Чертоги Казад-Дума

Ниар была способна осуществить задуманное. Во всяком случае, пока. Даже вопреки заключенному с Первым Певцом соглашению, чародейка имела возможность вызволить отца из заточения. Талрис и Анаэль… Они не были слабее своей сестры, а в чем-то даже превосходили ее умения. Но Красная Колдунья, несомненно, обладала даром, который не может заменить никакой навык. Ниар являлась лидером, живым воплощением проснувшейся тьмы Белерианда. В ее уме, остром и прытком, наверняка уже вызревал коварный план. И – а это, по мнению Саурона, являлось наиважнейшей особенностью наследницы Железной Короны – старшая дочь Мелькора знала войну. Почти в лицо.

Ниар не была создана изо льда. Как и отец, как сестра и брат, она частенько хандрила и впадала в уныние. Она ценила жизнь в любом проявлении, и, пожалуй, только поэтому могла убивать без дрожи в руках. Саурон знал, что Красная Колдунья не станет пренебрегать своей хитростью и тактической мудростью. Когда встанет выбор между личными эмоциями и большой целью, несомненно, выберет последнее. К сожалению, сам Саурон теперь был помехой для чародейки.

— Проклятие, — выругался Майрон, опершись о холодную стену Барад-дура. Лугбурз трепетал под участившимися земными толчками. Ородруин, в последнее время ведущий себя крайне неспокойно, и теперь выказывал накопившуюся ярость. Мордор, покрытый пеплом, будто предвкушал возвращение настоящих хозяев.

В голове Саурона из тихого потока воспоминаний вырвался давно выцветший образ. Он стоит в кругу равных себе, молодых и улыбающихся. Лица присутствующих светлы и безмятежны. В глазах горит нетленным пламенем уверенность в омытых кровью заветах. Он смеется, кладя свою руку поверх руки Ниар. Юная принцесса краснеет, но руки не отводит. Колечки медных волос выбиваются из незамысловатой прически. В тот момент Ниар кажется Майрону прекраснее даже Варды. Повзрослевшая, бойкая, она похожа на падающую с неба звезду – речи ее стремительны, мысли ясны. Погруженный в огонь, Майа боится глядеть своей подопечной в глаза. А вдруг она узнает его мысли? Вдруг догадается, почувствует, насмеется?

Грудь Саурона пронзила раскаленная стрела. Прикрыв веки, он с неудовольствием вспомнил свой трепет пред старшей Миас. Наверное, она ведала о его духовных муках. Может, поэтому всегда сторонилась и обращалась не как к другу, но как к наставнику. Со временем пожар чувств затух, превратился в горстку пепла, покрытую льдом. На его место пришли зависть и осуждение. Майрон стал тем, кого величали Сауроном. Властелином Колец.

Когда Миас покинули земли Средиземья, он искренне надеялся на то, что больше никогда не встретится со старыми знакомыми. В этом желании проявлялась не ненависть и не злость, в чем всегда убеждал себя Майа. Одиночество дарило Саурону спокойствие. Вдали от детей своего друга и хозяина, вдали от несбыточных надежд, рождалась иллюзия отстраненности. Майрон даже успел поверить, что сам имеет некоторую власть над Ардой. И вот эта вера рушится под натиском перемен, как карточный домик от ураганного шквала.

— Тогда мы поклялись в верности друг другу, — забытый язык серенадой зажурчал в стенах цитадели. Вздрогнув, Майа открыл глаза. Моргнув, качнул головой, отрицая вдруг возникшую идею. — Юные, глупые, храбрые. Таким и море по колено.

Его лицо окрасила широкая улыбка. Наверное, узнай Мелькор о легкой интрижке своего сподвижника с дочерью, судьба Саурона решилась бы еще на заре эпохи. Так или иначе, но жизнь рассудила по-своему.

В какой-то момент сумевший убедить себя в ненависти к своему Владыке и его детям, Саурон вытянул перед собой руку. Клубящаяся дымка черного тумана, а не полноценная конечность. Сжав ладонь в кулак, Майрон тихо рассмеялся.

В кои-то веки призрачная сущность порадовала его. Обремененные тленной оболочкой, жители Средиземья вынуждены были мириться с физическими законами сущего. Майрона же не тяготило тело: свободный от воли природы, он мог путешествовать на крыльях ветра, смотреть по сторонам и выжидать.

Сегодня, после двух недель долгих раздумий и мятежных стенаний, он решил выйти на прогулку. Давно пора было встретиться с Ниар лицом к лицу. Чтобы поговорить. Попробовать найти компромисс. И взглянуть ей в глаза.

Быть может в них он сумеет увидеть прощение?

Быть может в них он сумеет увидеть прощение? За резкость, за отчаянность и за высокопарные слова. А может, он сумеет сыскать с их стороны поддержку? Кто его знает, ведь гномы искренне верили своему Королю и вряд ли бы стали перечить его слову. Ниар улыбнулась, наблюдая за беседой Торина с Кили и Фили. Юноши внимали дяде, как некогда она сама внимала отцу. А он пытался растолковать им причины, по которым отряду следовало как можно скорее отправиться в Морию.

Беседа длилась больше двух часов. Солнце успело исчезнуть с небосклона, чью высокую твердь покрыла черная мантия ночи. Звезд видно не было – их закрывала пелена низких серых облаков, предвещающих затяжной дождь. Воздух казался Ниар влажным, прогорклым и холодным. Кутаясь в тулуп Бильбо, Красная Колдунья не решалась подойти к разведенному костру – сидевшие вокруг него гномы сосредоточенно слушали речь Короля. Вряд ли бы им понравилось вторжение чужачки в круг избранных. Храбрый хоббит, сверкая глазами, чистил кинжал из Гондолина. Не раскрывая рта, он явно обдумывал намечающийся поход как заправский охотник до безумных приключений. Благородные эльфийки спали поодаль, зарывшись в толстые одеяла гномов Железных Холмов. Бессмертные старались не вмешиваться в быт отряда, с уважением относясь к привычкам и потребностям своих новых друзей.

Ну а Ниар оставалась в одиночестве. Конечно, ничего почти не изменилось – душевные разговоры с мистером Бэггинсом стали хорошей традицией, сердечные пикировки с Фили и Кили отныне являлись частью ежедневного расписания чародейки, а общение с Арвен и Илией, по сути, превратилось в долгий, но крайне приятный обряд. Балин по-прежнему сторонился Красной Колдуньи, а Торин в принципе не замечал ее присутствия рядом. И Ниар его прекрасно понимала.

Король-под-Горой, прославленный в народе за свою несговорчивость и гномье упрямство, для себя, судя по всему, уже все решил. Он отлично представлял, какой властью обладает старшая Миас и на что она способна на самом деле. Седовласый старец, нравящийся ангбандке в силу ее военного воспитания, зря переживал за способность Торина делать здравые, точные выводы. Наследник рода Дурина простачком не был и, наперекор злым толкам, отлично разбирался в людях. Единственный грех эреборца заключался в его бездумной тяге ко всему опасному. В Ниар сын Осаа увидел тайну, разгадать которую был не способен. Приоткрыв же завесу загадочности Красной Колдуньи, наконец, осознал, как рискует и чем.

Но на решение Торина отправиться к Казад-Думу сложившиеся обстоятельства никак не повлияли. Попросив Талриса отыскать Траина Ниар не просчиталась; узнав о том, что отец жив, молодой Король преисполнился желания спасти старика. Эреборцу было невдомек, что в темных чертогах Мории его уже ждали кошмары, несравнимые с уже пережитыми ужасами. А Ниар отговаривать Торина даже не собиралась. Напротив: теперь, когда молодому гному казалось, что действует он самостоятельно, уверенность его росла и крепла. Чего и добивалась Красная Колдунья, в конечном счете.

Конечно, ей было больно. Ей было до тошноты скверно. Однако не в первый раз чародейка убеждалась в ограниченности и слабости душ существ, живущих в Эннорате. Ей приходилось обжигаться и раньше. Достаточно часто, чтобы перестать верить в любовь. Ее предавали, унижали и пытались лишить жизни. И все потому, что в наследство Ниар не повезло получить силу и власть Дор Даэделота. Торин исключением не был. Имея полное право судить свободно, он свой выбор сделал.

Хотя Ниар впервые показалось, что ей повезло.