Четвертая стрела

– Я сама еще толком не знаю, - Герка потянулась с моих колен и нагло выкусила кусок булки. Отбежала, принялась угрызать, давясь и прижимая лапкой, - Я еще не додумала, Раечка. Наверное, как-то так:

эта фантазия, когда Ромул лично стреляет в тебя;

когда Ромул, блядь, лично входит и честно стреляет в тебя...*

(*автор Линор Горалик)

1733 (осень). Доппельгангеры и лоррен

Дознание окончилось, подследственного унесли. Аксель неспешно очищал инструментарий - Михалыч, подлец, опять запил и кнута не в силах был удержать. Секретарь канцелярии, почтенный Николай Михайлович Хрущов, стальная ось, вокруг которой вращалась вся жизнь замечательного сего учреждения, молодой еще худощавый человек с булаными волосами и бледным, чуть навыкате, взором, собрал бумаги со стола в папку, кивнул Копчику:

– Протокол передай копиистам, к завтреву должен быть готов, - голос у Николая Михайловича был высокий, звонкий, мальчишеский.

Копчик аккуратно собрал в стопку влажные еще листы, понес было к выходу - и тут же шагнул назад, сметенный обратно в пытошную небывалой процессией.

Они шли по коридору стремительно, как на таран. Впереди два дюжих молодчика в зеленых полицейских мундирах несли продолговатый сверток веретенообразной формы - на плечах, наперевес, словно собирались свертком своим двери выносить. За ними следовал рослый господин в партикулярном, в черной, носатой маске.

Процессия вдвинула Копчика с его листами назад, в пытошную. Полицейские сложили свой сверток на пол и замерли, господин в партикулярном встал на пороге, огляделся. Николай Михайлович поднялся навстречу ему и поклонился с почтением:

– Рад приветствовать вас, господин фон Мекк.

– Мe surprendre, Николас!
– театрально проговорил фон Мекк, то ли по-французски, то ли по-немецки - слова его были французские, а произношение немецкое, лающее, - Размотайте нашего гостя, господа, - обратился он к своим подчиненным, уже точно по-немецки.

Николай Михайлович стоял с видом невозмутимым и даже насмешливым, пока полицейские разворачивали на полу свою куколку. Фон Мекк прошел за стол и уселся на его место - он двигался легко, как танцор - и теперь сидел, играя тростью. Перчатки на нем были тончайшие, цвета маренго, а партикулярное платье - в глуховатой палитре поздней осени, сероватый пурпур, самый модный цвет сезона. На клюве его носатой маски были вырезаны ноздри, узкие, каплями, подобные льняному семени.

– Мe surprendre!
– повторил господин фон Мекк. Копчик и Аксель переглянулись. Человек из свертка уже сидел на полу, лохматый, с круглыми глазами, и наряд на нем оказался ничуть не хуже, чем на господине фон Мекк - в лососинных тонах с серебристым позументом.

– Алексей, проведи для нашего гостя ознакомительный тур, - обратился к Акселю Николай Михайлович, и в звонком его голосе слышалась ирония, - Расскажи об инструментарии, с которым работаешь, и при необходимости препроводи сего господина в мертвецкую - покажи, какие орудия каковые следы от себя оставляют, - Николай Михайлович повернулся к господину фон Мекк и пояснил почтительно, - Алексей молодой кат, но весьма толковый. В Геттингене учился, знает латынь и греческий, а все, что делает - делает с глубочайшим знанием...

Полицейские подняли гостя и подвели к дыбе - сам тот не шел. Аксель любезно разложил перед ним богатую свою коллекцию, тряпицей протирал скобы и крючья и о каждом подробно рассказывал - по-русски и по-немецки, неизвестно, какой нации окажется гость. Фон Мекк подманил к себе Николая Михайловича и что-то зашептал ему на ухо. Копчик ощутил себя лишним, но уйти не решился, стоял с бумагами возле своего столика.

Визит в мертвецкую не понадобился - когда Аксель принялся любовно оглаживать длинную стальную иглу и воркующе повествовать, куда заходит та игла в раскаленном виде, гость закатил глаза и опал. Полицейские поддержали его - на весу.

– Плод созрел, - фон Мекк поднялся со стула, - Николас, отведи нам с предметом моей страсти отдельный кабинет, - фон Мекк обнял Николая Михайловича за плечи и повлек за собою к выходу, - Шампанское можешь не подавать.

Гостя полицейские несли за ними следом, поддерживая под локотки.

– Может, писарь вам нужен, господин фон Мекк?
– поинтересовался Николай Михайлович. Он оглянулся на Копчика и подмигнул.

– Не стоит, - отмахнулся фон Мекк маренговой своей перчаткой, - Сашечка у нас грамотный, сам все напишет. И подпишет. Перо с бумагой подай.

Процессия покинула пытошную, только тряпки остались лежать на полу. Аксель невозмутимо протирал ветошью зубчатые большие щипцы.

– Кто это был?
– шепотом спросил Копчик.

– Господин фон Мекк, секретарь полицейского управления, - вполголоса проговорил Аксель, принимаясь за стальное кольцо с обточенными краями, - Господин фон Мекк воспринимает свою высокую должность как приватирский патент.

– Хороший какой господин, - задумчиво произнес Копчик, - нарядный такой, в шляпе с пухом и в перчаточках...

– Так немец. Каким еще, по-твоему, должен быть господин фон Мекк?

– Такие перчаточки ты у наших кожемяк не купишь, эти перчаточки приехали прямиком из Парижа, и не каждый дворянин может такие себе позволить. В Париже такие перчаточки только начали нашивать.

– А ты откуда знаешь?
– Аксель захлопнул ящик с инструментами и поднял на друга удивленные глаза, - Или ты модник?

– Я все должен знать, служба обязывает, - пояснил Копчик, - пойду, отдам протокол копиисту, а то все листы обрыганы. Так хоть чуть подсохли...А ты понял, что говорил тот нарядный остзеец?

– Он всегда говорит одно и то же - "удивите меня". Такая у него присказка.

– По-французски или по-немецки, не понять?

– Это не то и не другое. Господин фон Мекк говорит на лоррене, хотя искренне почитает его за французский, - усмехнулся Аксель, - возможно, у него был дурной гувернер.

– Что за зверь такой - лоррен?

– Язык Лотарингии. В моем Геттингене был один лотарингец - они говорят по-французски, но с немецким произношением, не каждый француз их поймет. Видно, один из этих жуликов и попался фон Мекку в учителя...

Зимою того же года Копчик чуть было не уверовал с существование доппельгангеров. В темном переулке по пути со службы напали на него лихие люди, ударили по голове доской и сняли все - сапоги, кафтан зимний, теплый, рубашку голландского полотна, штаны утепленные, шапку кроличью, даже варежками не побрезговали. Сапоги особенно было жаль. Бесчувственного Копчика обнаружил полицейский патруль, завернул в тулуп и препроводил в участок. Дежурный, увидев коллегу в столь жалком положении, пообещал немедля сыскать обидчиков. Копчик, впрочем, особо на это не надеялся. Послали за Акселем - Аксель и Копчик с недавнего времени вместе снимали квартиру у одной косоглазой вдовы-капитанши. Примчался сонный Аксель - со штанами и прочим добром. Копчик же, ожидаючи, разговорился с дежурным, тот поведал завернутому в тулуп дрожащему Копчику несколько утешительных полицейских баек. Копчик в ответ рассказал, поправляя на носу чудом уцелевшие очки, как явился к ним в крепость мундшенк с собственноручной запиской от государыни, предписывающей "сего мундшенка высечь плетьми за сквернословие, пьянство и блядство".