Четвертая стрела

– В голове, - отвечал Ласло, - все-таки дело рискованное. Я подскажу тебе по-первости.

– Нумер четыре, как я понимаю - старший граф Левольд, отбывший в Европу, - принялся угадывать Копчик, - а нумер пять?

– Его брат, младший Левольд - выбыл из фаворитов и, похоже, навсегда, сейчас махается с княгиней Лопухиной.

– Видел их обоих вместе в лодке, - подтвердил Копчик, - выходит, акции его подешевели.

– Ну, на него никто и не ставит. Наш кумир - нумер шестнадцать. Помнишь, по чьему делу сидят у нас мундшенк и дворецкий?

– Напрасно вы проставились, - скептически произнес Аксель, - готов спорить, через пару дней тех двоих отправят по домам, и ее величество прикажет прекратить это дело.

– Откуда тебе это ведомо?
– удивился Копчик, - Были слухи?

– Что ты, какие слухи, все из головы, - Аксель похлопал себя по блестящей лысине и отпил из бутылки, - Сам посуди, в чем виновен прокурор Ягужинский? Он обозвал графа Бюрена блядиной немецкой, тот вознаградил его армейским содомитом, они сцепились, помахали шпагами, их разняли, и каждый остался вполне доволен собой. Оба, можно сказать, отвели душу. Слухи о мстительности и злобе Бюрена преувеличены и, я думаю, им же самим. Вот увидите - он сам и прекратит это дело. Раздувать сей огонь - позор для обоих.

– А как же распопа с его вороной?
– спросил насмешливо Ласло, - Неужто ворона страшнее, чем шпага в заднице?

Третий месяц в крепости томился незадачливый распопа, в пьяном виде во весь голос исполнявший на базаре немудреную частушку о монаршем фаворите (Как у нашего Бирона на хую сидит ворона. Как ворона запоет - у Бирона хуй встает).

– И почему про Левольдов ничего подобного не поют?
– удивился захмелевший уже Копчик.

– Левольд не рифмуется, - пояснил Аксель, - а тут как по заказу все сошлось.

Ворона та красовалась на фамильном гербе графов фон Бюренов.

– Приговор вернулся с монаршей апробацией, - припомнил Копчик, - распопе сему язык вырезать, кнутом высечь и сослать в Охотск на вечное поселение.

– Злодеяние против первого пункта, оскорбление особы государя, - разъяснил Аксель, - граф Бюрен у нас чья игрушка? Самому-то ему эти стишки даже лестны.

– Почему это?
– не понял Копчик.

– Во-первых, поет ворона довольно часто. Во-вторых, имя графа в песне сей произносится во французской транскрипции, а он спит и видит, чтобы все его именно так именовали. И тут такая удача... Так постепенно и забудется его немудрящее истинное имя, и войдет он в историю под фамилией великих французских маршалов.

– Когда ты язык распопе режешь?
– вскинулся вдруг Ласло.

– Не я режу, Михалыч проспался, - отвечал, зевая, Аксель, - завтра, то есть сегодня уже, в восемь часов пополуночи.

– Не выйдет, - сокрушенно проговорил Ласло, - Смерть заходил к нему неделю назад.

Копчик удивленно на него уставился - что за смерть и отчего в мужском роде?

– Авось успеем, - отмахнулся небрежно Аксель, - но ты конечно хорош гусь.

– Платит изрядно, - с легким смущением признался Ласло, - так будете ставить, господа? Или спать пойдем?

– Я не буду, не пообвыкся еще, - отвечал скромный Копчик.

– На шестнадцать не буду, говорил почему, - отказался и Аксель, - а других вариантов пока и нет. Уложишь нас у себя в мертвецкой, Ласло?

– С превеликим удовольствием.

Приятели собрали в узел остатки пира и пустые бутылки - начальство не одобряло распитие на крепостной стене. На неверных ногах спустились по лесенке вниз, в мертвецкую и, не будь они служащими тайной полиции, сели бы на пол от страха - на пороге мертвецкой ожидала черная фигура с наброшенным на лицо капюшоном.

– Здравствуйте, господин Десэ, - первым нашелся Ласло, - Как вы вошли?

Черная фигура шипяще рассмеялась и откинула капюшон - открылось хищное лицо с оловянными глазами, белокурая грива рассыпалась на плечи. Было ему лет пятьдесят, этому господину Десэ, но язык не повернулся бы назвать его стариком. Он был высокий и плечистый, с дерганой энергичной физиономией и кривой неприятной улыбкой.

– Как я понял, еще не время?
– спросил он, а на вопрос Ласло - не ответил.

– Пока ничего, - отвечал Ласло неуверенно.

– Я подожду, - господин Десэ вошел в мертвецкую и без приглашения уселся на скамью. Ласло беззвучно проводил друзей в свои покои, прикрыл дверь, бросил покрывала на сундук:

– Прошу, господа!

– Кто это?
– полюбопытствовал Копчик. Аксель молчал - он, кажется, знал.

– Это Смерть, - шепотом отвечал Ласло, - Десэ, по-французски смерть. Пойду-ка я, проведаю нашего распопу.

Ласло скрылся за дверью, и Аксель тут же обрушился на сундук и, как по команде, захрапел. Копчику места на сундуке почти не осталось, он уселся в ноги и прислушался. Сердце его тревожно трепетало.

Послышались шаги, грохот сапог - пришли караульные. Что-то бросили на стол - судя по звуку, потоптались, поматерились, ушли. Копчик поднялся с сундука и выглянул в щелочку приоткрытой двери. Ласло зажигал свечи в мертвецкой, на столе перед ним лежало тело. Десэ не было видно.

– Я описал его еще в камере, вы можете приступать, - по-немецки сказал Ласло, и с дальнего стола поднялась черная тень. Десэ сбросил плащ, снял с крюка кожаный фартук и надел на себя. Поднял с пола саквояж с инструментами, поставил на стол возле трупа и раскрыл.

– Мне мало света, дай еще свечей, - обратился он к Ласло, и Ласло покорно направился за свечами. В дверях мертвецкой столкнулся еще с одним черным человеком:

– Добрая ночь, господин Рьен.

Господин Рьен не ответил ему ничего. Он стоял на пороге, невысокий, тонкий, в смешной шляпе с козырьком и ушами и в полумаске вроде тех, что носят гризетки - и смотрел на Десэ.

– Мой мальчик, ты вовремя, - Десэ поспешил к нему, помог снять плащ и затянул ремни кожаного фартука на его тонкой талии. Господин Рьен не проронил ни слова. Вошел Ласло со свечами, поставил шандалы на соседние столы, озарив покойника с черным лицом, львиный лик Десэ и точеный профиль господина Рьен с голубоватыми тенями утренней щетины.

Ласло вернулся в свою комнату, увидел неспящего Копчика и скривил лицо.

– Кто они?
– шепотом спросил Копчик.

– Алхимики, - отвечал тоже шепотом Ласло, - Десэ настоящий алхимик, а второй - мажор, камер-юнкер или шталмейстер при дворе, он так отдыхает.

– А солдаты? Как же караульные?
– удивился Копчик.

– Караул в доле, - пояснил Ласло, - ты же видел, как они вошли. Ложись, я пойду, послежу.

Ласло вышел, Копчик помаялся-помаялся и вновь приник к приоткрытой двери, заглянул в щель. Десэ вынимал из раскрытой грудной клетки трупа органы, перебирал их, как самоцветы, и передавал своему товарищу со словами: