Чёрный лёд, белые лилии

Когда она увидела перед собой рамы входных дверей без стекла - не поверила.

– Быстрее, быстрее!
– кричали люди в полицейской форме, плечами сдерживая огромный поток людей и пропуская часть внутрь. Им осталось совсем чуть-чуть.

Таня закрыла и открыла глаза и вдруг увидела просто невероятное: слева от дверей прямо за полицейским, прижимаясь к стене, сидел, свернувшись в комок, малюсенький, грязный, чудом живой в такой давке котёнок.

Это бред. Слышишь, Соловьёва?! Даже не думай, даже не допускай мысли… Потому что если подумаешь, если только начнёшь - это станет концом для тебя. Таня почувствовала, что по щеке течёт обжигающе горячая слеза. Если она может просто зайти внутрь, спасая свою шкуру, и забыть об этом кусочке жизни, об этом маленькой частице добра, о живом существе, от которого через полминуты, когда все окончательно разберут гул самолётов, не останется даже кровавого месива, - чем она лучше тех, кто бомбит их?..

Всхлипнув в последний раз, она расцепила онемевшие пальцы и бросилась влево, вырвавшись у Валеры. Отчаянно принялась распихивать людей, поскользнулась, чуть не упала, но схватилась за чью-то куртку, побежала снова…

– Соловьёва, твою мать!!!
– услышала она голос за спиной. Калужный видит. Калужный кричит. И она не упадёт в оборок, она не поскользнётся, не умрёт здесь, она будет цепляться за голос. Хватая на руки серый комочек, Таня закрыла глаза: слишком страшно было идти обратно. И она просто ринулась наудачу, потому что уже не видела своих девчонок, не слышала Калужного и только чувствовала постоянную боль от ушибов, постоянные удары…

Её выловили за воротник из этого страшного водоворота, и вдруг сирены почти замолкли. Сначала она подумала, что, наверное, умерла, но потом, чувствуя возню на руках, приоткрыла один глаз, а потом второй.

Два ледяных чёрных омута смотрели на неё с таким бешенством, что она готова была закрыть их снова…

– Мать твою, ты последние мозги порастеряла?!
– рявкнул он почти ей в лицо, всё ещё держа за воротник бушлата.
– Дура, какая же ты дура!

Несколько секунд Калужный буравил её глазами, а потом вдруг отпустил, и она едва не упала. Приложила руку к груди: даже сквозь толстенную ткань бушлата Таня почувствовала своё сердцебиение. Господи. Она пока жива, а глаза у него… глаза… будто чёрные, расплавленные, а сверху покрыты льдом.

– Таня, Таня!
– протискиваясь сквозь девчонок, к ней пролезла заплаканная Валера, кидаясь на шею.
– Танечка, ты что, лисёнок, я так… Так… - всхлипывала она.

Таня почти не слышала Валеру, только обнимала одной рукой крепко-крепко, второй прижимая к себе котёнка. Кровь в ушах шумела оглушающе. Она подняла глаза наверх и только сейчас осознала, что они внутри и что до неработающих эскалаторов остаётся несколько метров.

– Быстро, все взяли друг друга за руки, за ноги и за что хотите!
– снова крикнул Калужный так громко, что услышали даже парни.
– Спускаемся по эскалатору, смотреть под ноги, держаться вместе!

Вдруг она услышала шум и крики, обернулась: люди, оставшиеся за дверьми, бежали и толкались. Потому что сбоку, издавая какие-то страшные пищащие звуки, вдруг начала задвигаться толстенная железная дверь.

– Миша, Мишенька!
– вдруг зарыдала Валера, оседая вниз: Таня едва успела поднять её, помня, что оказаться на полу в толпе - верная смерть.

– Хватит рыдать, пятый курс должен был пойти на Маяковскую, - оборвал Валеру Калужный, протискиваясь с ними к эскалаторам.
– Назар, быстро веди всех сюда!

– А четвёртый?
– спросила Таня, чувствуя леденящий страх. Калужный быстро взглянул на неё, сжав губы.

– Нет, - хотела спросить она. Получилось страшное, на выдохе, утверждение.

И увидела парней в форме там, по другую сторону дверей. Они тоже продирались сквозь толпу, распихивая её, и Таня почувствовала быстрее, чем увидела: вот он, четвёртый.

Дверь закрывалась медленно, но верно: никакими силами нельзя было сдвинуть её обратно.

– Внимание, бомбоубежище закрывается, - спокойно, приветливо говорил женский голос, перекрывая рёв сирены, - просим всех отойти от дверей и сохранять спокойствие. Внимание, бомбоубежище закрывается. Просим всех отойти от дверей и сохранять спокойствие.

– Марк!
– она снова рванулась, но руки девчонок крепко ухватили её за рукав.
– Марк, Марк! Пустите меня, отпустите!
– Таня кричала, вырывалась, слышала треск ткани, но Валера держала её крепко, всхлипывая, и тащила вниз.

Петров, Корпатов, Шевченко, капитан Каледин - вон их бледные, напуганные лица. Среди них она вдруг увидела и его.

– О господи, Марк!
– кричала Таня, и рвалась, и плакала; зло оттолкнула Валеру, но её держали, держали, и она была готова кусаться от бессилия и злобы.

Дверь была уже почти закрыта, и только тогда Каледин попал внутрь и быстро, отчаянно потащил парней за собой: за бушлаты, за руки, одного за другим он проталкивал через черту между жизнью и смертью.

– Марк, Марк!
– кричала Таня снова и снова, потому что уже ничего не видела: её тянули вниз по эскалатору, почти подняв над ступеньками.

– Бомбоубежище закрыто, - снова вещал женский голос.
– Сохраняйте спокойствие и не создавайте давку. Бомбоубежище закрыто. Сохраняйте спокойствие и не создавайте давку. Бомбоубежище…

Не прекращая вырываться, Таня отчаянно искала его глазами и не находила.

– Вон он, твой Красильников, не ори, тупица, - зло шикнул сзади Калужный. Машка отпустила её.

Таня в одну секунду увидела появившееся на самом верху эскалатора осунувшееся, твёрдое лицо. Марк поднял руку, махнув ей. Таня едва нашла силы, чтобы поднять свою в ответ и улыбнуться. Валера на ходу принялась вытирать её лицо.

– Прости меня, - Таня взглянула в светлые, чистые глаза.
– Прости, пожалуйста.

– Всё хорошо, лисёнок, - Валера улыбнулась, тяжело вздыхая.
– Знать бы, что и с Мишей всё в порядке.

Калужный поднёс руку к горлу, делая вид, что его тошнит. Таня не находила слов.

Она выдохнула с облегчением, когда вместо бесконечных ступенек эскалатора почувствовала под ногами ровные плиты станции. Огляделась: просторная обычно Площадь Восстания была забита людьми, рассевшимися по полу и даже на путях. Между ними шмыгали полицейские.

Как же там Вера? Как Дэн, Сашенька? Где сейчас дядя Дима? Успел ли Радугин? Господи, какое счастье, что мама с детьми уехала вчера…

Они вышли, снова пропихиваясь и обходя, на середину зала, где Калужный и новый парень, лейтенант Назаров, кажется, начали считать людей.

– У меня полный комплект, - открыто, но немного нервно улыбнулся Назаров.
– У тебя что?

– К сожалению, тоже, - мрачно отозвался Калужный, скривившись. Дурак. На большее Таню не хватило.
– Всем проверить наличие вещмешков и садиться.

Комочек под Таниным бушлатом зашевелился, напоминая о себе, и она извлекла на свет маленького, месяцев трёх от роду, грязного уличного котёнка. Гноящиеся испуганные глаза в упор уставились на неё.