Черный Гиппократ

— Я вспомню, — почему-то неприязненно глядя на Нестерова, обещал Блох. — У меня хорошая память на лица. Я обязательно вспомню…

И он вышел из палаты.

Нестеров подумал, что, возможно, многое будет зависеть оттого, кто из них первый вспомнит, где они встречались прежде.

Больные в палате потихоньку готовились ко сну. Молодые ребята поубирали свои плейеры и тихо лениво переговаривались. Виталий Сергеевич несколько минут шуршал газетой. А Владимир крутился под одеялом — никак не мог дождаться, когда же все уснут. Ему казалось, что именно сегодня соседи по палате совсем не собираются засыпать.

Однако пришло время, и в палате стало тихо.

Нестеров поднялся в полумраке — слабый свет падал из коридора — стянул с соседней незанятой койки одеяло, скатал его, положил на то место, где только что лежал сам. Придал ему форму лежащего на боку, подогнувшего ноги, человека. Скомкал полотенце и бросил его на подушку. И накрыл все это своим одеялом. Получилось довольно убедительно — Нестеров спал, укрывшись одеялом с головой. Ночью ему уже уколов не делали. Поэтому вряд ли кто обнаружит его исчезновение до утра. А до утра он, наверное, все успеет…

Прихватив из тумбочки «чекушку» коньяка и придерживая связку отмычек в кармане, чтобы не брякала, Нестеров неслышно выскользнул в коридор.

Дежурной сестры — а сегодня дежурила Фаина — на посту не было. Нестеров слышал голоса, доносящиеся из сестринской. Наверное, Фаина и санитарка пили вечерний чай и приканчивали свои бутерброды.

Лучшего не приходилось и желать.

Через минуту Нестеров покинул отделение. Пройдя через холл мимо лифтов, он вышел на аварийную лестницу и остановился, прислушался. Все было тихо. Вверху и внизу на площадках горели дежурные лампочки с синим стеклом. Они излучали холодный мертвенный свет — такой, что Нестерову показалось, будто он уже попал в морг.

Все еще придерживая отмычки, Нестеров мягким крадущимся шагом спустился на первый этаж. Тут лестница кончалась. И попасть в подвал можно было только через кафедру судебной медицины. А Нестеров почти не сомневался, что ему нужно именно в подвал.

Дверь перед ним была высокая — как во всех старых зданиях, — крашеная, грязная, со следами подошв по низу — вероятно, эту дверь чаще открывали ногами, чем рукой.

Дверь была заперта. Но отпереть ее, оказалось, не составляло никакого труда: Владимир первой же попавшейся отмычкой ковырнул пару раз в замочной скважине, и замок послушно щелкнул.

Владимир вошел на кафедру и тихо прикрыл за собой дверь.

Здесь было темно. И пришлось подождать минуту у двери — пока зрение не адаптируется к темноте… Вряд ли на кафедре оставляли сторожа… Так подумав, Владимир стал действовать смелее. Миновав холл, он прошел по коридору в один конец кафедры, затем в другой. Заглянул в некоторые аудитории — там был полумрак, с улицы лился призрачный свет фонарей. Дверь кабинета завкафедрой была закрыта на ключ. Нестеров подумал: а если б оказалась открытой? И восседал бы там в кресле сам профессор… И вопросительно посмотрел бы на него… Что бы он сделал?

Попросил бы закурить…

Или сказал бы: извините, ошибся дверью…

Или: мы с вами где-то встречались, не правда ли?..

Владимир улыбнулся и вернулся в холл. По темной лестнице спустился в подвал. Нащупал выключатель на стене… Здесь можно было не опасаться, что кто-нибудь обнаружит свет. Подвал есть подвал. И Владимир щелкнул выключателем…

Перед ним тянулся длинный коридор. По правую руку — несколько дверей с навесными замками — вероятнее всего, какие-нибудь склады. По левую руку — всего одна дверь. С внутренним замком… Кажется, то, что он искал. Владимир подошел к этой двери, нажал на ручку. Как и следовало ожидать, дверь была заперта.

Не опасаясь уже производить шум, Владимир извлек отмычки из кармана. Они весело зазвенели на стальном колечке. Владимир, осмотрев замок, подобрал подходящую на его взгляд отмычку и вставил ее в замочную скважину. Повернул туда-сюда… Никакого результата. Чертыхнувшись, Владимир решил попробовать другую отмычку. Но и другая не подошла. Владимир присел, внимательнее, насколько позволяло освещение, оглядел замок и замочную скважину. Попробовал третью отмычку — покрутил ее в замке со все возрастающим раздражением. Результат — прежний, то есть никакого результата. Владимир собирался уж вытащить эту отмычку, как вдруг замок открылся, и дверь подалась вперед, в темноту. В нос ударил неприятный резкий запах…

Глава двадцать вторая

Сквозняк — это такая гадость, с которой трудно смириться, если уж почувствовал, что она есть. У сквозняка холодный язык. И этим языком это мерзкое животное любит облизывать человеку ноги и поясницу. Особенно если человеку давно за пятьдесят. Реже сквозняк облизывает спину, еще реже — ягодицы. Практически никогда — голову, грудь, живот… Но ноги и поясница для сквозняка словно медом помазаны.

Виталий Сергеевич крутился в постели — сколько позволяло ему его состояние, — тщательно подтыкал под себя одеяло, но никак не мог избавиться от «ласк» животного-сквозняка. Быть может, сквозняк был чересчур силен, быть может, слишком тонкое одеяло. Или уж навнушал себе Виталий Сергеевич сверх меры…

Приподнялся на локтях, посмотрел на дверь. Та как будто была закрыта. А может, оставалась маленькая щель. Совсем малюсенькая — но много ли надо?

Свет проникал из коридора через стекло. Все спали.

Виталий Сергеевич ждал: не шевельнется ли кто, не проснется ли. Кого попросить прикрыть дверь?.. Кутался… На Нестерова смотрел — его койка возле самой двери. Нестерову только руку протянуть… Но Нестеров, как видно, спал крепко. Укрывшись с головой. Не шевелился. И даже, почудилось Виталию Сергеевичу, как будто не дышал. Да, боли его отпустили — вот и отсыпается. Молодой. Что еще надо?..

А сквозняк все прикладывался к пояснице холодным языком.

И Виталий Сергеевич не выдержал, тихо позвал:

— Володя! Слышь!.. Извини, конечно!.. Не в службу, а в дружбу — прикрой дверь. Сквозит.

Но Володя не отозвался. Даже не шевельнулся. Даже не вздохнул. Крепко, видно, спал.

Виталий Сергеевич позвал громче: — Володя! Нестеров! Ты меня слышишь?..

Опять никакой реакции. У Виталия Сергеевича екнуло сердце, и страшное подозрение закралось в душу. Виталий Сергеевич повыше приподнялся на локтях:

— Что за дела! Володя… Ты живой?

Но Нестеров не отзывался. Виталий Сергеевич прислушался, склонив седую голову. Нестеров, действительно, не дышал… А те молодые ребята начали ворочаться — потревожили их сон.

Виталий Сергеевич не знал, что и думать. И, разумеется, в первую очередь подумал о самом плохом, об ужасном — о смерти:

— Господи! Володя!.. Отзовись! Да жив ли ты?

Со стороны Нестерова реакция — ноль…

В сильном волнении Виталий Сергеевич даже не сразу нащупал на стене кнопку вызова дежурной сестры. Да и не знал он точно, исправна ли кнопка. Нажал. Потом еще раз. Никакого звона в коридоре не услышал. Тогда Виталий Сергеевич нажал на кнопку изо всех сил и держал ее нажатой долго…