Чёрный лёд, белые лилии

— Поедешь, — уверенно пробормотал он, собирая документы.

— Не поеду, — упрямо повторила Таня, отходя ещё дальше.

— Ты на фронт не поедешь, дура, а в госпиталь как миленькая поедешь! И останешься там, понятно?! Потому что у тебя температура под сорок, ты горишь! — заорал он вдруг так, что она действительно испугалась. Вздрогнула, вцепилась в стол, нервно оглядела кухню. Чтобы в случае чего иметь под рукой хоть что-то.

— Ваша забота обо мне очень трогательна, но мне не нужна, я поеду на фронт, — тихо пробормотала она. Чёрт, да где же половник хотя бы какой-то? Хоть что-нибудь тяжёлое? Потому что он собирался так быстро и так уверенно, что, казалось, сейчас просто зашнурует берцы, перекинет её через плечо и всё.

— Я забочусь обо всех своих подчинённых, — проговорил он, всё лихорадочней и быстрее собираясь. Тане стало по-настоящему страшно, и она отчего-то ощутила клокочущую ярость в груди.

— Только о Машке вы почему-то так не заботитесь! Да вы ни о ком не заботитесь! — зло закричала она, вдруг нашарив руками вилку и нелепо выставляя её вперёд. — Ну что я вам сделала?! Мне надо на фронт, мне правда надо, жалко вам, что ли?! Чего вы ко мне привязались?!

— Потому что я не хочу, чтобы ты умирала! — вдруг заревел он так громко, что она даже не поняла слов.

Услышала звук падающей вилки.

Калужный, будто осознав сказанное, тут же схватил себя за голову, отвернулся к окну и со всей силы саданул кулаком по подоконнику.

Таня стояла.

Господи. Это же…

Слова, сказанные им, просто повисают между ними. Таня не знает, что с ними сделать. Может, задохнуться болью, пропитавшей их. Или навсегда запомнить эту чёртову заботу.

Пальцы на мгновение сжались в кулаки. Разжались.

Нужно же решать что-то. Но мысли в голове — ни одной, поэтому она делает самое простое: шагает раз, другой — и оказывается рядом с ним. Он смотрит в окно, опираясь руками, одна из которых кровит, на подоконник. Линия плеч у него прямая-прямая.

— Я не умру, — едва слышно прошептала она. — Я не умру, мы не умрём, мы вернёмся.

Но он не шевелился, дышал всё так же тяжело, будто что-то обдумывая, что-то, что не нравится Тане, что-то тяжёлое и нехорошее; поэтому она, чувствуя подступающие слёзы (ну что за день-то?), сказала единственное, что было в её голове:

— Пожалуйста, — замолчала, глубоко вдохнула. — Пожалуйста, Антон.

И, должно быть, это подействовало, потому что он повёл плечом и глухо, чуть повернув голову, спросил:

— Разве нам есть, куда возвращаться?

Друг к другу. Слышишь? Ну? Ну услышь, пойми ты, пожалуйста, ты же знаешь, что она просто не может сказать это вслух, не сейчас, ещё рано, поэтому включи свою интуицию и просто услышь её.

Он обернулся. Провёл руками по лицу, как будто умываясь, и устало посмотрел на неё.

— Конечно, есть.

— Ладно, — он помолчал, смотря куда-то вбок. — Ладно. Хочешь — поедешь. У всех есть выбор. Садись на диван.

Через полчаса пришла Мия и начала лечить ещё не отошедшую от разговора с её братцем Таню. Она измельчила какие-то таблетки, сделала из них смесь, залила водой, дала Тане выпить, сделала ей компресс, заставила попшикать в горло какую-то гадость и только тогда слегка успокоилась, сев рядом.

— Майора забрал твой папа. Сказал, что его жена давно мечтала о коте, — радостно сообщила она.

— Спасибо, что вы заботились о нём, — слабо улыбнулась Таня, кутаясь в одеяло.

— О да. Только не меня благодари. Вон главный ухаживальщик за котами, — Мия кивнула на хмурого Антона и засмеялась. — О боже, Тони, ну хватит дуться. Ну подумаешь, утопил ты того хомячка, это же не повод на всю жизнь…

— Иди уже есть, — вздохнул он и протянул ей тарелку с картошкой. Мия ещё раз пощупала Танин лоб, встала и направилась к брату.

Они о чём-то говорили, но Таня не вслушивалась: слишком устала от всего этого. День получился адски насыщенным, и уж сегодня-то ночью она точно будет спать без задних ног.

Проснулась она в половине десятого, укутанная по самые уши и мокрая. Мия уже собиралась в академию, но, увидев Таню, подошла.

— Вспотела? Очень хорошо. Так, Тони, дай ей что-нибудь переодеться. И лекарства все, какие я сказала, обязательно дай. И с собой дай. Понял всё? Запомнил? Ну, слава богу, — несколько секунд Мия молчала, поглаживая Таню по волосам и смотря куда-то вдаль, а потом посмотрела прямо на неё.

— Ну, послушай теперь меня, солнышко, — сказала она негромко. — Ты ужасно храбрая, понимаешь? Если бы я имела хотя бы сотую часть твоего мужества, была бы самой счастливой. Ты такая сильная, что тебя ничто сломать не сможет. Ты меня слышишь? Понимаешь? Я не знаю, что там, — вздохнула она. — Но я смотрю на Тона и понимаю, что будет трудно. Ты должна верить, что всё закончится хорошо. Так оно и будет, вот увидишь. Ты меня поняла? Да?

— Скоро увидимся, Мия, — улыбнулась Таня, и Мия тоже расцвела, потрепав её по макушке.

— Вот это правильно. Молодец. Всё правильно. Как Антону повезло, страшно сказать.

— Я не понима...

— Ну, вот и хорошо, — тут же перебила её Мия. — Всё закончится хорошо, Танюша. Ты не успеешь оглянуться, как снова будешь здесь. И вот тогда посмотришь на все эти предметы и подумаешь: «Господи, как я всё это пережила?» Всё останется в прошлом, дорогая, нужно просто помнить об этом.

— Спасибо тебе. Я буду, — улыбнулась Таня.

Мия поцеловала её в макушку, встала и подошла к брату. Они прощались рядом, у двери, но Таня не вслушивалась. Просто хотела подольше сохранить в себе то, что сказала ей эта чудесная девушка.

Когда дверь за Мией закрылась, Антон вздохнул и сел рядом с Таней. В руках у него была стопка каких-то вещей, которые, видимо, мало интересовали его.

— Что это? — кивнула на вещи Таня.

— А. Да, Мия просила здесь на несколько дней оставить, — он устало вздохнул, встал, открыл пустой шкаф и начал перекладывать вещи на полку. Вдруг его спина замерла.

Таня уже ничего не пугалась. Просто закрыла глаза.

Ещё минуты две в квартире висела тишина, а потом он позвал:

— Соловьёва, держи. С прошедшим.

— Чем? — она испуганно уставилась на протягиваемый ей свёрток.

— Новым годом и днём рождения, наверное, — усмехнулся он. Таня взяла, хотела открыть и вдруг вспомнила.

— Товарищ старший лейтенант…

— Давай уже на «ты», сил нет, — отмахнулся он. Таня замолкла, не зная, как реагировать, но потом продолжила:

— Второй шкафчик слева, средняя полка. На кухне.

И принялась разворачивать обёрточную бумагу. Видимо, у сердца не осталось сил стучать учащённо, но Таня ощущала то самое чувство, которое ощущает каждый человек, беря в руки подарок.