Чёрный лёд, белые лилии

– Сходим завтра с утра к маме?
– тихо спросила она из-за спины. Антон коротко кивнул.
– Интересно, почему она выбрала для тебя именно такую квартиру.

Антон не любил это место. «Дом», - говорили все вокруг. «Почему ты не идёшь домой?» - спрашивали они, и он на несколько секунд задумывался, не понимая, что эти люди имеют в виду. Какой дом? Разве он у него есть? А, наверное, они о той бело-голубой квартире на Невском, просторной, холодной и совершенно чужой, где дорогая американская мебель всё ещё стоит в чехлах и пылится, где на полу лежит наскоро распакованный чемодан, а полки пустуют, где он никогда не включает отопление, хотя, кажется, есть даже «тёплые полы». «Нет, конечно, я пойду домой, только немного позже. Хочу проконтролировать взвод/роту/наряд/лейтенанта Назарова», - заученно отвечал он, делая вид яженедуракчтобынеидтидомой. И не шёл - почти никогда.

Мия всё пищала о том, сколькими достоинствами обладает эта квартира: она и просторная, и светлая, и всё здесь обставлено почти по последнему слову техники, хотя покупала её мама семнадцать лет назад; наверное, здесь недавно делали ремонт, и вообще квартира-студия - это просто восхитительно, столько места и воздуха!

Антон никогда не понимал прелесть этих студий. Огромное бело-голубое пространство, кухня, отгороженная только барной стойкой, бесконечное количество подсветки («Ах, как уютно!» - восклицала Мия), подушки, диваны, огромные ковры, покрывающие практически весь паркет. Он, кстати, ему нравился - тёмный, фактурный; единственная здесь вещь, наверное, не в бело-голубых тонах. Поэтому ковры на следующий день после своего приезда Антон скатал.

– Сильно перепугалась?
– спросил он, опускаясь на высокий стул у барной стойки.

– Нет, знаешь, я в общем-то в метро и была, - засмеялась Мия, открывая все кухонные шкафчики подряд.
– Ездила к себе в институт по поводу документов, перевод - дело нелёгкое, как оказалось. А твои девочки, с ними всё хорошо?

– Они не мои, - поморщился он. Об этих он, если честно, даже не подумал.

– Ты не знаешь, что с ними? Ты был отдельно от них?
– Мия выкатила глаза, замерев.

– Я ушёл раньше, чем всё это началось. Да всё с ними в порядке, они живучие, как черти, - отмахнулся Антон.

– Ну конечно, - хмыкнула она и положила руку ему на плечо: Антон невольно дёрнулся, замерев, а она посмотрела устало и потерянно.

Всё-таки Мия заставила его взять домашний телефон и набрать номер отдела кадров. Оттуда его довольно быстро перенаправили по внутренней линии на его взвод, тревожно и неразборчиво что-то говоря. Антон скривился, уже предчувствуя тонкий писк Нестеровой, стоящей сегодня в наряде. Поэтому, едва на том конце провода сняли трубку, он сказал:

– Позови мне Сомову.

Через несколько секунд замкомвзвода, единственный адекватный (более или менее, конечно) человек во взводе, подошла к телефону.

– Слушаю, - заявила Сомова. Антону почудилось, что голос её дрожал. Чёрт, ну что у них опять такое?!

– Калужный. Все живы?
– отрывисто спросил он, переводя взгляд с Мии, которая принялась что-то варить, на свои пальцы.

– Так точно, товарищ старший лейтенант. Взвод пришёл полтора часа назад, Арчевская и Лармина были в увольнении, но недавно вернулись…

– Всё согласно распорядку?
– перебил он. Осталось только узнать, что все легли спать, и можно будет положить наконец эту чёртову трубку. Несколько секунд Сомова молчала, а потом он услышал приглушённый взволнованный гул голосов. Кажется, она шикнула, приказывая им замолкнуть.

– В чём дело, Сомова? Двенадцатый час, почему взвод не спит?

– У нас… у нас ЧП, - будто пересиливая себя, заговорила она.
– Я пыталась дозвониться вам, но вы не отвечали. В штабе уже знают, наверное, предпринимают что-то, я не знаю…

– В чём дело?
– процедил он сквозь зубы, чувствуя, как холодеют пальцы. Мия обернулась, гремя венчиком в кастрюле, и посмотрела вопросительно. Антон успокаивающе кивнул ей. Сомова молчала ещё несколько секунд.

– Соловьёва не вернулась из увольнения.

Звон бьющегося стекла - Мия уронила стакан, тут же обернулась, улыбаясь, будто желая извиниться или засмеяться, и замерла.

Тишина.

Антон снова взглянул на свои побелевшие пальцы: они впивались в столешницу.

– Что?
– потому что он мог ослышаться, Сомова могла ошибиться, Соловьёва могла кинуть смс-ку Ланской, что жива, здорова и уже идёт в училище.

– Соловьёва не вернулась, - выдохнула Сомова.
– Это не ошибка. Никто ничего не знает.

Антон резко разжал пальцы, закрыл глаза и глубоко вздохнул. Всё несложно: нужно только досчитать до трёх и собрать вместе всё, что у него есть.

Раз. Два. Три.

– Скажи Ланской, чтобы сейчас позвонила мне на мобильный, - спокойно сказал он, мгновенно вставая со стула и направляясь к двери.
– Сообщили в штаб? Пробовали звонить ей? У неё вообще телефон есть? Посмотрите у меня в коробке, взяла она его в увольнение или нет?

– Антон?
– тихо спросила Мия, когда он уже застегнул бушлат и взялся за ручку входной двери. На секунду убрав разрываемый голосами телефон от уха, он взглянул во встревоженное, чуть усталое лицо сестры.

– Ложись спать. До завтра.

– Ты найди её, - сказала Мия, когда он уже закрывал дверь.

Лексус он припарковал быстро.

– Тон?
– Макс появился откуда-то сбоку, и Антон облегчённо выдохнул. Вместе с этим парнем всегда приходила уверенность.

Антону восемнадцать, он лежит на потрёпанной армейской подушке, когда осознаёт: Назар — его лучший друг. Не просто сосед по кроватям и по парте, не просто парень, которому не с кем общаться, и поэтому он общается с резким, неразговорчивым Калужным, которого мало кто понимает, - нет, он самый настоящий, верный лучший друг.

– Чего ты там шепчешь?
– сонно бормочет Назар, приоткрывая один глаз.

– Ничего, - Антон отчего-то смущён, отворачивается, но Макс возится и привстаёт на неудобной скрипящей кровати.

– Ну, давай выкладывай уже.

– Мы ведь друзья?
– сквозь зубы быстро выпаливает Калужный. Получается что-то похожее на «ы зеть нельзя», но Макс понимает, скалится, снова откидывается на подушку, ухмыляется широко и впервые называет его Тоном.

– Друзья, Тон. Давай, отрубайся, - отвечает он, и Антону становится спокойно и тепло.

– Куда она могла пропасть, чёрт её дери, ума не приложу, - прошипел Антон.
– Идиотка.

Назар хохотнул нервно, но нахмурился:

– Найдём, Тони, - протянул он, усмехаясь.

– Придурок, сколько раз просил не называть меня так, - фыркнул Антон. Стало чуть легче. Хотя бы просто оттого, что Назар шагал рядом, так же засунув руки в карманы, и что шаги их совпадали.

– Деточка-а-а, - снова выдал широченную ухмылку Макс и еле увернулся от подзатыльника.
– Но-но, деточка, поосторожней!