Чёрный лёд, белые лилии

– Тони!
– услышала Таня приятный, чем-то знакомый девичий голос. Антон медленно, словно нехотя, отнял руку, закрыл глаза и глубоко вздохнул.

Лёгкими шагами к ним подбежала низенькая девушка, миниатюрная, изящная, белокурая. «Видимо, новая медсестра», - отметила про себя Таня. Девушка показалась ей довольно приятной и как будто знакомой.

– Тони, - повторила она, подойдя, и посмотрела на Антона.

Так посмотрела… Таня и не поняла, как всё произошло: миловидное лицо девушки показалось ей вдруг некрасивым и тупым, вся её тонкая фигурка - несуразной и нелепой, а чистый голос - притворным и ужасно слащавым. Так ведь… Это что же, «Тони» - это она ему? Тони, значит?

– Здравствуйте, - настойчиво проговорила Таня, поджав губы и чеканя звуки. Ну уж нет, «Тони»! Пусть раскроет свои глазищи пошире и увидит, что он, во-первых, никакой не «Тони», а, во-вторых, здесь не один. У «Тони», вообще-то, здесь есть Таня.

Девушка быстро взглянула на неё, потом на Антона, а потом снова, резко, на неё; чего-то как будто испугалась, ответить не подумала и, повернувшись к Антону, торопливо заговорила:

– Тони, я тебя всё утро искала, даже испугаться успела. Слава Богу, ты здесь.

И вдруг Таня с поразительной ясностью вспомнила, где же видела эту девушку, и на секунду даже забыла о своей глупой ревности.

– Простите, - затараторила она, - я же вас вспомнила! А вы меня не помните? Конечно, вы меня совсем немного видели, но я вас так хорошо запомнила! Ну, помните, в августе? Бой под Новопокровкой? Я тогда вам ещё помощь предлагала, а вы… вы же солдата крестили, ну? Я как сейчас помню, вы ещё говорили: «Крещается раб божий Дмитрий во имя Отца и Сына и Святаго Духа»… Мне это прямо в память врезалось. «Аще жена, и она да крестит»… Как-то так, верно?

– Нет, вы… вы ошиблись, должно быть, - пробормотала девушка испуганно, но теперь Таня точно знала: да, это та самая удивительная медсестра, которая так понравилась ей!

– Да нет же, я точно знаю, вы ещё отходную молитву над моим командиром читали. Уж этих-то слов я, конечно, не вспомню, но они такие правильные были, я поэтому и запомнила всё это, - выпалила Таня на одном дыхании, улыбнулась даже, но медсестра выглядела такой напуганной, что Таня испугалась и сама: что, сказала что-то не так? Перепутала? В поисках поддержки она вопросительно взглянула на Антона и уже который раз за день не узнала его: на лице его не осталось ни следа нежности. Бледный, он дышал тяжело и так же тяжело смотрел на девушку. У той же взгляд бегал: то она в панике смотрела на Таню, то в землю, то осторожно, искоса, на него.

– Нет, вы правда ошиблись, - продолжала бормотать она.
– Вы… Я и слов таких не знаю… Вы…

– Хватит, - тихо проговорил Антон. У Тани по спине побежали мурашки: столько едва сдерживаемой ярости в одном только слове. Девушка и вовсе вся сжалась, точно её ударили.

– А меня… меня Таня зовут, - бодро выпалила она, чтобы хоть как-то поддержать медсестру. Уж кому, как не Тане, знать, как невыносим бывает Антон Калужный.

Девушка снова вздрогнула. Закрыв глаза, она покачнулась, точно ей дали хлыстом по спине, и прошелестела неслышно:

– Я… знаю.

– Иди, Таня, - быстро сказал Антон, не отводя тяжёлого, пристального взгляда от медсестры.

Таня кивнула, подчиняясь какой-то невидимой и непонятной власти, которую имел над ней этот тон его голоса, но потом улыбнулась себе под нос и коснулась ладонью его напряжённой руки. Антон вздрогнул, перевёл глаза на неё, и лицо его изменилось, тяжёлые морщинки разгладились.

Ну и кто ещё тут главный, о великий, злобный и страшный лейтенант Калужный, гроза ПВВКДУ?

– До вечера, - прошептал он.

– Будь осторожен, - попросила она.

Остаток дня прошёл в таких привычных (и непривычных одновременно) заботах. Таня получала обмундирование и оружие, расписывалась в каких-то бумагах, заселялась в девчачью землянку, разбирая очень немногочисленные вещи, знакомилась с новыми друзьями девочек, искала по полку старых сослуживцев.

Вечером её отправили к командиру полка, пожелавшему самолично принять её доклад о прибытии. В натопленном командирском блиндаже сидели майор Ставицкий, как будто бы даже помолодевший со времени их последней встречи, и бессменный начальник разведки майор Никитин. Ужинали.

О ней доложили, и Таня, сытая, чистая, в почти новой форме, зашла в наполненное сухим теплом помещение. Лихо приложила руку к козырьку кепки, вытянулась вся, и столько в этом было привычного, щеголевато-радостного, что ни она, ни офицеры не смогли сдержать улыбок.

– Товарищ майор, старший сержант Соловьёва для прохождения дальнейшей службы прибыла!

– С каких это пор, сержант, вы отчитываетесь о прибытии начальнику разведки?
– спросил Ставицкий, изо всех сил пытаясь казаться строгим, что, впрочем, у него получалось не очень. Только сейчас Таня заметила, что маленькая майорская звёздочка на погонах Ставицкого сменилась двумя подполковничьими.

– Виновата, товарищ подполковник. Поздравляю с присвоением очередного воинского звания!

– Ну, вольно, вольно, спасибо, - засмеялся Ставицкий.
– Вовремя ты появилась, Соловьёва. Подружки твои совсем заскучали. Так что же, сержант, дальше будем служить?

– Так точно, товарищ подполковник, будем!
– весело, с запалом отозвалась Таня; Никитин и Ставицкий переглянулись, улыбаясь, и снова посмотрели на неё, точно любуясь и удивляясь.

– Да уж, майор, - хмыкнул Ставицкий.
– Ты, кстати, на неё обрати внимание, раз так. Ну, и бывают же чудеса...

– Так ведь Дьявольская Невеста, Иван Дмитрич, - бодро ответил Никитин.

Рут оказалась самой спокойной и адекватной: когда Таня с девчонками появилась в землянке, она только посмотрела на неё пристально и неопределённо подняла брови.

– Ну, добро пожаловать обратно, старший сержант Соловьёва, - спокойно произнесла она, слегка улыбаясь. Встала с достоинством, не торопясь, как и всегда, протянула Тане свою красивую тонкую руку и впервые посмотрела на неё как на равную.

– Очень рада, Рут, - точно так же кивнула Таня. Она была почему-то рада видеть эту не в меру серьёзную, суровую, сильную девушку. Подумать только: да ведь они теперь равны по званиям. Могла ли Таня предположить, спрыгивая в апреле на эту землю под грохот взрывов, что когда-нибудь хотя бы приблизится к этой смелой девушке, казавшейся ей едва ли не божеством?

Как жизнь всё удивительно по местам расставляет.

– А я вшей вывела, представляете!
– вдруг вспомнила она, оборачиваясь к девчонкам и горделиво поправляя заново заплетённые косы.

– Ненадолго, - хмыкнула Машка. Таня надулась.

– Могла бы порадоваться, между прочим.

– А ты могла бы сказать спасибо, что лесные духи тебя спасли!

Рутакова вздохнула, улыбнулась, взяла бушлат и, закатив глаза, вышла из землянки.

– Боже мой, девочки, ну, рассказывайте мне быстрее, я всё хочу знать!
– воскликнула Таня, плюхаясь на устланную свежими еловыми ветками лежанку. Валера подбрасывала в разгорающуюся буржуйку принесённые ветки, Машка наливала в закопчённую кастрюлю воду, вылавливая плавающие в ней соринки, и мурлыкала себе под нос что-то про мать, которая хотела выдать её замуж.