Четвертая стрела

Я сбежала по ковровой лестнице вниз, мимо Сонечки с ее Ленином, мимо конторки с добрым охранником - на улицу, выхватила из-за обшлага своего камзола черную сигариллу, подожгла и нервически затянулась. Дани выплыл из подъезда - спокойный и важный, как принц.

– Предатель! Почему ты бросил меня?
– прокричала я ему злобным, свистящим шепотом, - А если бы он меня изнасиловал? Убил? И съел?

– Je ne voulais pas te d'eranger*, - мирно проговорил Дани.

(*Я не хотел тебя беспокоить)

– Ты, ты, ты - да ты сраный пророк Авраам. Когда надо, я тебе жена, а когда не надо - я тебе сестра, - я затянулась чересчур и закашлялась.

– Quelle association complexe...*

(*Какая сложная ассоциация)

– Вы так очаровательно ссоритесь, - за нами спустился этот идиотский Макс с его полированными ноготками и мгимошным французским, - я позабыл, Электрозавод или Хлебзавод?

– Хлебзавод, - машинально ответила я, - Дани, ты что, пригласил его на репетицию?

– Оh oui, - отвечал беспечный Дани.

– Ну и на хуя он там нам нужен?

– К вашему сведению, я беру уроки вокала, - обиженным тоном отвечал Макс. Он был красивый и никакой, с незамутненным лицом округлой яичной гладкости. Любознательный мажор из "Москвы-Берлина".

– Я тоже вас узнал, - в серых глазах его плавала нежность, как топленое масло в каше, - Прекрасная амфетаминовая грубиянка.

1733 (зима). Безобразная графиня

– Какая красота, - Николай Михайлович приблизился к висящему на дыбе подследственному, - А злые люди утверждают, что мы ничего хорошего здесь у себя не видим...

– Впервые за всю службу мне жаль применять кнут, - сознался растроганный Аксель.

Копчик вытянул длинную шею и тоже глядел. На дыбе висел человек, по материалам дела - матрос фрегата "Святая Анна" Андрей Попов, и спину сего матроса от шеи до ягодиц украшала дивная картина. В облаках, среди синих диковинных птиц, верхом на коротколапом, завитом кольцами драконе летела обнаженная дева с ликом заостренным и белым, как юная луна. И все, что можно, видно было у девы в подробностях. А ножки у девы были отчего-то совсем маленькие. И райские синие птицы путались в ее длинных вороных волосах, как в сетях.

– Вот ответь, умница наш Прокопов, для чего человеку на спине такая дева?
– с интонацией школьного учителя спросил секретарь.

– Содомит он вестимо, ваше благородие, - предположил догадливый Копчик, - матросы, в море плавают, баб месяцами не видят, а тут, как ни возьмись, наш, - Копчик заглянул в документы, - Андрей сын Попов, на лицо не самый пригожий, но если со спины подойти - тут вам в помощь дева сия...

– Посмотри, Аксель, проверь, угадал ли умница Прокопов?
– вопросил Николай Михайлович.

Аксель наклонился, посмотрел:

– Угадал...Перед нами содомит.

– Быть тебе, подканцелярист, вскорости канцеляристом, - обнадежил Копчика секретарь, - проводи самостоятельно дознание, протокол потом предоставишь. Погань, конечно, дева эта, но мне бы с таким рисунком думочка дома не помешала. Человек я одинокий, холостой, а так взглянул бы на думочку с такой вот амазонкой перед сном - и утешился бы в горестях...

– Так давайте мы, ваше благородие, - начал было Аксель, но Николай Михайлович сверкнул на него мгновенно заледеневшими глазами:

– Отставить, Пушнин! С такими мыслями не бывать тебе катом. Мы не звери тут и не таксидермисты.

Секретарь вышел, и Копчик тут же спросил:

– Что такое таксидермисты?

– Чучела делают, - пояснил Аксель, - Знаешь, к кому он пошел?

– Один злодей шпиона в печной трубе нашел и убил, - вспомнил Копчик, покосился на подследственного и махнул рукой, - А, этот все равно уже, считай, без языка. Помчали, Аксель.

Андрей сын Попов вину свою признал, но протокола подписать не успел - на дыбе помер, хоть и старался Аксель щадить его разрисованную шкуру. Копчик вызвал караул, и втроем потащили они тело вниз, в мертвецкую. В темной мертвецкой Ласло принял тело, и как только ушли караульные - из мрака выступил белокурый лион Десэ, накинул на гриву свою капюшон и был таков.

– Опять он здесь, - недовольно проговорил Копчик, - смотри, Ласло, добром не кончатся эти посторонние в мертвецкой. А если поймают вас в камерах - хоть и плакать будем мы с Акселем, но шкуру придется с вас спустить.

– Наивный ты зайчик, - Ласло засмеялся - зубы у него были длинные и белые, как у настоящего упыря, - Сегодня убийца пришел в камеру к убийце. Ты слышал о злодее, придушившем шпиона? Через час после его ареста явился Десэ с запиской к секретарю нашему, секретарь прочел ту записку и сжег. Я провожал Десэ, стоял у него за спиной и видел почерк. Десэ отдал секретарю железную коробочку, и я тут же увел его. А где, по-твоему, сейчас секретарь?

– Допрашивает злодея, - медленно проговорил Копчик, - так чей там был почерк?

– Буквы "добро" и "люди" так пишет только наш. Настоящий, - Ласло жестом изобразил, как он это пишет.

– Тогда понятно, кто протежирует алхимиков. А почему он, кстати, Настоящий? Все недосуг было спросить. Как будто где-то есть не-Настоящий.

– Он есть, - усмехнулся Ласло, - и ты о нем знаешь. Андрей Иванович Остерман, хозяин сегодняшнего убитого шпиона. Нумер два в нашем мартирологе.

– Оракул?
– припомнил Копчик.

– Он самый. Он Андрей Иванович не настоящий, имя его истинное Генрих Иоганн или как-то так. А наш, выходит, самый что ни на есть настоящий, при крещении так наречен. Видишь, как просто.

Взгляд Копчика остановился на обнаженном теле мертвого матроса-содомита, и внезапная идея пронзила его сознание:

– Ласло, ты же хорошо рисуешь?

– Ну да, - согласился Ласло, - нас, лекарей, заставляли в университете рисовать.

– Перерисуй для меня узор со спины сего детины. Не в службу, а в дружбу.

Ласло перевернул покойника, посмотрел:

– Занятно. За что вы забили-то его, красивого такого?

– Сам помер, от ужаса. А так он тинтиннум повесил на дверь - знаешь, Ласло, что такое тинтиннум?

– Знаю, - ухмыльнулся Ласло, - хрен с колокольчиками.

– И сам понимаешь, как он этот тинтиннум называл. При гостях, придурок. Ну, и сдали его тут же, свои же соседи.

– Называл - так, что с вороной рифмуется?
– уточнил Ласло.

– Да не смешно уже, - вздохнул Копчик, - надоели уже с этой темой, ей-богу. Так ты перерисуешь?