людей, а ты скажи Стигу, пускай меченосцы пройдутся по всем поединочным аренам. Тот, кто хотя бы раз одержал победу на кругу, непременно вернется туда снова.

Девушка кивнула, а Безликий улыбнулся:

– Все поправимо, прекраснейшая. Мы его найдем.

– Почему он не узнал меня?
– снова спросила девушка.
– Это невозможно! Должен был узнать! Я ничего не понимаю...

– Успокойся. Он узнал тебя, просто не подал виду. Скорее всего, это беглый храмовник из Алата.

– Но откуда та плетенка?
– в последней попытке понять происходящее спросила Эная.

– Мы узнаем. Не надо бояться.

Он наклонился и коснулся губами ее губ... Девушка закрыла глаза, а в следующий миг оказалась совершенно одна - стоящей в залитом сиянием факелов и дымом благовоний лабиринте.

Статуя храмовой девы с медной чашей в мраморных руках была строга и задумчива, а из-под подола одеяния выглядывал носок тонкой сандалии, словно каменное изваяние собиралось сделать шаг вниз и сойти со своего постамента.

* * *

Сингур вернулся к балагану под вечер. Улицы города уже омыли закатные краски, в арках домов таились сиреневые тени, а деревья казались черными на фоне темнеющего неба. Но даже в сумерках, Миль-Канас оставался красив и светел. Совсем не похож на шианский Этхаш. Не было у него сходства и с виргским Илкатамом. Да, собственно, и ни с каким ранее виденным Сингуром городом тоже. Казалось, тут почти безопасно. Почти.

Когда Сингур вышел к балагану, то увидел, что у костра, сидит, закутавшись в бурнус одинокая девушка. Она услышала его шаги, а, может быть, почувствовала взгляд, вскочила, обернулась, всматриваясь в полумрак, а потом бросилась навстречу.

Брат подхватил ее, потому что она запуталась в подоле и едва не упала. Эша вцепилась в мужчину и затрясла его, заходясь в беззвучном гневе.

– Успокойся, - сказал он.
– Все хорошо.

Но сестра вместо того, чтобы последовать совету, ударила его кулаком в грудь.

– Эша!
– Сингур перехватил тонкое запястье.
– Прекрати.

Тогда она вырвалась, круто развернулась и скрылась в кибитке. Зато из соседней телеги тотчас показалась Эгда, а за ней и Пэйт. Видимо, услышали разговор и ворчание псов, которые нового попутчика терпеть не могли.

Балаганщик даже подумал, в который уж раз - отчего собаки, обычно спокойные, никак не хотят принять Эшиного брата? Хотя, только ли собаки? Старик озадачился и припомнил, что и лошади-то рядом с вальтарийцем тоже беспокоятся, прядают ушами и тревожно фыркают. Даже когда чистит, видно, что смирные коньки обмирают и дергают боками. Вот и псы нынче опять рычали с пустой угрозой в голосах, вроде как пугали чужака, мол, не подходи, но на деле слышно было - сами боятся.

Сингур впрочем, не обращал никакого внимания.

Пэйт шикнул на собак, подошел к вальтарийцу и сказал, виновато отводя глаза:

– Я забрал ставку, но считарь ихний сказал, что у него не лавка каменьев, сколько стоит перстень, он-де может определить только на глаз. Вышло много, но все равно меньше, чем должно было.

Сингур пожал плечами:

– Не беда, возьми столько, сколько уговаривались.

Балаганщик кивнул, не зная, что еще добавить. Его попутчик не собирался уходить, да и Пэйту теперь было как-то неловко его гнать - деньги с поединка старик получил такие, что окупил не только дорогу со скудными трапезами двоих навязавшихся спутников, но еще остался в немалом прибытке. Очень немалом.

– Идем, покормлю тебя, - сказала Сингуру Эгда.
– Голодный, небось?

Мужчина пожал плечами. Не голодный, но поесть надо. Он устроился на старой циновке возле огня. Эгда положила ему из старой сковородки остатки тушеных с острым перцем помидоров, дала пресную лепешку. Вальтариец медленно ел, глядя в пламя. Близняшки тут же подсели к мужчине с двух сторон.

– А ты откуда так ловко драться выучился?
– зашептала Хлоя, которая больше всего боялась, что дед или тетка заметят, напустятся, выбранят и заставят прекратить расспросы.

– Жизнь выучила, - просто ответил Сингур.

Сестры переглянулись и Алесса спросила:

– Ты что же и раньше на поединочные круги выходил?

Сингур усмехнулся, вспомнив свою самую первую победу:

– Выходил.

– А еще пойдешь? Завтра?
– перебила сестру Хлоя.

– Пока не знаю, - ответил им собеседник.
– Но скоро видно будет.

Девчонки снова с удивлением переглянулись.

– Скажи, Гельта можешь драться научить?
– спросила Алесса.
– Трудно это?

Мужчина усмехнулся:

– Научить любого можно, да только, зачем ему? Братцу вашему и без того неплохо, никакой нужды нет претерпевать и лишаться.

Близняшки смешались, не зная, что на это ответить.

– А сестра твоя нынче расхворалась, - склоняясь к самому уху вальтарийца, известила Хлоя.
– Утром как вы ушли, она прямо места себе не находила, среди повозок бродила, все на небо глядела, потом заволновалась, стала белая вся, а когда деда с Гельтом вернулись, задыхаться взялась. Уж они успокаивали, успокаивали, да только без толку - она руки к груди прижала и давай сипеть, будто дышать разучилась...

– Вот как?
– Сингур отставил тарелку и отправился в кибитку, в которой скрылась от него сестра.

Девушка лежала на низком топчане, прижав к груди тощее лоскутное одеяло.

– Эша, - брат опустился рядом.
– Ты сегодня задыхалась?

Она смотрела в пустоту.

– Поговори со мной, - негромко попросил он.
– Почему ты обижаешься?

Сестра рывком села, отбрасывая покрывало. Тонкие пальцы замелькали в воздухе. Собеседник едва успевал понимать, что до него пытаются донести.