Чертоги Казад-Дума

— Я вижу Вас, господин, — путник, поравнявшись с Талрисом, без церемоний и колебаний встал перед чародеем на одно колено. Преклонив перед ним голову, покорно заговорил, глубоким голосом распевая слова: — Я вижу Вас, соратник Красной Колдуньи. Я посланник ее, одиноко бредущий к Казад-Думу. Раньше меня звали Больгом, и черная кровь разгоняла мое жестокое сердце. Великая даровала мне новую жизнь. Моим душе и телу она вернула утерянное наследие далеких предков. Теперь я желаю найти принцессу, чтобы служить ей верой и правдой.

— Ты сын бледного орка, — сильно помрачневший, Талрис мотнул головой. — Ничего не понимаю. Почему ты? И как Ниар это удалось?

— Что удалось? — Беорн, решившийся встрять в разговор, огромной рукой развернул к себе мага. Явно озадаченный Талрис глядел на непрошенного гостя широко распахнутыми глазами. — Может, объяснишь мне, что происходит? Вначале ты бежишь к нему навстречу и здороваешься с ним, как со старым знакомым. Теперь вот разговариваешь сам с собой. Где твоя сестра? И кто это, проклятие Мордора, такой?

— Я перерожденный, — вновь заговорил незнакомец, поднимаясь на обе ноги. Старающийся не смотреть Талрису в глаза, несчастный воззрился на оборотня. — Рожденный орком, теперь я сын забытого племени Кинн-Лаи. Совсем недавно я командовал армией уруков Гундабада. Там же я столкнулся с Красной Колдуньей и принял от нее поражение. Немногим позже принцесса вновь повстречалась со мной и сотворила для меня чудо.

— Теперь ты эльф, — Талрис, отвернувшись, прикусил нижнюю губу. Беорн, заслышав последние слова колдуна, взглянул на уши странного путника. Их острые кончики действительно виднелись из-под черных прядей. — Не думал, что это возможно. Вернуть оркам их первоначальный облик смог бы только отец. Удивительно, что Ниар осилила эту песнь. Еще более удивительно, что я ее не услышал.

— Все равно ничего не понял, — ошалелый и не на шутку напуганный, Беорн рукой ткнул в грудь замолчавшего эльфа. Поблескивающий глазами, он ждал чего-то с удивительным смирением. — Это что, урук? Мерзкий и гадкий кровосос, способный сожрать себе подобного? Бред какой-то.

— И, тем не менее, — Талрис поглядел в сторону того, кто назвался Больгом. — Не похоже, что он врет. Я сразу узнал в нем одного из Авари, задолго до того, как сумел разглядеть лицо. Только вот эльфов этих давно никто не встречал. Гордый и смелый народ некогда воевал под стягами Дор-Даэделота бок о бок с отцом, вровень с нами принимая удары от воинства Амана. Слово Илуватара исказило сущность этих бессмертных, обратив их красоту в уродство, а острый ум – в жестокость. Минуту назад я даже успел подумать, что воображение играет со мной злые шутки. Но нет. Произнесенное слишком похоже на правду.

— Святые пни Лихолесья, — ни разу не веря Талрису, Беорн поморщился. Моргнув пару раз, вновь принялся с удвоенным остервенением разглядывать лицо чудаковатого бессмертного. — Не верю я, что это возможно. Быть может, он просто посланник из Лориэна? Шпион?

— Взгляните мне в глаза, господин, — белоликий сделал шаг вперед. Опустив руки вдоль тела, смело обратился к Беорну: — Вы увидите в них огонь, который недоступен никому из ныне живущих Квенди. Это искры того самого света, что некогда освещал стены Ангбанда. Он исходит от затопленных земель, от разрушенных стен и укреплений Белерианда. Я орком был, действительно. Но теперь я прислужник той, что даровала мне мудрость и память. Верите Вы мне или не верите, но Ниар изменила меня.

— На его лице есть метки, Беорн, — задумчивый, Талрис сглотнул. — Эти рисунки сами Авари называли поцелуями Удуна. Таких нет ни у кого из старших детей Илуватара кроме тех, что жили в Дор-Даэделоте.

— Ты хочешь сказать, что Ниар действительно из орка сотворила остроухого воина? — Беорн не желал свыкаться с мыслью об осуществимости подобного. Ясно понимающий силу Красной Колдуньи и уважающий ее безмерно, он, как оказалось, не был готов столкнуться с результатами ее деяний лицом к лицу.

— Почему бы и нет? — Талрис улыбнулся сквозь печаль и сомнения. — Отец не пытался изменить орков, считая, что навредит им больше, чем поможет, если вновь вернет им первоначальный облик. Даже ради превосходства над противником он не желал подвергать уруков очередной пытке. Подобная магия чаще всего болезненна. Шли годы, все привыкли к тому, что некогда прекрасные авари превратились в ужасных монстров. Забылись ясноглазые стрелки Кинн-Лаи и место их заняли чернокровые варвары. Видимо, Ниар решилась на этот шаг скорее из принципа, нежели из корыстных побуждений. Мир вновь должен был увидеть лица истинных воинов Белерианда.

— Если таковы были их лица, то армии вашей не было равных, — заметил Беорн, невольно ежась. Вспоминая заливистый смех своей помощницы по дому, он едва ли сдерживал в себе крики смятения и трепета. Его милая добрая Ниар, никогда не спорящая, никогда не чурающаяся тяжелой работы… как она, такая хрупкая и сердечная, могла обладать столь разрушительной и безмерной силой?

— Я не помню тех времен, Беорн, — честно сознался Талрис. Оборачиваясь к эльфу, Миас оправил накинутый на плечи плащ. — Значит, звать тебя Больг, и ты приведен в этот мир моей сестрой. Скажи мне, Больг, почему Ниар столь великодушно поступила с тобой? Какие приказы она дала тебе, прежде чем отправиться в путь со своими компаньонами?

— Лишь преданность мою она попросила взамен за свой дар, — Больг говорил ровно, слов не подбирая, не увиливая и не колеблясь. Так не похожий на орка, он улыбнулся. Взгляд оборотня тут же приметил остроту клыков светлоликого. Зубы скорее звериные, нежели людские. — Сделка показалась мне честной, и я согласился. Не было больше будущего в Мордоре. Пришлось идти к тому, кто это будущее мог поднести.

— Почему ты теперь идешь к Казад-Думу? — Талрис не давил на собеседника. Внимательно слушающий бессмертного, Миас только хмурился и кивал. Густой тембр его голоса не дозволял уловить нотки отчаяния, страха или удивления. — Откуда тебе известно, куда следует направляться?

— Мой отец все еще там, господин, — Больг качнул головой, взор устремляя к ногам. Стыд омрачил его лик, боль исказила слова дрожью. — То существо, что впустило меня в этот мир, находится в Мории и ждет приказа от своего хозяина. Мне ведомо, что Властелин Колец намеревался встретиться с Ниар в старом гномьем царстве. Саурон готовил армию, точил клинки и собирался выступить на запад. Едва ли он желает заключить с Красной Колдуньей мир.

— Можешь сказать, сколько бойцов выступит с ним? — Талрис перестал ходить вокруг да около. Задавая конкретный вопрос, он стащил со спины колчан со стрелами. Не зная, что удумал чародей, Беорн пытался решить, стоит верить светлолицему эльфу или не стоит. Медведь давно перестал понимать, кто и за что сражается в бессловесной битве древних владык. — Скольких Майрон приведет в долину Нандугириона?

— Десятки тысяч орков и троллей готовы выступить с ним, — молвил эльф, наблюдая за тем, как колдун закрепляет одну стройную стрелу в промёрзшей земле. — И это малая часть его воинства.

— Он не настроен биться до последнего вздоха, — подытожил Талрис, крепя к стреле серебряные бубенцы. Облизнув губы, Миас поднял голову и хохотнул. — Кому, как ни Майрону знать, что эта армия не выдержит и десяти минут боя с нами. Нет, он задумал нечто иное. Надеяться на прощение Майа уже не может, но и о победе ему мыслить глупо. И если он не собирается начинать битвы, значит, желает понаблюдать за ней.