Чёрный лёд, белые лилии
Шрифт:
Ну, сама виновата. Да только сейчас Тане думалось не о том. Зажмурившись на секунду, чтобы не так бояться, она выпалила то, что ещё и в мысли-то не успело обратиться, просто собралось внутри.
— Ты возьми меня с собой, — и глянула в глаза исподлобья. — А?
— Куда? — нахмурился он.
— На операцию.
— На операцию? — Антоновы чёрные брови взлетели, и в глазах его будто бы появились искорки смеха. Правда, сразу же погасли.
— Там опасно, знаешь ты это? — спросил он. Сквозь камуфляжную ткань брюк отчётливо виднелись костяшки сжатых в кулаки пальцев.
— Я подслушала, — быстро
— Если подслушала, то знаешь, что это не шутки, Соловьёва. Это не день, не два, а месяцы. Я не знаю, когда мы вернёмся, — качнул головой он. — Вернёмся ли вообще.
А у Тани внутри всё заледенело: месяцы?! Месяцы без него? Месяцы в тревоге и ожидании? Нет уж, спасибо, лучше сразу пулю в лоб!..
— Я всё поняла, — заговорила она как можно более убедительно. — Но я очень хочу. Я, честное слово, буду хорошим снайпером! Я всё буду делать, как ты скажешь, я буду слушаться, только возьми меня, пожалуйста. Я никогда не была на операциях, мне очень хочется!
— Сомневаюсь, что мы вернёмся, — пожал плечами он.
— Возьми меня, — прошептала Таня, словно мантру.
— Значит, ты готова уйти на несколько месяцев?
— Да.
— Шататься по болотам и лесам?
— Да!
— Идти на верную смерть только потому, что туда иду я?
— Да, Антон, — серьёзно прошептала она. — Да. Возьми. Меня.
На несколько секунд он закрыл глаза, потом открыл их, точно просыпаясь, и внимательно, пристально посмотрел на неё: в неровном вечернем свете его лицо показалось страшно измождённым и усталым. Пальцы отчего-то он всё сильнее сжимал.
— Это многое значит, Соловьёва, — выдохнул наконец, покачав головой. — И мне не забыть этого. Но тебя я не возьму.
— Почему?! — вскричала Таня, чувствуя укол обиды.
— Да потому что там смерть, Таня, — прошипел он вдруг, наклонившись к ней. — Потому что ты не вернёшься оттуда. Потому что это не детские игры и не шутки — это разведка, вражеский тыл. Я уже был там. Чем для меня всё обернулось... Я даже рассказать не могу. И сейчас я иду туда и знаю, что, скорее всего, это конец.
— Если это будет концом для тебя, пусть и для меня будет!..
Но Калужный зло сощурился, повёл плечом, будто сбрасывая груз Таниных слов, отвернулся от неё и пошёл прочь. Задыхаясь, Таня пошла следом.
— Почему ты не хочешь меня взять? — выспрашивала она, пытаясь заглянуть ему в лицо.
— Я уже сказал тебе почему.
— Я не понимаю!
— Соловьёва, сгинь, всё, хватит. Наговорились уже, — огрызнулся Антон, ускорив шаг. В конце концов, Тане ничего не осталось, кроме как повиснуть на его локте, что она и сделала. А он вдруг разозлился почему-то не на шутку, локоть вырвал, совсем как она вчера, уставился на неё в упор.
— Я. Тебя. Не возьму. Поняла?
— Почему?
— Потому что ты не нужна мне там! — заревел он, приближая лицо к ней. — Не нужна, поняла?! Есть у меня уже снайпер! — выплюнул, потом, будто подумав о чём-то, добавил обидное, колкое: — Получше, чем ты, ясно? Не пойдёшь никуда, и не думай.
Антон смотрел на неё в упор, будто выжидал. Ну, что сделаешь? Что теперь скажешь?
А Таня ничего сказать не могла. Снова чувствовала, как в носу щиплется и как мутнеет Антоново лицо.
— Ну и… — она всхлипнула, зло вытерла
слезу. — Ну и… И пожалуйста! И иди! Не сильно я хотела!— И пойду!
— И катись!
Но последние слова ударились уже в его спину: Антон Калужный, её свет, её смысл, её спасение, уходил, чтобы больше не возвращаться. Дура-Соловьёва стояла на месте, и ветер сушил её злые детские слёзы.
Весь вечер она просидела в землянке. И ничуть ни о чём не жалела, вот ещё. Ну, поплакала немного с Валерой, пожаловалась ей.
Да что врать, чувствовала она себя паршиво. На душе кошки скреблись. Но просто встать и пойти к нему после того, что он ей наговорил… Зачем? Ну, не нужна она ему, и ладно! И зачем ей идти — не нужна же. Или?.. В общем, к ночи Таня совсем запуталась. А тут, как назло, девчонки всё никак не возвращались, и сидела она наедине с Валерой и своими путаными мыслями.
В половину двенадцатого неожиданно пришёл Колдун. Таня сразу же, ещё по его шагам, поняла, что прапорщик не в духе, и заранее вжалась в стенку.
Колдун несколько раз прошёлся по землянке туда и обратно. Заложил руки за спину. Зачем-то взял со стола обгрызенный Машкин карандаш, повертел его в пальцах.
— Ланская, выйди-ка на минуту, — сказал он наконец.
Валера круглыми глазами посмотрела на Таню, одними губами прошептала: «Я близко буду». Ушла. Колдун продолжил своё увлекательнейшее путешествие по землянке. Таня продолжила сидеть, обняв колени, и осторожно следить глазами за мелькающей фигурой.
— Дура! — вдруг зло рыкнул он. От неожиданности Таня подскочила.
— Кто? — спросила ошарашенно.
— Ты, кто ещё?! Дура! Ду-ра! — по слогам повторил он, сурово сдвинув брови. — Честное слово, надо же такой быть!..
— Ну, знаете… — возмущённо прервала его Таня.
— Знаю! Всё я знаю! Я что, ты думаешь, слепой? Дура! А он — дурак! Два сапога — пара! Две оглобли… Эта…
— Упряжка, — негромко подсказала она, наблюдая за странными яростными движениями явно очень нервничающего Колдуна.
— Два столба — виселица, вот вы кто!
— Да кто?
— Ты и твой Калужный! — он едва не задохнулся, остановился, хотел было плюнуть на пол, но лихорадочно зашарил по карманам, достал сигарету. — Это нужно же столько мозгов иметь, чтобы бегать друг от друга, — добавил спокойней. Несколько раз попытался зажечь отсыревшие спички. Ничего не получилось. Всё-таки плюнул, скомкал сигарету в пальцах, бросил на пол. Снова встал и заходил туда-сюда.
Здравствуйте, приехали. Таня даже не знала, что сказать и подумать.
— Ты дура, и он не лучше. Ты сидишь, сопли распустила, он, прихожу, сидит, и туда же. Ты что думаешь, Лиса, а? — он вдруг подошёл к ней вплотную, заговорил лихорадочно быстро: — Ты думаешь, есть ещё время, да? Ну конечно. Ты молодая. Тебе даже перед лицом смерти так кажется. Думаешь, время ещё есть, вот пока пообижаюсь, принципы свои всем покажу, а потом посмотрим. Так? Есть у вас спички здесь или нет, чёрт вас подери?!
Таня осторожно потянулась, вытащила из вещмешка спички. Боясь даже вдохнуть громко, не то чтобы заикнуться о том, что здесь курить не положено, подала их Колдуну. Тот несколько раз чиркнул спичкой по коробку, выругался, сделал наконец затяжку, выпустил кольцо дыма. Заговорил спокойней, но как-то грустнее.