Четвертая стрела
Шрифт:
– От кого бежишь?
– спросила я шепотом.
– Менты, - выдохнул рыжий мальчишка. За спиной у него просматривался лук, на поясе висел колчан - толкиенист или что-то в этом роде.
– Ты что, кому-то жопу прострелил?
– догадалась я.
– Типа того.
Перед дверью послышалась возня, позвонили сперва в соседнюю дверь, потом в нашу.
– Ховайся, купидон, - сказала я, прижала покрепче Герку и пошла открывать.
На пороге стояли два мента.
– К вам никто не заходил?
– Рискнули бы, - я предъявила скромно рычащую Герку, - но какой-то парень мимо пробегал. Вы спросите
Менты извинились и пошли вниз. Я захлопнула дверь:
– Выходи, Робин Гуд.
– Я на кухне. Можно компотика?
– Наглость - второе счастье, - я вышагнула из луноходов и пуховика и босиком пошла на кухню. Герка семенила за мной. Горе-охотник уже присосался к банке с компотом.
– Молодец, напустил слюней, - сказала я, - за что тебя ловят? Ты убийца?
– Я мститель. Черная стрела, - юноша поставил банку на стол и утерся рукавом.
"Псих" - подумала я с удовольствием. Герке он нравился - она терлась о его ноги, как кошка.
– И многих ты погубил, мститель?
– спросила я.
– Несть числа, - с достоинством ответствовал мститель, - Вы спасли меня, прекрасная госпожа.
– Сейчас проверим, - я выглянула из кухонного окошка, - Вот выйдут они из подъезда - тогда, считай, и спасла. Вот, теперь спасла. Давай, выметайся, Черная стрела.
Это была бы хорошая рождественская история, но Рождество давно прошло. Я проводила лучника до двери, на пороге он обернулся ко мне:
– Чем отплатить вам, прекрасная госпожа?
– Прострели жопы следователю Белову и судье Журавец. Справишься?
– Легко, - светло улыбнулся рыжий лучник.
– Я буду ждать. Иди уже давай, - я открыла перед ним дверь.
– Это так не делается, - возразил лучник, - вы должны написать имя на бумаге, перечеркнуть черной стрелой и в полночь бумагу сжечь. Тогда я услышу вас, прекрасная госпожа.
– Так ты маг?
– догадалась я.
– Я мститель, - рыжик приподнял свою смешную шляпу, поклонился мне и побежал вниз по лестнице - лук шлепал его по спине. Уже на лестнице он обернулся и прокричал: - У вас четыре стрелы, прекрасная госпожа!
– Вот чудик, - я закрыла дверь на замок. В коридоре надрывался телефон - длинным междугородним звонком. Я сняла трубку.
– Лиза?
– Дани?
– Прости меня, систер, я струсил, не стал ничего тебе говорить. Про свадьбу.
– Проехали, - я села на пол рядом с телефоном, - Тепло ли тебе, девица? Тепло ли тебе, красная?
– Я получу гражданство и сразу разведусь, - горячо пообещал Дани.
– Разводись, - разрешила я.
– Как там Макс?
– Сидит. Ему корячится то ли трояк, то ли этот... четверик. Это у них там так говорят.
– Ты его видела?
– Мы даже обручились, - похвасталась я.
– Класс, - оценил Дани, - и ты к нему туда ездишь?
– Еще и передачи передаю. Ты не плачь, Данечка, у нас здесь тоже все очень интересно.
– У меня сейчас время закончится. Ты простишь меня?
– Не за что прощать. Закон джунглей. Каждый сам за себя.
– Класс. Я люблю тебя, систер.
– Я тебя - тоже нет.
В полночь я зажгла сувенирную свечу в форме чебурашки. На листочке написала "Марат Мирзоев" - эта сволочь присвоила сегодня уже третью мою премию; "следователь Белов", "судья Журавец"
и "Дани". Прочла на всякий случай подходящее заклинание (из Стивенсона):Четыре я стрелы пущу
И четверым я отомщу
Злодеям гнусным четверым
Старинным недругам моим
Они черны и до конца
Вонзятся в черные сердца
Они без промаха летят
И никого не пощадят
После чего перечеркнула злодеев черными маркерными стрелочками и сожгла листок на свечке, мерзко хихикая. Уши чебурашки плавились, и зверюшка сделалась вислоухой. В ночи пробудился и побежал в своем тренажере хорь - один, как бог, в своем железном круге.
1740 (осень)-1741(весна). С моих слов записано верно
Аксель и Ласло не успели еще улечься, Ласло раскладывал перед сном карты, и раз за разом выпадала смерть.
– Как думаешь, кто еще помрет?
– спрашивал Аксель. Три недели назад преставилась ее величество императрица, и регентом при малолетнем наследнике сделался небезызвестный герцог Курляндский. Трон, который он призван был греть к совершеннолетию наследника, все три недели качался под ним и скрипел. Гвардеец Сумасвод рассказывал об арестах в полку и о нетерпеливой готовности гвардейцев к перевороту - герцога военные ненавидели, во-первых, за то, что он блядина немецкая, во-вторых, за то, что он тюха. Ходили в народе упорнейшие слухи, что герцог собрался жениться на цесаревне Елисавет, что цесаревна согласна и шьет уже подвенечное платье. Куда герцог собирался девать свою герцогиню, не уточнялось.
– Смерть для тарот означает скорые перемены, - пояснил задумчиво Ласло, - Ты по-прежнему ставишь на нумер один?
– Таково мое кредо, - отвечал Аксель, - я уже однажды банк сорвал на нумере один.
В клетке проснулся и запел кенар. В дверь постучали, Ласло открыл - на пороге стоял асессор Хрущов, по уши в снегу.
– Хорошо, что вы вместе живете, - сказал он весело, - Одевайтесь, едем. Прокопов уже сидит у меня в карете.
– К шлюхам?
– спросил догадливый Ласло.
– К шлюхам, - подтвердил Николай Михайлович, - понимаешь, зачем ты нужен?
Ласло догадался, что есть уже информация, кто из звезд арестован и что ему при аресте повредили.
– Я не за печкой уродился, господин асессор, - отвечал он и пошел одеваться.
– Наряжайся, Лешечка, - сказал Ласло Акселю, - и радуйся, кажется, опять ты в дамках. Кто-то арестован, и настолько важный, что мы все вместе отправляемся за ним к шлюхам.
– Ты и я?
– удивился Аксель, - Мы-то зачем? Герцог приравнен к царственным особам, считай он принц крови, он неподсуден, куда к нему третью степень?
– Я все слышу, - из прихожей отозвался звонким голосом Хрущов, - Не упражняйтесь в угадывании. Наш интерсант фельдмаршал фон Мюних, а человек он грубый и суровый. Арестованный сегодня в полной мере познакомится с третьей степенью. Так что не забудь свой сундучок, Аксель.
В карете дремал растрепанный Копчик. Аксель с сундучком уселся рядом, растолкал товарища:
– Что, спишь?
– Дремлю, - отозвался Копчик, - хоть часок еще, да мой. От теплой жены оторвали...
– Ты счастлив? Помнишь, говорили мы про графа Эрнеста. Вот он, весь твой.