Чёрный лёд, белые лилии

Всё это одновременно так далеко и так безумно близко. Чисто убранный кубрик, стул посреди него, а на стуле - Калужный, с довольной до невозможности мордой, в грязных берцах, сидит, закинув ногу на ногу, смотрит колко и нахально. Кривит губы. Какая-то нелепая, запальчивая перепалка, а потом из какой-то папки у него на коленях выскальзывают на пол большие Танины фотографии. Те самые. Уродские. «Нет, это я так с собой ношу. Ни есть не могу, ни спать, веришь?» - тянет он с насмешкой.

Тогда-то она, конечно, ответила какую-то гадость.

Тот Антон и этот - одно. Одно - и её. И всё, кажется, встало на свои места, потому что Таня почти задохнулась от охватившей её нежности. Антон здесь. Антон всё ещё здесь, и он всегда будет здесь, и это тот самый Антон, что готов был впечатать её головой в стену, и тот самый, что готов пойти за неё и в огонь и в воду. В груди разливалось огромное, необъятно огромное тепло. Как его высказать, она не знала, поэтому ответила просто и вместе с тем так серьёзно:

– Верю.

– Таня!

Сзади подбежали запыхавшиеся девочки. Она обернулась, не отходя от Антона. Прижалась к нему боком, чтобы чувствовать: он здесь. И улыбнулась им порывисто, счастливо, широко: как хорошо-то!..

– Таня, ну что же ты, я же просила!
– воскликнула Валера почему-то очень напуганно. Остановилась в нерешительности, рвано вздохнула и бросила на Антона взгляд, полный паники и отчаяния.
– Антон Александрович, вы…

– Всё хорошо, Лера, - быстро выдохнул он. Таня подняла голову, посмотрела через плечо, поймала его дрожащее, тёплое выражение глаз. Что-то в Антоне ещё было не так; что-то тревожное, загнанное, нервное по-прежнему таилось и в тембре его голоса, и в неровных взмахах ресниц. Но смотрел он прямо, мягко и тепло. Он здесь. Она здесь. С остальным они как-нибудь разберутся.

И это «Лера» - как хорошо звучит! Таня улыбнулась. Да ведь он никогда не звал так Валеру. Всё «Ланская» да «Ланская», а если под горячую руку попадётся, так «психопатка» или «больная»…

– Да вы подружились!
– радостно воскликнула Таня. Валера улыбнулась как-то болезненно, снова взглянула на Антона и сказала негромко:

– Да. У нас… было много общих тем для разговоров.

– Да, мы очень с ним подружились, даже два раза чай ходили пить!
– тут же весело заявила Машка.
– Мы уже почти с товарищем старшим лейтенантом закадычные друзья!
– уверила она и тут же замолчала, с опаской глядя на Антона: ясно, что подобная реплика вряд ли пришлась ему по вкусу. Но Антон молчал, глядя куда-то вниз. На губах его остановилась тихая, неверящая улыбка. Сам он был где-то совсем далеко.

Таня только осторожно сжала его ладонь: я здесь. Всё будет. Мы всё успеем, всё обсудим.

– Ну, я уж бачу, что вы спелись. Яка драма, и в кино ходити не треба, - Коваль, ехавший с Таней с последнего перегона, вырос будто из-под земли. Улыбнулся своей розовощёкой, кругленькой, ладной улыбкой, потянул Антона за рукав.

– Гарна, гарна дивчина, панове, ничего не скажешь, но идти потребно. Ну, девицы, будьте здорови! Антон, пишли, чи що?

Но на этом лимит приятных встреч на сегодня не закончился: из толпы возник лейтенант Назаров, всё такой же весёлый, задорный, всем своим видом доказывающий, что война - это тоже жизнь, и жизнь по-своему неплохая. Разве что похудел он немного, но и это белокурому лейтенанту было к лицу.

Кхм. Старшему лейтенанту, между прочим.

– Вот обязательно каждый раз убегать? Где тебя носит?! Никитин срочно приказал тебя…

Голубые, детские глаза Назарова остановились на ней, и он едва не поперхнулся своими словами. Таня улыбнулась, кивнула головой, радостно подняв брови:

– Товарищ старший лейтенант.

– Солов… - звуки будто застревали где-то в его глотке. Назаров откашлялся, молниеносно взглянул на Антона.
– Соловьёва?..

– Вроде... того, - поражённо отозвался тот, улыбаясь легонько. Губы у Антона тоже дрожали.

– Лисёнок, идём, а?
– спросила Валера, беря Таню под руку. Старший лейтенант Назаров исподлобья посмотрел и на неё, чуть двинул бровями, мол, ну? Валера едва заметно опустила ресницы - нормально. Таня насторожилась, сжала Валерину руку сильней: просто так люди не понимают друг друга без слов. Очень интересно…

– Очень, очень рад тебя видеть, Таня, - поспешно заговорил Назаров.
– Мы тут все, знаешь, без тебя… очень скучали. Особенно эти товарищи. Очень не хочется отвлекать вас, но, Тон, идти бы надо, Никитин срочно сказал.

– Да, я… иду, - проговорил Антон. Ещё раз бросил на Таню мягкий, пристальный, отчаянный взгляд, будто хотел её всю запомнить. Таня ещё раз успокаивающе коснулась его запястья ладонью.

– Ну що за мелодрама, наворкуетесь ще, пишли, хлопцы!

Их спины уже почти скрылись в пестрящей камуфляжем толпе, когда Таню вдруг кольнуло что-то изнутри: нет, нельзя его так отпустить! Нужно… что-то ещё нужно… Нужно увидеть его спокойные, добрые глаза, увидеть, что он в порядке, а раньше никак нельзя уйти. Снова вырвавшись у Валеры, она в несколько десятков шагов догнала их, просунула руку под руку Антону. Он вздрогнул, обернулся к ней, остановился. Через несколько секунд второй рукой накрыл её ладонь.

Таня, право, и не знала, что сказать — просто смотреть бы и смотреть, как светятся у него глаза…

– Ан-тон, - просто сказала она.

Так просто, оказывается.

Всё так просто…

– Почему ты так говоришь?
– улыбнувшись, спросил он.

– Я тебе всё-всё расскажу. Слушать устанешь. Ну, хочешь?

– Хочу, - быстро кивнул Антон, вдруг сжал её руку сильней, посмотрел прямо, честно.
– Я не знаю, на сколько меня сейчас выдернут… Но ты приходи вечером, Таня. Пожалуйста, приходи.

И в этом «пожалуйста» столько горечи, столько невысказанного, что и слов больше никаких не нужно было. Таня порывисто вдохнула, быстро прильнула к его груди, руками уцепилась за ворот бушлата.

– Конечно, приду. Ещё как приду, ты меня выгонять замучаешься…

Родной мой, бедный мой, усталый мой…

Её приобняли за плечи. Таня подняла подбородок, чтобы видеть его лицо: брови болезненно сдвинуты, глаза закрыты, губы - одна тонкая полоска, и всё такое бледное, с такой глубокой, несоскребаемой усталостью, с таким отчаянием, будто в последний раз её видит.

Антон осторожно опустил тёплую, подрагивающую ладонь на её голову. Рука, лежавшая на Танином плече, сжалась в кулак. Он закусил губу, как будто от нестерпимой боли, медленно наклонился и трепетно коснулся губами её волос.

И в этом… столько всего, столько!..

– Всё хорошо, - прошептал он.
– Всё теперь хорошо, Таня, всё хорошо.

– Иди, - кивнула она, чувствуя, что ещё чуть-чуть — и просто не сможет отпустить его. Антон ещё раз провёл рукой по Таниным волосам.

И это так смешно и больно одновременно: оторваться друг от друга не могут…