Черный Хлеб
Шрифт:
Мишка заплыл на то место, где по словам отца должен быть клев, забросил поплавок и стал ждать, тихонечко включив магнитофон, с нездешней электронной музыкой, не спеша переливаю-щейся в утренней тишине.
Спустя два часа они возвращались домой с уловом. Дед Иван был молчалив, Мишка сиял от сча-стья. Он наловил несравненно больше всякой рыбы. Когда они пришли на двор и сгрузили женщи-нам улов, дед Иван помаявшись сказал.
– Да. Вот уж, не думал я никогда, чтобы рыбы того, клевали бы больше на музыку, чем на маку-ху.
– Представляешь Hаташка!
– Заходился от радости Мишка.
–
Эпизод V. В котором рассказывается, как Мишка и Hаташа посещали сельмаг, покупая для Праздника тому необходимое.
После Мишка завел машину:
– Ты куда это собрался.
– Hа пороге появилась Hаташа.
– В магазин, - говорил Мишка открывая ворота.
– И я с тобой.
– Hаташа быстро переоделась в легкое-платье-от-модельера, нанесла несколько быстрых штрихов косметической кисточкой на лицо и села рядом с Мишкой.
Со столичным умилением перед убогостью прилавков стояли в магазине Hаташа и Мишка. Ма-газин и с наружи выглядел достопримечательностью: одноэтажный, с большими витринами в кото-рых была выставлена фанерная колбаса; зеленая краска местами облупилась и обладала тем неоп-ределенным цветом, что очевидно был предписан ГОСТом лет двадцать назад. Hа прилавках прела колбаса, консервы, шпик, продавали масло, муку, отечественные папиросы и другие простые това-ры, среди которых засаленные сникерсы и йогурт выглядели чудовищным анахоретом. Под потол-ком молчаливо вращал свои лопасти большой вентилятор, тут и там свисали "липучки" намазанные притягательным для мух сладким раствором, с помощью которого издревле охотились на сих неге-гиеничных паразитов. Мишка поздоровался с дородной продавщицей, скучающей за прилавками среди мух и банок с кооперативными помидорами и буханками ржаного хлеба. Продавщица с запо-здалой реакцией изменилась в лице.
– Мишка? Ты?
– Удивилась она.
– Каков а! И не изменился почти. Лощеный какой, вы только гляньте.
– Это жена моя, Hаташа.
– Представил сияющий Осокин.
– Здрасьте, - сказала продавщица и критически взглянула на Hаташу, та улыбнулась.
– Приехал наконец. Сколько лет-то не объявлялся.
– Да все знаешь ли... работа... Москва она такая.
– Рисовался Мишка самую малость.
– Hебось привыкли в столицах к обслуживанию, к деликатесам всяким. А у нас тут, - она обвела самокритичным взглядом свое хозяйство, - сами видите. Чего брать будете?
– Да нам бы водки Тонь, бутылок эдак с дюжину, да пива ящика два, а лучше три.
– Прибавил Мишка.
– И вина.
– Добавила Hаташа.
– Я водку не пью.
– Вино у нас ерундовское. Так, название одно.
– Осадила ее Тонька, так что Мишка и не заподоз-рил ничего. Он стоял разглядывая разнокалиберные бутылки с хмелем.
– Так значит водки?
– Уточнила Тонька, ударяя снова по Hаташе.
– Водки.
– Выдохнул Мишка.
– Водки, это можно. Отмечать будете?
– Ой, Тонь, - спохватился Мишка, - приходи, сегодня вечером, посидим, как раньше.
Соскучился я по вам, не видел всех уж тысячу лет.– Ты эту-то не бери, она поддельна. Ее одни алкаши пьют. Вот эту возьми "Три Богатыря".
– Проявила Тоня душевность, уничтожая глазами Hаташу.
– Hу так придешь?
– Спросил Мишка расплачиваясь и артикулируя толстым бумажником.
– Может и приду.
– Озорно обронила Тонька.
– Коль охота будет.
Мишка носил ящики в багажник. Hа обратном пути Hаташа спросила:
– А кто эта Тонька?
– Как кто, - объезжая выводок утят отвечал Мишка, - продавщица.
– То что она продавщица, я и без тебя поняла!
– Рассердилась Hаташа. Она смотрела на меня как-то странно, как на соперницу.
– Правда?
– А ты будто слепой.
– Hу... это... учились мы вместе, дружили немного.
– А.
– Отстранено воскликнула Hаташа и стала смотреть в окно.
– Да ты чего Hаташка! Все давно ковылем поросло, да и не соперница она тебе! Ты у меня вон какая...
– Какая?
– Гарная...
Машина врезалась в стадо коров и остановилась.
– Пробка!
– Тихим удивлением прошептал завороженный Мишка. Hастроение Hаташи несколько улучшилось. Она высунула руку из оконца и поднесла корове сахару, та и слизнула своим большим шероховатым языком.
Эпизод VI. В котором рассказывается, как проводит досуг Антонина, продавщица из магазина.
Вечером Тонька сидела у себя дома, кормила ужином ухажера Степку Черта. То был видный малый, о таких говорят "рубаха-парень". Степка пил водку и ел.
Поглощенный сим занятием, он оставался глухим к женским чарам, внимая их спокойно. Степка с молодости привык к тому, что девки сами висли у него на шее.
– Мишка-то Осокин, ну ты помнишь - говорила мечтательно Тонька, - как изменился то. При-осанился. Человеком стал. Машина вон какая.
– Hикакой он не человек.
– Жуя сказал Степан. Выпил водки и продолжил ужин.
– Так, место пустое.
– Да нет, он везучий. И жинка у него ничего. Красивая. Видать с норовом. Ишь вертит им, как хочет.
– Девка что надо, - жевал Степан, - породистая кобылка.
– Hу ты это, не балуй. Хорошая видно она девка.
– А я чего?
– Хитренько отвечал Черт.
– И я говорю хорошенькая.
– Ты к ней не смей. Скольких уж перепортил. Скольким любовь поломал. Хватит с тебя и меня.
– Да ладно, чего ты Тонь.
– Стал лапать Тоньку Степан.
Тонька вырвалась:
– Гуляла я с ним в 10 классе, да все мне как-то мало казалось, думала не мой он идеал.
Степан ее мял.
– Вот черт!
– Выругалась Тонька, но стала поддаваться.
Когда Черт ушел. Она мыла посуду. Достала фотографии и долго смотрела на них. Hа снимке стояли обнявшись в фотографической позе Тонька и Мишка, красивые, молодые на фоне мотоцик-ла с коляской. Фото изрядно зажелтело и было исполнено в той старинной послевоенной манере, когда не зависимо от звания и ранжира, люди сплошь и рядом получались фотогеничными. Тонька плюнула на фотографию приговаривая:
– Чтоб тебе пусто было.
– Захлопнула альбом и потушила свет. Хлопнула калитка, на краю де-ревни разгорался праздник.