Чертоги Казад-Дума

Слова гномки терялись в свистящих порывах дыхания зимы. Ниар на секунду показалось, что она вновь очутилась у склона Гундабада, в одиночестве, в растерянности, в смятении. Храброе сердце колдуньи обожгло безумствующим страхом – ей не хотелось больше становиться жертвой обстоятельств. Она не могла позволить себе вновь поддаться искушению. Не вопреки, но ради возможного будущего.

Сорвавшись с места, чародейка побежала к вратам. Внезапно поднявшаяся буря сметала с ног. Один раз упав, ангбандка в кровь разбила коленки – пришлось стиснуть зубы, чтобы не закричать. Подчиняя себе тело, девушка поднялась с земли, и оставшееся расстояние преодолела легким, невесомым аллюром. Укутанная в снежную шаль, остановилась во вратах. Подняв голову, поймала на себе взгляд Короля-под-Горой.

Он выглядел точно так же, как в тот день, когда они впервые встретились. Забавный гном, меньше всего похожий на гнома. Достаточно высокий, не в меру гордый, он улыбался той самой улыбкой. Только теперь в ней было больше грусти, чем восторженного удивления. В темно-синих глазах мельтешили отблески снежинок. Торин действительно ждал ее.

«Кем бы ты стал, добравшись до Эребора? — пытаясь отдышаться, Ниар стиснула зубы. Грудь часто поднималась и опускалась, нагнетая кровь в жилах. — Изменился бы, оказавшись в царской сокровищнице? Стал бы злее, лицемернее, глупее? Я видела твое сердце, Торин Дубощит, и оно показалось мне чистым. Но смертные существа изменчивы, им легко поддаться минутной слабости. Что выбрал бы ты – меня или Аркенстон?».

Она вгляделась в лицо Торина и поняла, что не нуждается в ответе. Возможно, он хотел заполучить ее, как охотники хотят заполучить уникальные трофеи. Возможно, любил, быть может – даже сильно. Но ступи она сейчас ему навстречу, вся сказка о любви перестала бы иметь какое-либо значение. Проявление открытости приравнялось бы к жестокости, а Ниар во имя себя не хотела лишать Короля-под-Горой единственно важной цели. Он жил и дышал благодаря извечной тяге вернуть свой дом. Что стало бы с Ниар, если бы кто-то особенно бессердечный лишил ее саму мыслей о Белерианде?

— Ступай, Торин Дубощит, — прошептала она одними губами, хороня в себе останки умирающих чувств. Горечь стискивала глотку стальной хваткой. Глаза пощипывало, хотя плакать ангбандка больше не имела ни сил, ни желания. Мертвая пустошь простиралась в груди Ниар, выжженная огнем неутихающих сражений, — ступай, и найди свой дом. Быть может, Валар учтут твое упрямство и помогут. Только не по пути нам…

Гном, все еще глядящий на Ниар, помрачнел. Будто прочитав мысли старшей Миас, сделал короткий шаг вперед. Триста футов отделяло их друг от друга непреодолимой бесконечностью. Безумный диалог, немой, нелепый, лишенный слов и касаний, сводил Красную Колдунью с ума. Где-то за спиной верещала Осаа, напевая о безбрежном счастье в согласии и любви. Но знала ангбандка, что удел ее лежит вдали от подобных вот ценностей. Ниар ведала свое место во вселенной и понимала, какую роль следует играть.

— Да будет так, — приподняв подбородок, колдунья бросила последний долгий взгляд на Торина. Моргнув, развернулась на месте и медленно зашагала прочь. Голова гудела, как после недельной попойки. Улыбка, притаившаяся в уголках губ, не сходила с лица ангбандской принцессы. Стараясь шагать прямо, девушка стиснула ладошки в кулаки. Коротенькие ногти впились в кожу. Чувствуя на себе тяжелый взгляд Короля-под-Горой, степенно подошла к Осаа.

— Что ты удумала? — мрачно спросила гномка. Застывшие в ее синих глазах слезы поблескивали в белом свете холодного дня. — Что ты удумала, колдунья?

— Уходи, Осаа, — Ниар заговорила нарочито бесчувственным тоном. — Я даю тебе шанс уйти. Не в моих правилах вести нечестную игру. Ты помогала мне, я помогу тебе. Возвращайся в Аман. Если же не вернешься сейчас, позже тебе придется встретиться со мной. Ты предупреждена.

Лицо гномки не изменилось. Быть может, она не до конца осознала всю серьезность произнесенных Ниар слов. А может, просто не захотела в них поверить. Миас решила, что не станет торопить несчастную. Сама нуждающаяся во времени, ангбандка не смела давить на убитую горем женщину. Пройдя мимо Осаа, Ниар направилась к конюшням. Невидящим взором озирая даль, она думала об отце.

«Когда-то давно, я даже не вспомню, когда именно, ты сказал мне, что у меня будет сложная судьба, — Ниар сглотнула, чувствуя возрождающуюся в сердце ярость. Волна за волной, она омывала разум колдуньи, пробуждая к жизни древнюю, первобытную ненависть. — Ты дозволял мне многое, надеясь, что я окажусь достойной наследницей твоего царства. Ты разрешал мне вести свою армию в бой, желая научить меня ценить жизнь. Ты дарил мне любовь и ласку, познакомил меня с моими лучшими друзьями, и, в конце концов, показал мне жизнь. Пришло мое время».

Она улыбнулась. Сквозь боль и отчаяние, улыбнулась. Принуждая себя забыть о том, что отравленная ядом душа умоляет о пощаде, лишь ускорила шаг. Хлесткий ветер бил в лицо; сотни тысяч снежинок жалили кожу, глаза, тело. С трудом признавая, что поступает вразрез с истинным своим желанием, Ниар дозволила себе отпустить Торина Дубощита. Ей нужно было забыть о нем. Ведь то, что требовалось сделать, она сделала – Король-под-Горой направлялся в Казад-Дум. Колесики плана продолжали исправно вертеться.

Пути назад теперь не существовало.

Пути назад теперь не существовало. Он не мог кинуться вперед, догнать ее, окрикнуть. Не мог отказаться от планов, нарушив свою непроизнесенную вслух клятву. Не имел права поступить так. Хотя бы потому, что Ниар ушла прочь, уступая свое место его невоплощенной в реальность мечте. Она пожертвовала желанным будущим во имя возможно достижимой цели. Поступила так, как должно поступить. Торин был благодарен кареглазой красавице за это. И за это он ее ненавидел.

Развернул бы он отряд, если бы она подошла и попросила его об этом? Вероятнее всего, да. На то были свои причины, и не все они относились к Ниар. Поход в Морию и самому Торину казался ужасным чудачеством: только безумец мог считать подобную авантюру достойным завершением столь долгого пути. А ведь у Торина были определенные обязательства – перед семьей, друзьями, своим народом. Он не мог допустить очередной трагедии.

«Ее глаза светились, — подумал эреборец, едва сдерживая в себе крики. Внутри него разыгрывалась немилосердная борьба между смертельной тоской и остатками избитой воли. Все рушилось вокруг, да и сам Торин ощущал себя избитым и потасканным. — Раньше я думал, мне этот свет чудится. Но видимо, так и задумывалось природой. Звезды в омуте янтаря».

На мгновение его мысленный взор затмили картинки возможного исхода всей этой странной, скучной, и оттого не менее жестокой истории. Он увидел себя спокойно живущим в Синих Горах рядом с той, кого избрало сердце. Он увидел Ниар готовящей обед, в белом передничке с парой пятен от острого соуса. Она улыбается, переворачивая котлеты на сковороде. Волосы на ее голове топорщатся в разные стороны. Пару непослушных прядей девушка небрежным движением заправляет за уши. Перекладывает приготовленное на тарелку и несет к столу, за которым сидят Фили и Кили, возмужавшие, повзрослевшие. Они грубо шутят по поводу ее стряпни, за что получают оплеухи. Пьют свежее пиво, вспоминая поход к Эребору. С маленького дворика, примыкающего к их деревянному дому, доносятся громкие детские голоса.