Четвертая стрела
Шрифт:
– Удивил ты меня, - рассмеялся дежурный, - начальник наш, секретарь фон Мекк, все требует, чтобы мы его - удивляли. Ты бы ему понравился...
– Я видал как-то вашего фон Мекка. Он высокий и ходит так - плавно, словно танцует.
– Он шар и катается как шар, - возразил дежурный, - если досидишь до утра, увидишь, как он выкатится из своей кареты. К шести пополуночи он у нас уже на службе. Немец!
Копчик подумал, что у всех свои представления о строении мужской фигуры, и тут-то и явился Аксель с вещами.
– Здоров, коллеги!
– поприветствовал он Копчика и
– это предназначалось одному дежурному, - Как же тебя угораздило, жертвочка?
– второе уже было для Копчика.
– Сам не знаю, прохлопал, - смутился Копчик, - говорят, намедни самого Липмана тати общипали, а он банкир, с охраной ходит, куда уж мне-то?
– Верно, общипали подлеца, - подтвердил дежурный.
– Эх ты, рыцарь крапивного семени, - Аксель передал Копчику тюк с вещами, - Облачайся. И пока я был удивлен, сняли куртку, штаны и часы...
– Нет у меня часов, дороги они, - отвечал Копчик, первым делом влезая в штаны.
– Это я так, стихи. Обидчиков-то найдете?
– не без лукавства спросил Аксель у дежурного.
– Будем искать, - прогудел без интонации дежурный. Вернулся с обхода патруль. Грелся у печки, отряхивая снег и топоча сапогами. Копчик оделся, подписал заявление, составленное под его диктовку - обстоятельное, логичное, замечательно сформулированное, но совершенно бесполезное.
Копчик и Аксель вышли на крыльцо - в черном небе мерцали звездочки, но было уже утро.
– Может, сразу на службу?
– предложил дисциплинированный Копчик, - Чтоб лишних кругалей не делать?
– Пошляк ты, - обиделся Аксель, - что тебе там - намазано?
– Вон кому намазано, - кивнул Копчик на подъехавшую карету, - Бери пример. Господин фон Мекк, с шести часов на службе.
Аксель сделал странное движение - словно хотел отвернуть Копчика от кареты, но в итоге всего лишь взял его за рукав. Дверца кареты распахнулась, на землю скатился румяный колобок в пуховой нарядной шляпе и с достоинством проследовал мимо друзей - как мимо пустого места. За дверью послышался топот, нестройные приветствия, и приятный гортанный голос произнес отчетливо на чистейшем французском:
– Eh bien, messieurs me surprendre!
– Пойдем, Копчик, - Аксель потянул товарища за собой, - Не думай об этом, не стоит. Не нашего ума это дело. Считай, что они доппельгангеры.
1998 (лето)
"Нас было трое, и все в нашей жизни было разделено поровну на троих. Если же одному из нас выпадало чуть больше - счастья ли, горестей ли - он всегда мог поделиться с другими своими братьями. Любви же из нас троих более всех пришлось на долю младшего из братьев - потому что двое старших любили его бесконечно.
Когда же маятник качнулся и разделил нас на двоих и одного, одним движением отбросив его от нас? Как случилось, что триединая гидра распалась и стало два человека - и еще один человек, уже нам не принадлежащий? Внешне все оставалось по-прежнему, но я вспоминаю ту долгую череду празднеств, и черноглазого стройного господина с собакой,
и Рене, все праздники не сводившего с него глаз. Он так и смотрит на него с тех пор, не отрываясь, снизу вверх. А мы для него - просто шум за сценой."Такие люди, как этот Казимир Вальденлеве, в упор не видят окружающих себя - слуг, компаньонов, врачей. Зато тем, в ком разглядели равных - сгоряча приписывают поистине шекспировские страсти.
Четверг у Дани - французский день. Это не значит, что мы должны ему отвечать по-французски - мы просто не можем - но он безжалостно обращается к нам на языке Бодлера и Ронсара.
– Бонжур, шери, - Данька растормошил меня в моих подушках. Он подхватил меня на руки и понес в ванную - как только сил хватило - поставил перед раковиной и включил воду:
– Вуаля!
– и вложил в мои руки зубную щетку и пасту, как скипетр и державу.
– А я и забыла, что ты у нас сегодня профессор Выбегалло, - я выдавила на щетку полосатую гусеничку, - А скажи что-нибудь длинное.
– Je dis le loup, car tous les loups
Ne sont pas de la m^eme sorte.
Il en est d"une humeur accorte
Sans bruit, sans fiel et sans courroux,
Qui, priv'es, complaisants et doux
Suivent les jeunes demoiselles
Jusque dans les maisons, jusque dans les ruelles,
Mais, h'elas! qui ne sait que ces loups doucereux
De tous les loups sont les plus dangereux?*
(*Я назвал его волком, потому что эти хищники
Не то, чем кажутся.
Он в прекрасном настроении,
Вкрадчивый, беззлобный и ласковый,
Самоупоенный и сладкий до приторности
Сопровождает юных леди
На улице и дома
Но увы! Мы знаем, что именно эта
Сладкая разновидность волков - самая опасная.
мораль из сказки "Красная шапочка")
– Ну вот, понесло...
– я вытолкала Дани из ванной и принялась чистить зубы. В зеркале отражалось сонное, отекшее лицо любителя пива. Красные слезящиеся глаза, красный нос... У меня аллергия на цветение, и в разгаре месяц май. А пиво я вообще-то совсем не люблю.
Сегодня нам с Дани предстояло посетить премьеру. Наш друг Тихон снял нас в своем учебном фильме - в роли одинаковых демонов, несущих героя в ад. Теперь предстояло разделить с Тихоном момент его триумфа - или позора, если фильм окажется отвратителен. Ни я, ни Дани результата пока не видели, но, зная Тихона, предполагали наихудшее.
– Какой адрес?
– спросила я, облачаясь во все парижское. Я нищеброд, но все мои заработки уходят на шмотки от Ямамото - люблю мерзавца. А на премьере у Тихона сам бог велит выглядеть как косплейщик "Ворона".
– Вильгелльм Телль. Рю, - поспешно вставил Дани французское слово, - Септ.
В серо-голубой, под цвет глаз, водолазке и песочного цвета брюках он походил на дипломата, которого наша ненормальная семья зачем-то похитила из дипкорпуса. Я всегда ощущала себя рядом с ним - нелепой и безобразной.
– Как я тебе? Очень убого?
– я надела на белую рубашку черный камзол и чуть подняла воротник. Выходило нарочито и как-то глупо.
– Манифик, - отвечал Дани, - manque l'insigne de la bande...*