Чертухинский балакирь
Шрифт:
– Н-нно!
– не удержался Петр Кирилыч.
– А что? Не веришь? Никакой вагой такого пня не скорчуешь, когда на него, то есть как это сказать: пень - значит, уже не на пень - а на нашего брата на вырубке где-либо наткнешься…
– А ведь это вот как часто бывает… семь потов сгонит, а хоть бы с места.
– Да ты, Петр Кирилыч, лучше слушай… Известно, будешь даром потеть и наутро зря пораньше придешь: никакого пня на этом месте тебе не найти, потому пенек за эту ночь… убежит!..
– Убежит?..
– Убежит!.. А тут увидишь совсем гладкое место, и на этой плешине будет цвести земляника,
– Пень? Скажи, сделай милость!
– дивится Петр Кирилыч…
– Только опять про то же: надо его различать, а то в лесу разведешь землянику, а печку зимой будет нечем топить!..
– Не знаю уж доподлинно кто, а кто-то мне про все это рассказывал в полной подробности… - замысловато закинул Петр Кирилыч, до того ему все было интересно выпытать да разузнать. Благо такой случай…
– Не знаю уж, какой Фрол тебе плел… только, Петр Кирилыч, слышишь ты это впервые… потому этого человеку не дадено знать… У человека и разум человечий, а у зверя - звериный… а у нас вот ни то ни другое, но… если то и другое сболтать… да ты, я вижу, мало что понимаешь?..
– Как не понять? Понимаем!.. Только дивлюсь вот, как у тебя все это выходит кругло!..
– Не-е-ет!.. Ничего ты, Петр Кирилыч, я вижу, не понимаешь! В мире, Петр Кирилыч, все круглое. Недаром же ты сам дивился на месяц: выплывет в иной раз - как от хорошего токаря большое блюдо кто вынесет… Да, брат, делали все это не плетари какие-нибудь, а золотые умелые руки: без ошибки!.. Потому круглый месяц, круглое солнце, кругло и колесо… у телеги, потому что телега иначе не стронется с места, а на то она и телега, как на то же и месяц, и солнце, чтоб не стоять на одном месте, а катиться и катиться по небу. Куда?.. Вот этого, брат, никто уж не знает, потому у этой дорожки нигде нету конца.
– Астроломы знают!..
– Астроломы - дуроломы: не знает никто… Мир, Петр Кирилыч, как большая кадушка, и в этой кадушке засол без прокиса… Знаешь, как бабы солят огурцы?
– Ну вот бы не знать… Сперва воду до ключа греют, а потом соли кидают…
– То-то и дело, что соль… А сколько вот, чтобы огурцы не прокисли?
– Не мало, не много, а так… чтобы враз…
– Ну вот, по этому по самому любая баба больше знает о мире, чем астролом… потому астролом огурцов не умеет солить… И как бабы солят их, тоже не знает… Все дело в яи… чке…
– А… а! То-то Мавра солит с яйцом…
– Видел: яйцо в рассоле плавает, вниз и вверх само по себе, куда ни захочет… само.
– И верно, хороши у нее огурцы…
– То же самое вот, к примеру, и наша планида. Плавает она в рассоле в кадушке, большой зеленый такой огурец, и жизнь на ней как огуречный душок: потому хороший… рассол…
– Так же значит и… звезды?..
– Полно, Петр Кирилыч, какие там звезды: клюква это растет… Это нам отсюда кажется: звезды!..
– И блюдо круглое…
– В мире, Петр Кирилыч, все круглое… потому, Петр Кирилыч, человек, если ты сам на себя поглядишь хорошенько, к примеру сказать, тоже круглый…
– Круглый?..
–
Круглый… Только, Петр Кирилыч, круглый дурак… потому думает про себя, что он оченно умный, а на самом-то деле, что и к чему у него все перед глазами, - не понимает и никогда не поймет…– Где понять… - согласился Петр Кирилыч, взглянувши на небо.
– Да, не поймет, - повторил Антютик, тоже пощурившись кверху, -потому у того, кто это все делал, остался… секрет…
– А кто это… будет?..
– хитро спрашивает Петр Кирилыч.
– Не знаю, Петр Кирилыч, - ответил Антютик, - ей-богу, не знаю!..
"А вот отец Миколай, верно, знает!" - подумал про себя Петр Кирилыч…
– Ну вот, Петр Кирилыч, как у нас с тобой все это складно вышло, -вдруг заговорил Антютик веселым шепотком, - потрепались малость и незаметно пришли…
Взял Антютик Петра Кирилыча за руку и остановился…
– Ты пригнись-ка к земле… послушай хорошенько, как твоя краля поет: голосок у нее соловьиный!..
Петр Кирилыч пригнулся и по росе услыхал, как в прибережных кустах защелкал первый, должно быть, только что прилетевший на Дубну соловей, -водилось их на Дубне в старое время, сказать теперь - не поверят!..
Запел соловей и разлился весь сразу, словно серебристый горох на воду рассыпал, а потом опять причмокивать начал и словно на маленьких хрустальных пальчиках прищелкивать: дескать, хорошо!.. Хорошо, черт возьми, на Дубне!.. И под его щелканье шумит в плотине вода, и завороженный лес шумит, и под соловьиные пересвисты и перечмоки вдруг в самых ушах у Петра Кирилыча запел нежный и печальный девичий голос, как бы издалека зовущий и плачущий вдалеке, отчего и у Петра Кирилыча, должно быть, больно заколотилось в груди, в глазах потемнело и все заволоклось в весенний душистый туман:
Над серебряной рекой, на златом песочке
Долго девы молодой я искал следочки…
А следов как будто нет… Их и не бывало…
На кого же, дева-свет, меня променяла?..
Не с того ль легла тоска в сердце молодое,
Что златой песок река унесла водою?..
Что серебряной рекой увел по песочку
Барин, парень городской, мельникову дочку?..
– Хорошо поет, Петр Кирилыч!
– говорит Антютик, так и расплывшись своей скуластой рожей.
Смотрит Антютик на Петра Кирилыча, и не может Антютик понять, что это такое творится с Петром: весь он согнулся и припал к земле, и руки рвут чуть заметную травку на ней, и в глаза ему словно кто налил чистой дубенской воды, отчего они стали еще светлее и чище, и синева в них переливается такая же глубокая и густая, как и у Антютика зелень…
– Петр Кирилыч, - говорит ему Антютик, - вот теперь и ты мне скажи, потому что и я теперь не понимаю… Я, видишь, знаю, отчего у вашего брата бывает под носом мокро, это и у зверей тоже, когда сопливая болезнь у них заведется, а также в звериной старости это бывает, но вот почему и кто это тебе в глаза сейчас налил такой чистой воды, убей меня - не пойму!..
Антютик пригнулся к Петру Кирилычу и лизнул ему по глазам языком. Такой у него язык теплый, большой и шершавый, как лошадиный…
– Ба!.. Да она, эта вода-то, соленая!.. Отчего это, Петр Кирилыч, скажи?..